Однако ее решение показалось мне более разумным. Во всяком случае, меня оно устраивало. Прийти и говорить вместе было бы тяжелее для обоих.
- Я уеду, - повторила Лена, сламывая с дерева засохшую веточку. - А вас я прошу... Скажите матери, что я все знаю.
До этого она говорила только "мама".
"Ну, совсем хорошо!.."
- Сама я не набралась смелости. Поэтому и прошу вас. Пусть знает, что я знаю. Может быть, она станет терпимее к Вадиму.
Я колебался.
- Но если вам трудно...
- Ничего. Я попытаюсь.
- Спасибо.
- Я провожу вас до автовокзала.
Лена не возразила, и мы опять пошли молча. На площади, откуда отправлялись автобусы, женщины продавали цветы. Я взял несколько белых астр, половину протянул Лене.
- Спасибо. Скажите маме, что у меня все в порядке. И вот еще передайте, пожалуйста.
Это были какие-то бумаги, завернутые в газету.
- Передам.
- Вы найдете дорогу?
- Найду.
- Счастливо. Я позвоню вам.
- Хорошо, - кивнул я, позабыв, что перебрался к Мазину.
К дому Наташи я шел тихой улицей, где старые деревья выстроились рядами вдоль еще более старых, поблекших особняков, когда-то принадлежавших зажиточным владельцам, а потом превращенных в общий городской жилфонд. Фонд этот порядком обветшал и понемногу сносился. На его месте возникали панельные дома, почему-то выходившие на улицу торцом, а не фасадом. В одном из них и жила Наташа. Все было, как положено: овощной магазин в первом этаже и детская площадка во дворе. На площадке здоровые мужики забивали "козла".
В подъезде я справился со списком жильцов и поднялся на пятый этаж. Дверь отворили сразу, не спрашивая.
"Дочку ждала", - подумал я, разглядывая Наташу.
Конечно, я не узнал бы ее, встретив случайно на улице. Но я был достаточно подготовлен к встрече.
- Здравствуй, Наташа.
Полная женщина в фартуке держала, разведя в стороны, руки, покрытые мукой, и с недоумением смотрела на меня. Она-то подготовлена не была.
- Не узнаешь?
Я взглянул на себя ее глазами, увидел грузного немолодого человека с почти белой головой, и стало грустно.
- Коля?..
Сразу полегчало. Раз узнала, значит, в памяти ее я не чужой, значит, и говорить будет легче.
- Он самый.
И я протянул через порог цветы.
- Что ты! Вот чудак. Да ты войди сначала.
Я вошел.
В квартире было, как во многих современных квартирах - полированная мебель, немецкие обои, но и отличалась она чем-то, какой-то заметной добротностью и порядком. Видно было, что многое здесь сделано своими руками. "Мужчина в доме", - вспомнил я. Однако рассматривать подробно было некогда.
- Не ожидала?
- Нет. Как это ты собрался?
- Так уж получилось. Заехал родные места навестить, а тут такое разное...
- Да ты будто оправдываешься. Молодец, что тряхнул стариной. Я тебя с дочкой познакомлю.
Наташа глянула на часы с некоторым беспокойством.
- Сколько сейчас? Ты электричкой?
- Да.
- И она должна. Видно, в магазин забежала.
Вот так, без раскачки, и пришлось говорить.
- Лена не приедет, Наташа.
- Что? Откуда ты знаешь? Ты знаешь Лену?
- Да, у Полины Антоновны познакомились.
Она не обратила внимания на то, что я не назвал Сергея.
- Почему же не приедет?
Собственно, об ответе на этот естественный вопрос мы с Леной договориться не сообразили. И я сказал то, о чем, может быть, следовало сказать чуть позже.
- Там неприятности, Наташа.
- У Лены?
- Не волнуйся. Нет.
А сам волновался и выражал свои мысли не лучшим образом.
- Видишь ли, Сергей умер, Наташа.
Она еще стояла посреди комнаты с цветами. Я сказал и повернулся к окну, чтобы не наблюдать за ней в эту минуту. Но ничего необычного не произошло.
- Как это случилось?
- Сердце. Неожиданно.
