Он брал богатые дома и банковские хранилища. Он разгадывал сложные многосоставные комбинации шифров. Он пауком пробирался среди пронизывающих коридоры лазерных лучей. И вот пожалуйста — он берет секонд-хенд… И для чего? Чтобы добыть ботинки взамен непоправимо изуродованных и ещё какие-то шмотки.
Что жизнь — театр абсурда, его не нужно было убеждать лишний раз. Они приехали с Миленой в Екатеринослав, потому что из всех крупных городов Восточной Европы он слыл самым сонным, закоснелым и зачуханным. Анус мунди. И в этой дыре Милену схватили на вторые сутки, схватили по-глупому: зашла в туалет, увидела там вкусную добычу — а поблизости оказалась баба из местной ночной спецуры, а Игоря — наоборот, не оказалось… как будто он не знал, что за три дня до полнолуния её даже поссать одну нельзя отпускать, так её начинает крючить…
Нет, хватит… иначе мысль снова забегает по привычному и обрыдлому кругу: «а вот если бы я сделал то-то…» Сосредоточимся на настоящем, — Игорь пошевелил пальцами босых ног. На ботинках.
Ботинки было жаль — удобные, привычные, они служили ему верой и правдой. Вряд ли тут можно найти что-то подобное.
Эту мысль Игорь поймал за хвостик — надо же, ещё утром собирался красиво помереть, а теперь оплакивает свои верные ботинки! Это, наверное, что-то вроде душевного наркоза — когда действительно глубокие переживания замораживаются, уходят в темный угол, а всякая ерунда помогает перекантоваться. И ещё этому террористу надо что-нибудь найти. Чёртов автоматчик словно встряхнул его за шкирку — жить опять захотелось, сразу и резко.
Вопрос только в том, как жить. Игорь чувствовал приближение Жажды. Раненый террорист был агнцем, в нем ярко пылал белый факел, и от запаха его свежей, чистой крови сносило крышу. Перевязывая его утром, Игорь едва удержался, чтобы не облизать пальцы. Но удержался. Знал, что если сделает это — сорвется. Придется найти кого-нибудь и сожрать, напиться крови до отвращения, чтобы заглушить желание, с которым не справятся ни курево, ни водка…
Он выбрал себе ковбойские полусапоги и бандану, а террористу — непритязательную черную футболку, чёрный свитер и черную же слегка потертую куртку. Сложил все это в пакет, взятый тут же, положил на весы, сверился с ценником, оставил на прилавке купюры. Ведь позору не оберешься, если схватят: Трюкач обокрал секонд-хенд.
Теперь — аптечный ларек-автомат. Комплект автомобильной аптечки, асептические бинты, обезболивающее. Была бы карта рецепта, можно было бы взять что-то и помощнее. Но будем надеяться, что этого хватит — рана чистая, пуля прошла навылет, а остальное решит сила воли и везение.
И — в круглосуточный маркет. Жратвы, воды, бутылку водки, и темные очки.
Откуда они выковыряли это слово «Сельпо»? Оно уходило корнями в седую довоенную древность. Старейшая на Украине сеть магазинов. Игорь присмотрелся: в том же помещении за стойкой «Жуй-пей» клевала носом над планшеткой какая-то девица в форменном фартучке и наколке «а-ля шин». А что, побалуем террориста горяченьким? Игорь вывел девицу из грез и купил коробочку острой рисовой лапши с куриными крылышками-гриль.
Что террористу не до горяченького — он понял уже на подъезде к «Тормозку». На варка засаду из людей устраивать бесполезно — охотничьим возбуждением пополам со страхом несло за километр… и когда он проезжал — мимо, конечно же, мимо! — ворот, спокойно, не меняя скорости — просто трезво прикинув, что эта машина не засвечена, — по нервам хлестнула волна чужой боли и чужого напряжения, рабочего, когда выкладываешься по полной. Форсированный допрос, тут и гадать нечего. Когда от спиртного не пьянеешь, а наркотики не вызывают никакой реакции, единственной выпивкой остаются эмоции. И чем они острее, сильнее, интенсивней, тем больше они тонизируют. Но этот коктейль вы мне зря смешали, ребята…
Он проехал дальше, оставил машину на обочине, погасил огни. Обмотал голову банданой, чтобы не светить в темноте своими белыми волосами. И пошел, почти не скрываясь. Новые сапоги оказались удобными, а главное — бесшумными. Впрочем, водитель патрульной машины и так ничего бы не заметил. Он и не заметил. И уже больше ничего не заметит. Игорь скользнул внутрь, прикрыл дверцу. Водитель, получив удар в висок, свесился на руль. Игорь взял его за короткий ёжик волос, откинул голову назад. Это был мужик лет тридцати, так себе огонек, чадящий. Жив. Это хорошо. Игорь терпеть не мог потреблять умирающих. Он разорвал ему горло одним движением пальца и стал пить. Одного — мало, этот пойдет на восстановление сил после травмы. Ну ничего, их там ещё пяток.
