- Идет,- сказал я, и все чувство внутреннего покоя мигом исчезло и опять сменилось пустым холодком риска.- Кто начинает?
- Раскрывайте вы.
Мы потрясли тяжелые серебряные монеты по пяти песет в сложенных ладонях. Потом каждый оставил свою монету лежать на левой ладони, прикрывая ее правой.
- Что у вас? - спросил он.
Я открыл профиль Альфонса XIII в младенчестве
- Король,- сказал я.
- Берите все эти бумажонки и, сделайте одолжение, закажите еще выпить.- Он опорожнил свой бумажник.- Не купите ли у меня хорошую двустволку?
- Нет,- сказал я.- Но, послушайте, Луис, если вам нужны деньги...
Я протянул ему туго сложенную пачку толстых глянцевито-зеленых тысячных банкнот.
- Не дурите, Энрике,- сказал он.- Мы ведь поспорили, не так ли?
- Разумеется. Но мы достаточно знаем друг друга.
- Видимо, недостаточно.
- Ладно,- сказал я.- Ваше дело. А что будем пить?
- Как вы насчет джина с хинной? Очень славный напиток. Мы выпили джина с хинной, и хотя мне было ужасно неприятно, что я его обыграл, я все же был очень рад, что выиграл эти деньги; и джин с хинной казались мне вкусными как никогда. К чему лгать о таких вещах и притворяться, что не радуешься выигрышу, но этот Луис Дельгадо был классный игрок.
- Не думаю, чтобы игра по средствам могла доставлять людям удовольствие. Как по-вашему, Энрике?
Не знаю. Никогда не играл по средствам
Будет выдумывать. Ведь у вас куча денег.
Если бы,- сказал я. - Но их нет.
- О, у каждого могут быть деньги,- сказал он.- Стоит только что-нибудь продать, вот вам и деньги.
- Но мне и продавать нечего. В том-то и дело.
- Выдумаете тоже. Я еще не встречал такого американца" Вы все богачи.
По-своему он был прав. В те дни других американцев он не встретил бы ни в "Ритце", ни у Чикоте. А теперь, оказавшись у Чикоте, ън мог встретить таких американцев, каких раньше никогда не встречал, не считая меня, но я был исключением. И много бы я дал, чтобы не видеть его здесь.
Ну, а если уж он пошел на такое полнейшее идиотство, так пусть пеняет на себя. И все-таки, поглядывая на его столик и вспоминая прошлое, я жалел его, и мне было очень неприятно, что я дал официанту телефон отдела контрразведки Управления безопасности. Конечно, он узнал бы этот телефон, позвонив в справочное. Но я указал ему кратчайший путь для того, чтобы задержать Дельгадо, и сделал это в приступе объективной справедливости и невмешательства и нечистого желания поглядеть, как поведет себя человек в момент острого эмоционального конфликта,- словом, под влиянием того свойства, которое делает писателей такими привлекательными друзьями.
Подошел официант
- Как же вы думаете? - спросил он.
- Я никогда не донес бы на него сам,- сказал я, стремясь оправдать перед самим собой то, что я сделал.- Но я иностранец, а это ваша война, и вам решать.
- Но вы-то с нами!
- Всецело и навсегда. Но это не означает, что я могу доносить на старых друзей.
- Ну, а я?
- Это совсем другое дело.
Я понимал, что все это так, и ничего другого не оставалось сказать ему, но я предпочел бы ничего об этом не слышать.
Моя любознательность насчет того, как ведут себя люди в подобных случаях, была давно и прискорбно удовлетворена. Я повернулся к Джону и не смотрел на стол, за которым сидел Луис Дельгадо. Я знал, что он более года был летчиком у фашистов, а здесь он оказался в форме республиканской армии, в компании трех молодых республиканских летчиков последнего набора, проходившего обучение во Франции.
Никто из этих юнцов не мог знать его, и он, может быть, явился сюда, чтобы угнать самолет или еще как-нибудь навредить. Но зачем бы его сюда ни принесло, глупо было ему показываться у Чикоте.
- Как себя чувствуете, Джон? - спросил я.
- Чувствую хорошо,- сказал он.- Хороший напиток, о'кей. От него я немножко пьян. Но это хорошо от шума в голове.
Подошел официант. Он был очень взволнован.
- Я сообщил о нем,- сказал он.
- Ну что ж,- сказал я.- Значит, теперь для вас все ясно.
- Да,- сказал он с достоинством.- Я на него донес. Они уже выехали арестовать его.
- Пойдем,- сказал я Джону.- Тут будет неспокойно.
- Тогда лучше уйти,- сказал Джон.- Всегда и всюду беспокойно, хоть и стараешься уйти. Сколько я должен?
- Так вы не останетесь? - спросил официант
- Нет.
- Но вы же дали мне номер телефона...
- Ну что ж. Побудешь в вашем городе, узнаешь кучу всяких телефонов.
- Но ведь это был мой долг.