- Как жаль! Так рано.
И все. Обычная, в сущности, реакция на неприятное, но не поражающее болью известие. Так она могла отозваться и на мою смерть.
"Все проходит, - подумал я, несколько обиженный за Сергея. - Прав он был в дневнике. Она его не любила. А Лена?.."
Хотелось, как говорится, закрыть тему. Не углубляться. Но Лена просила сказать... И Мазин просил слушать. И куда девался алкоголик Перепахин?
- Для меня это был удар.
- Еще бы. Вы так дружили.
- И Лена переживала.
- Понимаю. Она к нему так относилась... с трепетом.
- Да. Именно так.
Я произнес эти слова со значением, хотя и считал, что отношение Лены к Сергею более противоречиво. Но я хотел оттолкнуться от них.
- И с диссертацией, наверно, усложнится, - добавила Наташа, снова покоробив меня будничностью слов.
- С работой утрясется. После Сергея осталось много материалов. Она сможет их использовать.
- Как использовать? Разве это этично?
Это был вопрос учительницы, человека, который десятилетиями учит не только предмету, но и честности, добру.
- Он был бы рад передать ей все это.
- Ты уверен?
Наконец-то в ее тоне определилось отношение к Сергею. Сомнение в его чувстве.
- Да, я уверен. И Полина Антоновна. И Лена тоже.
- О!.. Сколько вас. Я поставлю цветы.
Наташа вышла с вазой и цветами, чтобы набрать воды. Я ждал. Она вернулась.
- Ты в последнее время редко видела Сергея?
- Очень. Жизнь заматывает. Дела, суета. Да и жили в разных городах, хоть и неподалеку. Но я его помню, хорошо помню. Эта смерть ужасна. Кто бы мог подумать, что в нашей группе он будет один из первых...
Пакет, переданный Леной, я все же держал в руке.
- Что там у тебя? Положи куда-нибудь.
- Это Лена... Передала тебе.
Я не знал, что в пакете, но, судя по форме и размерам, предположил, что там фотография, та самая, что Лена взяла у Полины Антоновны.
- Она еще просила сказать...
Я протянул пакет.
- Что?
Наташа держала пакет, но не спешила развернуть газету.
- Она все знает.
"Ну, вот. Рубикон позади".
- О чем ты?
- О Лене.
- Да погоди с Леной. Сам-то ты как? Где? Что? Кто? Я ведь о тебе не знаю.
Но Рубикон уже был позади.
- Обо мне потом. Я хочу выполнить ее просьбу. Сначала. Это деликатный вопрос, и лучше покончить с ним поскорее. Она просила. А я своим случайным приездом попал в целую историю, втесался не по своей вине в сложные отношения. Но что поделаешь? Семь бед - один ответ.
- О чем тебя просила Лена? Что она знает?
- Присядь, пожалуйста.
- У меня пирог подгорит.
- Ничего. Это важнее. Она знает, Наташа.
- Поясни, что она знает.
Сказано было внешне спокойно, но тревога уже возникла. Я видел это. Нужно было найти подходящие слова, но я не нашел и ляпнул несуразно:
- Она знает, что родилась после того, как ты вышла замуж.
Тут же я осознал, что сморозил чушь, и готов был рассмеяться, чтобы разрядить обстановку, но Наташа поняла суть.
- Ну, что ж... В жизни и так бывает. А сейчас сплошь и рядом.
- Но по-разному можно относиться...
- Она такая моралистка?
- Нет, что ты!
- Но не одобрила?
Наташа усмехнулась с горечью.
- Речь о другом. Она знает, что твой муж не отец ей.
У нее так напряглись руки, сжатые на груди, что мне показалось, сейчас костяшки пальцев прорвут побелевшую кожу.
- Вот оно что...
- Прости. Тебе плохо?
- Куда уж хуже. Если Олег узнает...
- При нем я бы не стал говорить.
- Какая разница! Раз уж стало известно. Не ждала от нее. За что? Ты представить себе не можешь, как это гадко. Плюнуть в душу человеку, который ночи не спал, носил на руках, когда она болела. Откуда это зло?..