Снова отдалась под черепом кругами расходящаяся боль. Кто это тут обижает нашего зубастого ягненочка? Сейчас не менее зубастый дядя волк всем вам покажет.
И — откуда-то из самого нутра пришло, ужаснув на миг самого Игоря: «Это МОЯ добыча…»
Нет. Нет. Конечно же, нет. Он не собирался потреблять этого парня. Ещё тогда, бросая голову Милены в Днепр, он решил, что поможет террористу выжить и бежать — не в благодарность за спасение жизни, которая давно стала никчемной и мерзкой, и даже не ради тех секунд, которые дала ему очередь террориста, чтобы избавить Милену от мук — а потому что любой, кто так артистически вставляет системе шпилю в зад, вправе рассчитывать на его, Игоря Искренникова, горячую поддержку. По меньшей мере — на ближайшие сутки. И ещё потому, что в парне угадывался собрат по ремеслу: как чистенько и непринужденно он на скорости поставил свою «селянку» на два колеса, объезжая преграду по узенькой дорожке! Какой показал «полицейский разворот»!
Он вытащил моторовца из машины и отволок в кусты. Ах, хороший город Екатеринослав. Зелёный город. Сэр, вас когда-нибудь раздевал мужчина?
Времени было мало. На детали тратить некогда. Ковбойские сапожки не очень идут к моторовской куртке и шлему, но вряд ли кто успеет приглядеться. Теперь нам нужен ещё один комплект — потому что раздевать кого-то на месте будет некогда, успеть бы одеть террориста.
Он нюхал ночь, смотрел ночь, слушал ночь, вбирал её в себя всеми порами, чтобы не ошибиться — а вдруг им придали старшего из «Омеги»? Это было бы… некстати. Нет, нет, в наряде одни люди… А значит, это — часть «Перехвата», они просто прочесывали все мотели подряд, и решили — правильно! — брать террориста, пока он один. А ещё они решили — и неправильно! — что Игорь не вернется, а значит можно обойтись без подкрепления.
Это нам обидно. Или подкрепление уже вызвали и дожидаются?
А там, наверху, напряжение потихоньку, по шажку в секунду сменялось яростью…
Еще один стоял возле въезда в гараж. Внаглую курил на посту, перебивая сигаретой вкус и запах рабочего допинга — страшная все-таки гадость, Игорь когда-то попробовал и бросил, ему самому хватало адреналина. Моторовцу все было ясно: один объект сбежал и теперь не их забота, второго взяли, сейчас обколют, допросят — и можно ехать домой. Но домой он так и не попал, а попал в кусты. Это был разросшийся шиповник, романтичнейшее место. Второй моторовец оказался таким же, как его дешевая сигарета, — тлел, чадил, и сыпал пеплом. Но Игоря наконец отпустило чувство сосущего голода. Он был теперь в полной боевой форме. А моторовец — не в полной. Куртка и брюки были у Игоря подмышкой, один пистолет — в руке, второй — в кобуре. А теперь — вперед.
Легко и спокойно, прекрасно чувствуя и медиков, дымящих с водителем у машины над ещё одним моторовцем, который уже никуда не торопился, и тех четверых в комнате, и ещё четверых, прочесывающих окрестности — и молящихся всем богам, чтобы никого не найти! — он взбежал по той самой лестнице, по которой утром еле-еле с помощью террориста всполз на четвереньках. То, что хлестало из сорванной с петель двери, забирало покрепче, чем экстази. Человек услышал бы только однообразный рык: «Где второй? Где второй, сука, я спрашиваю?» — да глухие стоны в ответ. Игорь слышал симфонию. Патетическую, бля. Ярость, теперь уже только ярость без всякой примеси целеполагания, самодостаточная, сочная, ощущаемая всей поверхностью нёба, боль, страх, ошеломление. Он шагнул в дверной проем (или, точнее, пролом), переступил через раздолбанную в щепки кровать и застал следующую мизансцену. Террорист бессильно корчился на полу лицом кверху, руки под туловищем, явно зафиксированы. Моторовец с нашивками сержанта каблуком давил ему на грудь, как раз в области раны. Двое рядовых стояли соляными столбами и явно не знали, что делать: экстренный допрос свернул куда-то не туда, но они ещё не поняли, что их командир остервенел всерьёз, а не пугает пленного истерикой. Ну композиция… Микеланджело по вам плакал.
