— Ну, ну, что у нас тут. — Говорила Фолсом, разумеется, в виртуальности, по винкулуму, поскольку атмосфера на Ио отсутствовала, и никаких звуков не возникало.
Взвод остановился. Внезапно приборы Альянса, на которые все были настроены, засветились красным, показав очертания сети.
— Черт, — выругался капрал, — еще немного, и я наступил бы на нее.
— На технику можно полагаться не всегда, — сказала Фолсом. — Не забывай, эта штука в полмолекулы толщиной.
Сзади подошел лейтенант.
— Она закрывает почти всю долину, — доложила сержант. — Поднимается метров на двадцать-тридцать.
— А перепрыгнуть ее мы не можем? У нас ведь есть позиционные ракеты.
— Можем. Но только на той стороне нас может поджидать кое-что неприятное. — Она указала на нависшие на высоте нескольких сотен футов над долиной скалистые выступы.
Прежде чем кто-либо успел что-то сказать, их вспугнул выстрел, вслед за которым сверху ударил град пуль. Взвод бросился к укрытиям. Лео упал на землю и, откатившись на несколько шагов за здоровенный булыжник, оказался рядом с Фолсом. Еще одна очередь взметнула фонтанчики желтой пыли. И никакого звука.
— Боеприпасов у них мало, — сказала сержант. — Гранат нет. Ничего, кроме пуль. Вы меня слышите, лейтенант? — Никто не ответил. — Лейтенант Тай?
Лео осторожно выглянул из-за булыжника. Вот же дерьмо! На тонкой паутинке сети, ясно видимой в блеклом свете каньона, краснели блестящие капельки густой, замерзшей крови. Крови лейтенанта. Сам он был здесь. В виде нескольких кусочков. Тай налетел на сеть и порезал себя на ленты. Фолсом проследила за взглядом Лео.
— Черт. Только этого не хватало.
— Да, не самая приятная смерть.
— Те ублюдки планировали, что мы все нарвемся на сеть. Что ж, лично мне уже хватит. — Согнув руки в локтях и приведя их таким образом в стрелковый режим, она выкатилась из-за камня, дала долгую очередь в том направлении, откуда прилетели пули, и почти сразу прикатилась назад. — Думаю, я засекла их позицию. Альянс, ты где?
— Здесь, сержант, — дрожащим голосом отозвался наблюдатель. — Я за скалой, но позиция довольно открытая.
— Нам нужно рассчитать их координаты. Проверь показания.
— Я… не знаю, смогу ли…
— Альянс, возьми себя в руки и сними показания.
— Есть, сержант.
— Первый, ты где?
Ответа не последовало.
Значит, их осталось трое. Лео, Альянс и Фолсом.
— Наблюдатель?
— Есть! Получайте координаты!
— Я? Мы, Альянс. Ударим все вместе и сразу. А потом рвем назад по каньону. Прикрываемся ракетами. Понятно?
Лео и Альянс ответили в унисон.
— Так точно, сержант.
— Хорошо. Приготовиться. Целься. — Они выкатились из-за камней. — Огонь!
Как отступали из долины, Лео помнил плохо — они неслись как сумасшедшие, налетали на камни, падали, вскакивали, врубали ракеты и тут же выключали, чтобы свернуть за угол. Фолсом шла в арьергарде, прикрывая отход ракетами. Взрывы беззвучно громыхали со всех сторон. В какой-то момент Лео оглянулся и увидел, что теперь их осталось двое, он и Фолсом.
— Первый? — выдохнул он.
— Похоже, одна граната у них все-таки нашлась, — пробормотала сержант. — Шевелись!
Они мчались, пока не увидели перед собой оранжево-белый диск Юпитера, и поняли, что вырвались из долины.
Слава Богу, подумал Лео, когда они поднялись на равнину. Слава Богу, что я не погиб.
И слава Богу, что Амес выиграл битву, но не выиграл войну.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Трансфинитный жест
Январь — апрель, год 3017 по з-стандарту
Глава первая
Из «Криптографического человека»
Секретный код и рождение современной индивидуальности
Андре Сюд, доктор богословия, Тритон
Если два человека захотят воспользоваться для общения секретным кодом, то им придется положиться на третьего — того, кто доставит ключ. