(В последние два-три года пребывания в лицее) …все переменилось, и в свободное время мы ходили не только к Тепперу и в другие почтенные дома, но и в кондитерскую Амбиеля, а также по гусарам, сперва в одни праздники и по билетам, а потом и в будни, без всякого уже спроса, даже без ведома наших приставников, возвращаясь иногда в глубокую ночь. Думаю, что иные пропадали даже и на целую ночь, хотя со мною лично этого не случалось. Маленький тринкгельд швейцару мирил все дело, потому что гувернеры и дядьки все давно уже спали... Кружок, в котором Пушкин проводил свои досуги, состоял из офицеров лейб-гусарского полка. Вечером, после классных часов, когда прочие бывали или у директора, или в других семейных домах, Пушкин, ненавидевший всякое стеснение, пировал с этими господами нараспашку. Любимым его собеседником был гусар Каверин, один из самых лихих повес в полку.
Гр. М. А. Корф. Записка. – Я. К. Грот, с. 240–247.
И в гусарском полку Пушкин не только «пировал нараспашку», но сблизился и с Чаадаевым, который вовсе не был гулякою; не знаю, что бывало прежде, но со времени переезда семейства Карамзина в Царское Село, он бывал у них ежедневно по вечерам; а дружба его с Ив. Пущиным?
Кн. П. А. Вяземский. Примечания к Записке М. А. Корфа. – Кн. П. П. Вяземский. Соч., с. 490.
Вне лицея Пушкин был знаком с некоторыми отчаянными гусарами, жившими в то время в Царском Селе (Каверин, Молоствов, Саломирский, Сабуров и др.). Вместе с ними, тайком от своего начальства, он любил приносить жертвы Бахусу и Венере, волочась за хорошенькими актрисами графа Толстого и за субретками приезжавших туда на лето семейств; причем проявлялись в нем вся пылкость и сладострастие африканской породы.
С. Д. Комовский. Записка о Пушкине. – Я. К. Грот, с. 220.
Во время пребывания Чаадаева с лейб-гусарским полком в Царском Селе между офицерами-полка и воспитанниками царскосельского лицея образовались непрестанные, ежедневные и очень веселые отношения. То было, как известно, золотое время лицея... Воспитанники поминутно пропадали в садах державного жилища, промежду его живыми зеркальными водами, в тенистых вековых аллеях, иногда даже в переходах и различных помещениях самого царского дворца... Шумные скитания щеголеватой, утонченной, богатой самыми драгоценными надеждами молодежи очень скоро возбудили внимательное, бодрствующее чутье Чаадаева и еще скорее сделались целью его верного, меткого, исполненного симпатического благоволения охарактеризования. Юных, разгульных любомудрцов он сейчас же прозвал «философами-перипатетиками». Прозвание было принято воспитанниками с большим удовольствием, но ни один из них не сблизился столько с его творцом, сколько Пушкин.
М. И. Жихарев. П. Я. Чаадаев. Из воспоминаний современников. – Вестн. Европы, 1871, № 7, с. 192.
В свободное время Пушкин любил навещать Н. М. Карамзина, проводившего ежегодно летнее время в Царском Селе. Карамзин читал ему рукописный труд свой и делился с ним досугом и суждениями. От Карамзина Пушкин забегал в кружок лейб-гусарских офицеров и возвращался к лицейским друзьям с запасом новых впечатлений.
Л. С. Пушкин. Биограф. изв. об А. С. Пушкине. – Л. Н. Майков, с. 5.
Если верить дошедшему до нас, позднейших лицеистов, преданию, Пушкин не был любим большинством своих товарищей: причиною тому был несколько задорный характер его и остроумие, которое иногда разыгрывалось насчет других.
Я. К. Грот, с. 13.