Сержант повторил поднадоевший Игорю вопрос.
— Возражаю, — сказал Искренников спокойно. — Я не второй, я первый.
Это было уже слишком, но удержаться он не смог. Конечно, лучше всего было прикончить их так, чтобы они даже не поняли, что с ними случилось, но слишком сильно пахло болью в этой комнате. Ну ладно, я варк. Но вы-то почему?..
Первую изумленно раскрытую пасть он закрыл ударом снизу, с носка. Шея хрустнула, как пластиковый стаканчик. Сержант успел поднять автомат — Игорь вывернул ему руку и, ломая его пальцы о предохранительную скобу, швырнул обезоруженного палача на его помощника. Игорь не хотел стрелять. Пока.
Раненого и избитого террориста хватило на то, чтобы откатиться под батарею и не путаться под ногами.
Чутье играло свои шутки — Игорь знал, что кровь у всех пахнет совершенно одинаково. Но для варков на чисто физический запах крови накладывается ещё что-то, насквозь нематериальное. И даже сейчас, на подъеме, который раньше он назвал бы адреналиновым, он чуял целый букет: грубый, отдающий чем-то тяжелым и маслянистым запах моторовцев перебивался чистым ароматом. Как будто на унылой закопченной стене котельной кто-то нарисовал яркий белый завиток кельтского узора.
Игорь пнул ещё трепыхавшегося сержанта в угол, где тот и затих, и приподнял террориста. Тот дёрнулся было, но Игорь почти пропел:
— Спокойно… Сейчас снимем с тебя эти наручники… — разбираться с сержантской карточкой и кодом не было никакого времени, террорист это понял в своём тумане, выгнулся, натягивая короткую цепь. Игорь прижал её к полу стволом, выстрелил. Боевик дёрнулся и очень некстати обвис. — Эй, не расслабляться! Прошу футболочку… — попутно он всунул руку раненого в рукав, тот только зубами скрипнул. — Теперь курточку… та-ак… Шлемчик… А теперь встаём…
— Оружие… — выдавил тот.
— Сейчас-сейчас… — Игорь вытянул из-под кровати сумку, из которой торчал тубус, за рукоять кинул туда нож — тонкое лезвие леденяще посверкивало серебром; подобрал тяжелый револьвер, «Питон-357», сунул его террористу за пояс. — Мы сильно нашумели?
Раненый посмотрел на него совершенно безумными глазами. Игорь вслушался в ночь — ага, бегут сюда. Все бегут сюда. Ах, ну да — ларингофоны…
— Понял. Готовься. Сейчас пошумим ещё сильнее. Знаешь что, приляг ещё раз.
Он поднял с пола сержанта, надкусил артерию и, набрав полный рот крови, вышвырнул тело в окно, снося стекла и жалюзи. Швырнул туда же сумку с оружием. Потом склонился над террористом и выплюнул всю кровь ему в лицо. Хватанул ещё из натекшей лужицы и влепил себе по физиономии. Поднял автомат и стриганул очередью по стенам, истошно вопя. И, наконец, повалился на колени рядом с террористом, весь залитый чужой кровью. Поднял его на руки и, пошатываясь, спустился по лестнице. Сел на пол в гараже, прижав террориста к себе. Оба были так уделаны — родная мама не узнает, не то что сослуживцы.
Четверо моторовцев прогрохотали мимо них башмаками, последний задержался, чтобы спросить:
— Кто это был? Старший?
Игорь закивал, сипя и показывая на горло — мол, не могу говорить.
— В машину оба! Помочь?
Игорь так же энергично замотал головой, поднялся, вздёрнул на ноги террориста. Тот не мог перебирать ногами, и Игорь, подсев, взвалил его на плечо.
Белый кельтский узор потёк вьюжными завитками по асфальту. В воздухе пахло грядущим дождём, небо затрещало разрывом молнии. Это будет хорошо, если начнется ливень, это будет замечательно — снитчам в грозу много хуже, чем людям. Если повезет, можно и оторваться.
— Что там? — двое медиков подбежали, выхватили у него тело, уложили в машину, принялись резать одежду… Игорь уже подскочил с тяжелой сумкой, на ходу захлопнул двери минивэна, кинул сумку в кабину водителя и вскочил на свободное место сам. Машина стояла «под парами» и рванула с места так, что дверь за Игорем захлопнулась сама.