- Погоди, Наташа, погоди! Лена совсем не злая. Для нее твой муж подлинный отец. Она говорила. Но есть и другой человек...
- Нет другого человека!
- Да, уже нет. Тем более. Почему бы не знать о нем правду?
- Потому что он подлец.
"Как же он обидел ее! А так любил..."
- Наташа! Я много лет дружил с Сергеем.
- Что из того, что ты дружил с Сергеем?
Мне вопрос показался риторическим.
- Мне трудно представить его подлецом.
Она довольно долго молча смотрела на меня.
- Что ты сказал?
- Наташа, поверь, я все понимаю. Лена не зря мне доверилась.
- Что она тебе сказала?
- Так, как есть. Как было. Ее отцом был Сергей. Зачем нам скрывать правду?
И я снова повернулся к окну. Оттуда доносились звонкие удары игроков в домино.
- Откуда же она все это... узнала?
- Я не расспрашивал. Кажется, началось с даты рождения и сопоставления...
- Чего?
- Со временем твоего отъезда.
"Козлы!" - заорали под окном.
А в комнате зашуршала бумага. Наташа наконец развернула газету.
- Что это?
Я думал, что в пакете фотография, взятая у Полины Антоновны, и не ошибся. Но завернуты были не одна, а две фотографии. Наташа посмотрела обе и повторила вопрос.
- Что это? Откуда?
- Вот эту Лена попросила у Полины Антоновны, а другую... позволь, я посмотрю.
Второй снимок - любительский, старый, пожелтевший - я видел впервые, ему было много лет, но запечатленная картина совсем недавно восстанавливалась в моей памяти, и узнать событие было нетрудно, сфотографированы были похороны Михаила. Наташа стояла чуть в стороне с ребенком на руках.
Я перевернул снимок. На обратной стороне были две надписи. Одна едва просматривалась - дата похорон, нанесенная, видимо, в то время, когда снималось фото. Вторая вполне современная, тонким фломастером. "Похороны М. До рождения Л. - шесть с пол. месяцев".
"Вот и доказательство". Она собиралась говорить с матерью, а тут я попался".
- Взгляни, - сказал я Наташе.
Она прочитала короткие записи, на которые сначала не обратила внимания.
- Понятно. Обличительный документ. Никогда не думала, что такой снимок существует. Кто это снимал?
Я тоже не знал. До того ли тогда было! А вот нашелся кто-то, щелкнул "лейкой", не предполагая наверняка, какую роль придется сыграть этому проявленному и отпечатанному изображению скорбного момента.
- Понятия не имею. Во всяком случае, не я и не Сергей. Оба мы здесь. А какое значение это имеет?
- По делу - никакого. Но интересно все-таки...
И я вдруг понял, что действительно интересно. Случайно попал снимок к Лене или с целью? Кто написал на обороте главное? Не сама же она, раз о ней говорится в третьем лице.
- Может быть, снимок был у Сергея? - предположил я.
- И надпись его? Зачем?
"В самом деле! Зачем Сергею такие доказательства..."
- На его почерк это не похоже.
- А написано точно. И в точку. Мы не раз рассказывали Лене, как познакомились с Олегом, когда меня вызвала больная мама. Кто бы мог подумать, что ей придет в голову сравнивать все эти числа!..
- Что поделаешь. Но стоит ли драматизировать? Главное, отнеситесь спокойно. Жизнь идет. Все образуется. Неплохо, что с жильем легче станет.
- Каким жильем?
Я подумал, что сказал лишнее. Хоть этого-то можно же было избежать! Но, с другой стороны, я приехал слушать. Все. В том числе и по этому поводу. Хотя какой уж теперь повод! Почти все ясно. Если бы не этот дурень Женька, который скорее всего благополучно нашелся и страдает дома с похмелья. А если не нашелся?
- Лену и Вадима согласилась пустить на квартиру Полина Антоновна.
Из кухни аппетитно тянуло поджаривающимся пирогом. Но, боюсь, он мог и пережариться, потому что Наташа все реже оборачивалась к кухонной двери.
- Ничего не знаю.
Я рассказал, по возможности смягчая напористость Вадима. Можно сказать, мне редко случалось иметь такого внимательного слушателя.