В лицее Пушкин решительно ничему не учился, но как и тогда уже блистал своим дивным талантом и, сверх того, начальников пугали его злой язык и едкие эпиграммы, то на его эпикурейскую жизнь смотрели сквозь пальцы. Между товарищами, кроме тех, которые, писав сами стихи, искали его одобрения и протекции, – он не пользовался особенно приязнью. Вспыльчивый до бешенства, вечно рассеянный, вечно погруженный в поэтические свои мечтания, с необузданными африканскими страстями, избалованный с детства похвалою и льстецами, Пушкин ни на школьной скамье, ни после, в свете, не имел ничего любезного и привлекательного в своем обращении. Беседы, ровной, систематической, сколько-нибудь связной, – у него совсем не было, как не было и дара слова, были только вспышки: резкая острота, злая насмешка, какая-нибудь внезапная поэтическая мысль, но все это лишь урывками, иногда, в добрую минуту; большею же частью или тривиальные общие места или рассеянное молчание. В лицее он превосходил всех в чувственности.
Гр. М. А. Корф. Записка. – Я. К. Грот, с. 249.
Был он вспыльчив, легко раздражен – это правда: но со всем тем, он, напротив, в общем обращении своем, когда самолюбие его не было задето, был особенно любезен и привлекателен, что и доказывается многочисленными приятелями его. Беседы систематической, может быть, и не было, но все прочее, сказанное о разговоре его, – несправедливо или преувеличено. Во всяком случае не было тривиальных общих мест; ум его вообще был здравый и светлый.
Кн. П. А. Вяземский. Примечания к Записке М. А. Корфа. – Кн. П. П. Вяземский. Соч., с. 491.
У дворцовой гауптвахты, перед вечерней зарей, обыкновенно играла полковая музыка. Это привлекало гулявших в саду, разумеется, и нас L’inévitable Lycèe, как называли иные нашу шумную, движущуюся толпу. Иногда мы проходили к музыке дворцовым коридором, в который, между другими помещениями, был выход и из комнат, занимаемых фрейлинами императрицы Елизаветы Алексеевны. Этих фрейлин было тогда три: Плюскова, Валуева и княжна Волконская. У фрейлины Валуевой была премиленькая горничная Наташа. Случалось, встречаясь с нею в темных переходах коридора, и полюбезничать: она многих из нас знала, да и кто же не знал лицея, который мозолил глаза всем в саду? Однажды идем мы, растянувшись по этому коридору маленькими группами. Пушкин на беду был один, слышит в темноте шорох платья, воображает, что непременно Наташа, бросается поцеловать ее самым невинным образом. Как нарочно, в эту минуту отворяется дверь из комнаты и освещает сцену, перед ним сама княжна Волконская – Пушкин тотчас рассказал мне про это, присоединясь к нам, стоявшим у оркестра. Он хотел написать княжне извинительное письмо. Между тем она успела пожаловаться брату своему П. М. Волконскому, а тот – государю. Государь на другой день приходит к Энгельгардту. «Что ж это будет? – говорит царь. – Твои воспитанники не только снимают через забор мои наливные яблоки, бьют сторожей садовника, но теперь уже не дают проходу фрейлинам жены моей». (Энгельгардту удалось уладить дело.)
И. И. Пущин. Записки. – Л. Н. Майков, с. 63.
Один раз под вечер, когда все кошки делаются серыми, Пушкин, бегая по какому-то коридору, наткнулся на какую-то женщину, к которой пристал с неосмотрительными речами и даже, сообщают злоязычники, с необдуманными прикосновениями. Женщина подняла крик и ускользнула, однако же успела рассмотреть и узнать виноватого. Она была немолода, некрасива и настолько знатна, что слух об этом маленьком происшествии дошел до ушей самого государя. Государь приказал немедленно Пушкина высечь. Энгельгардт этого приказания не исполнил. Известно, что при Александре I можно было иногда повелений такого рода не выполнять, а потом за ослушание получать благодарность. Слух же про скандальчик разнесся по Царскому Селу, раздражительный поэт почтил пожилую девушку следующим французским четверостишием:
М. И. Жихарев. П. Я. Чаадаев. Из воспоминаний современников. – Вестн. Европы, 1871, № 7, с. 192.