Выехав из паркинга с сиреной на всей скорости, которую можно было развить, лавируя между траками, машина свернула налево — то есть в сторону, противоположную требуемой. Игорь ничего не сказал — навстречу пронеслась кавалькада полицейских машин. Ага, эти, в доме, вызвали подкрепление. И появление варковского спецподразделения — вопрос ближайших десяти минут.
— Поворачивай, — сказал Игорь.
— Что? — не понял водитель.
Игорь ударил его в ухо, перехватил руль, поверх ноги водилы надавил на тормоз. Развернул машину, убрал сирены и мигалки, и, едучи по встречной полосе, спихнул бесчувственного в кювет. Счет пошел на минуты и секунды, если не удастся оторваться сейчас — не удастся вообще. Игорь отключил и фары, и габаритные огни — и медицинский вэн черным призраком на полной скорости понесся по разделительной полосе. Дождь лупил уже вовсю.
Удача на серых крыльях летела над угнанным вэном — не попалось ни одной машины навстречу и никто в заполошном «Тормозке» не обратил ещё внимания на дорогу, да и не было её видно из-за дождевой завесы. Игорь остановил машину возле темного «фолькса», выбрался из-за руля, открыл двери фургона. Медики выглядели бледнее, чем распростертый на носилках террорист, держащий их под прицелом. Он был уже перевязан — молодец парень, едва пришел в себя — и тут же сориентировался.
— В-вы… — только и смог выговорить один из медиков.
— Я, — сказал Игорь и дал ему в челюсть. Потом взял второго за лицо и аккуратно приложил затылком о стену. Он был сыт и не хотел убивать. — Идти можешь?
— Да, — ответил террорист.
Они перебрались в «фолькс». Игорь — за руль, стрелок — на заднее сиденье. Сумку с оружием Игорь бросил ему под ноги. Впереди лежало широкое и прямое восьмирядное шоссе, и Игорь утопил педаль газа (забавно: вот уже больше сотни лет не используем бензин — а все говорим «педаль газа») до упора.
— Они успели тебя проколоть?
— Нет. Крути баранку, я сам, — террорист зашелестел пакетами. — А эт-то что?
— Рисовая лапша. Но тебе сейчас не до нее, верно?
— Факт, — истребитель ведьм нашел наконец пакет с лекарствами. — Жми на всю до указателя «Солёное». И поверни по указателю.
— Бу сде. А куда мы, собственно, едем?
— На запад, — коротко ответил террорист.
— Парень, если ты будешь таким же откровенным, мы очень скоро окажемся не просто на западе, а на Заокраинном Западе. Куда мне ехать, если ты вырубишься? Куда мне поспеть к рассвету?
Террорист издал нечто среднее между вздохом и стоном, разрывая зубами пакет с обезболивающим.
— Делаем крюк… через Солёное, Новопокровку, Привольное и Елизарово. Выезжаем на Криворожское Шоссе и сворачиваем на Щорск. Дальше: Вольногорск — Александрия — Знаменка. В Знаменке бросим машину и сядем на поезд Харьков-Краков. Если будем живы.
— А ты здорово знаешь местность.
— Я здесь родился. Указатель на Солёное не проморгай.
— А как это будет по-украински?
— Солоне.
— Карта есть?
— В сумке с оружием.
Они покинули город и ушли из-под грозовой тучи. К этому часу, подумал Игорь, Милену бы уже сожгли.
Указатель на Солёное он не проморгал — но, проехав километров десять по этому проселку, остановил машину и залез в сумку. Карту он по подсказке террориста нашел в боковом кармане. Простую, бумажную. Отлично — считывателя у него при себе как раз не было.
Так… Крюк через Солёное, Новопокровку, Привольное и Елизарово… Хар-роший крюк. На этом крюке они вполне могут нас потерять — тем более что я ни на какой запад не собирался, и они это наверняка знают… На западной Украине варку-нелегалу гроб. А впрочем, мне и так и этак гроб.
— Послушай, миро ило, а как ты собираешься брать билеты на поезд, если мой аусвайс засвечен?
Сказать по правде, унипаспорта у него и не было. Выбросил ещё прошлой ночью, перед тем как затащить мотоцикл на крышу.
— У меня есть запасной. Чистый. Для… друга. Без лица. В Александрии найдем автомат и шлепнем твою личность в карту. Станционный чекер её съест, а больше нам ничего и не надо.