- Вот видишь, как дела повернулись. А пирог у тебя не сгорит?
- И эта... тетка Сергея признала Лену родственницей?
Вопрос о пироге она пропустила мимо ушей. Я понимал ее, хотя испытывал уже некоторый аппетит.
- По всей вероятности. Раз согласилась.
Наташа потерла пальцами виски.
- Ты, однако, наговорил мне.
- Зато теперь ты знаешь все.
- Невероятно.
- Посмотри пирог.
- Что? А... Сейчас.
Она вернулась из кухни и задала вопрос, на который я предпочел бы не отвечать.
- Они будут жить там все втроем?
Я вынужден был сказать правду.
- Полина Антоновна собирается в дом престарелых.
- Значит, внучка ее не устраивает?
Наташа спросила спокойно, даже, я бы сказал, иронично, но я счел нужным защитить Полину Антоновну.
- Ты не знаешь этого человека. У нее своеобразный характер.
- И, судя по твоим словам, разумная голова?
- Дай Бог нам с тобой.
- И она не знала, что Лена... не чужой человек Сергею?
- Получается, так. Если он не сказал.
- Он не сказал.
- Ты уверена?
- Да, я уверена.
- Не можешь простить?
- Ах, Коля... Пора пирог вынимать.
Но она не ушла, а подумав, сказала:
- Как же он ее убедил?
- Вадим?
- Да. Зять.
Слово "зять" она сказала так, как другие произносят "негодяй" или "мерзавец".
- Лена говорила, что ты не жалуешь его.
- А ты в восторге?
О своих "восторгах" я распространяться не хотел.
- Нужно считаться с ее отношением.
- Эх, Коля! Тебе этого не понять. Это мое разбитое сердце.
- Ты, прости, рассуждаешь как теща.
- Как мать я рассуждаю. Не хочу, чтобы никчемный человек Ленке всю жизнь испортил.
- Она считает, что он трудно адаптируется...
- К чему? - перебила Наташа, и было видно, что вопрос для нее больной. - К жизни? Да он совсем не адаптируется, потому что жизнь идет сама по себе, а он сам. Ты его видел раз, а я почти столько, сколько он живет на свете. Он еще мальчишкой был у нас свой, они ж выросли вместе, учились вместе. Было время, я лучшего для Ленки не желала...
- Что же случилось?
- Гниль завелась.
- Откуда?
- А откуда все зло берется? Из рюмки.
- Ну, алкоголиком я бы его не назвал. На пути, может быть.
- На пути с односторонним движением. Да, на улицах его пока не подбирали, милиция не задерживала. Язык тоже вроде не заплетается, а без рюмки дня нет. Она для него не выпивка, не праздник, она - горючее, на котором он существует, которое мозги его питает, а на таком поливе что вырасти может?
"Имею право", - вспомнилось мне.
- На таком поливе, Коля, сорняк вырастает, паразит. Современный, конечно, нового типа, с философией. Он, видишь ли, себя личностью мнит, работягу презирает и работу вообще, о свободе и независимости может часами распространяться, а сам кто? Захребетник!
- А Лена...
- Лена, видишь ли, не может допустить, чтобы он погиб по ее вине. А погибать он будет всю ее и свою жизнь.
- Да, на погибающего он пока не похож.
- Потому что погиб уже. И это не игра слов. Вот такие мертвые и кусают живых.
"Зря Лена надеялась, что Наташа смягчится к зятю", - отметил я, но и желания переубеждать ее не нашел. Сказал только:
- В таких случаях компания много значит.
- У него компания? Да он плевал на всех, кроме этого подонка старого... Ты, наверно, помнишь Перепахина?
"Вот тебе и раз! Откуда эта взаимность?"
- Я знаю, что они знакомы. А ты-то его как знаешь?
Тут я вспомнил, что Наташа жила с Женькой по соседству, но ведь это когда было...
- Имею счастье. Между прочим, не от него ли ветер дует? Не понравилась мне эта квартирная история. Очень на Вадима похожа. Нетрудовую пользу извлекать. А ну-ка взгляну я еще раз на эту фотографию. Честное слово, на его почерк смахивает. Неужели он воду замутил?