- Конечно. А то как же. Долг - великое дело.
- А теперь?
- Теперь вы этим гордитесь, не правда ли? Может быть, и еще будете гордиться. Может быть, вам это понравится.
- Вы забыли сверток,- сказал официант. Он подал мне мясо, завернутое в бумагу от бандеролей журнала "Шпора", кипы которого громоздились на горы других журналов в одной из комнат посольства.
- Я вас понимаю,- сказал я официанту.- Хорошо понимаю.
- Он был нашим давним клиентом, и хорошим клиентом. И я еще ни разу ни на кого не доносил. Я донес не ради удовольствия.
- И я бы на вашем месте не старался быть ни циничным, ни грубым. Скажите ему, что донес я. Он, должно быть, и так ненавидит меня, как политического противника. Ему было бы тяжело узнать, что это сделали вы.
- Нет. Каждый должен отвечать за себя. Но вы-то понимаете?
- Да,- сказал я. Потом солгал: - Понимаю и одобряю.
На войне очень часто приходится лгать, и, если солгать необходимо, надо это делать быстро и как можно лучше.
Мы пожали друг другу руки, и я вышел вместе с Джоном. Я оглянулся на столик Дельгадо. Перед ним стояли джин с хинной, и все за столом смеялись его словам. У него было очень веселое смуглое лицо и глаза стрелка, и мне интересно было, за кого он себя выдавал.
Все-таки глупо было показываться у Чикоте. Но это было как раз то, чем он мог похвастать, возвратись к своим.
Когда мы вышли и свернули вверх по улице, к подъезду Чикоте подъехала большая машина, и из нее выскочили восемь человек. Шестеро с автоматами стали по обеим сторонам двери. Двое в штатском вошли в бар. Один из приехавших спросил у нас документы, и, когда я сказал: "Иностранцы",- он сказал, что все в порядке и чтобы мы проходили дальше.
Выше по Гран-Виа под ногами было много свежеразбитого стекла на тротуарах и много щебня из свежих пробоин. В воздухе еще не рассеялся дым, а на улице пахло взрывчаткой и дробленым гранитом.
- Вы где будете обедать? - спросил Джон.
- У меня есть мясо на всех, а приготовить можно у меня в номере.
- Я поджарю,- сказал Джон.- Я хороший повар. Помню, раз я готовил на корабле...
- Боюсь, оно очень жесткое,- сказал я.- Только что закололи.
- Ничего,- сказал Джон.- На войне не бывает жесткого мяса.
В темноте мимо нас сновало много народу, спешившего домой из кинотеатров, где они пережидали обстрел.
- Почему этот фашист пришел в бар, где его знают?
- С ума сошел, должно быть.
- Война это делает,- сказал Джон.- Слишком много сумасшедших.
- Джон,- сказал я,- вы как раз попали в точку. Придя в отель, мы прошли мимо мешков с песком, наваленных перед конторкой портье, и я спросил ключ, но портье сказал, что у меня в номере два товарища принимают ванну. Ключ он отдал им.
- Поднимайтесь наверх. Джон,- сказал я.- Мне еще надо позвонить по телефону.
Я прошел в будку и набрал тот же номер, что давал официанту.
- Хэлло, Пепе.
В трубке прозвучал сдержанный голос:
- Олла. Аuе tal (как дела? (исп.).) Энрике?
- Слушайте, Пепе, задержали вы у Чикоте такого Луиса Дельгадо?
- Si, hombre. Si. Sin novedad (Да, дружище. Да. Ничего нового (исп.).). Без осложнений.
- Знает он что-нибудь об официанте?
- No, hombre, no(нет, дружище, нет (исп.)).
- Тогда и не говорите о нем. Скажите, что сообщил я, понимаете? Ни слова об официанте.
- А почему? Не все ли равно. Он шпион. Его расстреляют Вопрос ясный.
- Я знаю,- сказал я.- Но для меня не все равно.
- Как хотите, hombre. Как хотите. Когда увидимся?
- Заходите завтра. Выдали мяса.
- А перед мясом виски. Ладно, hombre, ладно.
- Salud, Пепе, спасибо.
- Salud, Энрике, не за что.
Странный это был, тусклый голос, и я никак не мог привыкнуть к нему, но теперь, поднимаясь в номер, я чувствовал, что мне полегчало.
Все мы, старые клиенты Чикоте, относились к бару по-особому. Должно быть, поэтому Луис Дельгадо и решился на такую глупость. Мог бы обделывать свои дела где-нибудь в другом месте. Но, попав в Мадрид, он не мог туда не зайти. По словам официанта, он был хороший клиент, и мы когда-то дружили. Если в жизни можно оказать хоть маленькую услугу, не надо уклоняться от этого. Так что я доволен был, что позвонил своему другу Пепе в Сегуридад, потому что Луис Дельгадо был старым клиентом Чикоте и я не хотел, чтобы перед смертью он разочаровался в официантах своего бара.