Одною из главных причин ускоренного выпуска лицеистов первого курса был известный эпизод встречи Пушкина, в дворцовом коридоре, с княжною Волконскою, которую он принял за горничную… Узнав об этой шалости, государь прогневался и заметил Энгельгардту, что лицеисты чересчур много себе позволяют и что надо скорей их выпустить.
Ф. Ф. Матюшкин (лицейский товарищ Пушкина) по записи Я. К. Грота. – Я. К. Грот, с. 283.
Нас посещают питомцы лицея: поэт Пушкин, Ломоносов и смешат своим добрым простосердечием. Пушкин остроумен.
Н. М. Карамзин – кн. П. А. Вяземскому, 2 июня 1816 г. из Царского Села. – A. С. Пушкин, сборник П. И. Бартенева, т. II, с. 8.
С июня 1816 г. для желающих поступить в военную службу введены были военные науки. Пушкин также мечтал о военной службе и намеревался поступить в лейб-гусарский полк, в котором было много его приятелей.
B. П. Гаевский. Пушкин в лицее. – Современник, 1863, № 8, с. 388.
Да что он вам дался, – шалун был, и больше ничего!
Ф. Л. Калинин (учитель чистописания). Отзыв о Пушкине. – Лицейский журнал. IV. 1910–1911, с. 22.
Учился Пушкин легко, но небрежно; особенно он не любил математики и немецкого языка; на сем последнем он до конца жизни читал мало и не говорил вовсе.
Л. С. Пушкин. Биограф. изв. об А. С. Пушкине. – Л. Н. Майков, с. 4.
По внушению Дельвига, и Пушкин стал заниматься немецким языком, и, сделав под руководством Дельвига некоторые успехи, ходил вместе с ним к Энгельгардту для чтения у него германских авторов.
В. П. Гаевский. Дельвиг. – Современник, 1853, № 2, с. 72.
Пушкин легко сходился с мужиками, дворниками и вообще с прислугою. У него были приятели между лицейскою и дворцовою царскосельскою прислугою.
П. И. Бартенев. – Рус. Арх., 1899, т. III, с. 615.
Егоза Пушкин.
Подпись Пушкина под коллективным письмом лицеистов к инспектору лицея С. С. Фролову, 4 апр. 1817 г. – Петербург: Атеней, 1923. Литер. Портфели, т. I, с. 20.
Новые знакомства и беспрестанные развлечения не могли не иметь дурного влияния на ученье, которое вообще шло довольно плохо. За 1816 г., т.е. за 4 месяца до выпускных экзаменов, Пушкин получил несколько нулей и даже в «российской поэзии» единицу. В некоторой связи с этой отметкой находится послание Пушкина Моему Аристарху (Кошанскому). Кошанский, сначала поощрявший Пушкина, охладевал к нему по мере того, как развивался его талант, а в последние два года преследовал его, отчасти из зависти, потому что сам кропал стихи, а может быть, и потому, что Пушкин, всегда пренебрегавший его лекциями, совершенно перестал заниматься ими.
В. П. Гаевский. Пушкин в лицее. – Современник, 1863, № 8, с. 393–394.
На стенах лицейского карцера долго оставались некоторые стихи Руслана и Людмилы. Ф. И. Калиныч, учитель каллиграфии (он же и надзиратель), рассказывал, что однажды, вышедши из карцера, Пушкин говорил, что ему было там весело, что он писал стихи (сообщено г-ном Унковским).
П. И. Бартенев. – Моск. Ведом., 1854, №№ 71–118, отд. отт., с. 54.
Карцера особого у нас не было, а заключали, и то редко, в № комнате, ставили дядьку на часы.
И. В. Малиновский. Заметка на экземпляре оттиска предыдущей статьи П. И. Бартенева. – Пушкин и его совр-ки, вып. XXXVIII–XXXIX, с. 215.
Я первый, еще в лицее, познакомил с Вашим «Ахиллесом» Пушкина, который, прочитав два раза, уже знал его наизусть.
В. К. Кюхельбекер (лицейский товарищ Пушкина, декабрист) – В. А. Жуковскому, 10 нояб. 1840 г. – Рус. Арх., 1871, т. II, стб. 0178.
Товарищам всегда казалось, что Пушкин по развитию как будто старше всех их.
Я. К. Грот со слов Ф. Ф. Матюшкина. – Я. К. Грот, с. 40.
Ек. Аф. Протасова (мать Воейковой) рассказывала, – как говорил мне Н. А. Елагин, – что Пушкину вдруг вздумалось приволокнуться за женой Карамзина. Он даже написал ей любовную записку. Екатерина Андреевна, разумеется, показала ее мужу. Оба расхохотались и, призвавши Пушкина, стали делать ему серьезные наставления. Все это было так смешно и дало Пушкину такой удобный случай ближе узнать Карамзиных, что с тех пор он их полюбил, и они сблизились.
П. И. Бартенев. Рассказы о Пушкине, с. 53.
Пушкин влюбился в жену Карамзина так, что написал ей письмо прозой о том. – Отец его был с детства знаком с моим дядей П. Ф. Малиновским, прислал это письмо, переданное от Карамзина моему дяде с тем, чтобы ему дать. – Я помню это перед выпуском этот день.
И. В. Малиновский. – Пушкин и его совр-ки, вып. XXXVIII–XXXIX. с. 214.
(Ек. Андр.) Карамзина (жена историка) – предмет первой и благородной привязанности Пушкина.
Гр. Р. С. Эллинг – В. Г. Теплякову, 17 марта 1837 г. – Рус. Стар., 1896, т. 87, с. 417.
СВИДЕТЕЛЬСТВО
Воспитанник Импер. Царскосельского Лицея Александр Пушкин в течение шестилетнего курса обучался в сем заведении и оказал успехи: в Законе Божием, в Логике и Нравственной Философии, в Праве Естественном, Частном и Публичном, в Российском или Гражданском и Уголовном праве хорошие; в Латинской Словесности, в Государственной Экономии и Финансов весьма хорошие; в Российской и Французской Словесности также в Фехтовании превосходные; сверх того занимался Историею, Географиею, Статистикою, Математикою и Немецким языком. Во уверение чего и дано ему от Конференции Имп. Царскосельского Лицея сие свидетельство с приложением печати. Царское Село. Июня 9 дня 1817 года. Директор Лицея Егор Энгельгардт. Конференц-секретарь профессор Александр Куницын.
Н. А. Гастфрейнд, с. 2
9 июня 1817 г. был акт. Характер его был совершенно иной: как открытие лицея было пышно и торжественно, так выпуск наш тих и скромен.
В ту же залу пришел император Александр в сопровождении одного министра нар. просвещения кн. Голицына. В зале были мы все с директором, профессорами, инспектором и гувернером. Энгельгардт прочел коротенький отчет за весь шестилетний курс; после него конференц-секретарь Куницын возгласил высочайше утвержденное постановление конференции о выпуске. Вслед за этим всех нас, по старшинству выпуска, представляли императору, с объявлением чинов и наград. Государь заключил акт кратким отеческим наставлением воспитанникам и изъявлением благодарности директору и всему штату лицея. Тут пропета была нашим хором лицейская прощальная песнь, – слова Дельвига, музыка Теппера, который сам дирижировал хором. Государь был тронут и поэзией, и музыкой, понял слезу на глазах воспитанников и наставников, простился с нами с обычною приветливостью и пошел во внутренние комнаты, взяв кн. Голицына под руку. Энгельгардт предупредил его, что везде беспорядок по случаю сборов к отъезду. «Это ничего, – возразил он, – я сегодня не в гостях у тебя. Как хозяин, хочу посмотреть на сборы наших молодых людей». И точно, в дортуарах все было вверх дном, везде валялись вещи, чемоданы, ящики, – пахло отъездом. При выходе из лицея государь признательно пожал руку Энгельгардту. В тот же день, после обеда, начали разъезжаться: прощаньям не было конца.
Я, больной, дольше всех оставался в лицее. С Пушкиным мы тут же обнялись на разлуку: он тотчас должен был ехать в деревню к родным; я уж не застал его, когда приехал в Петербург.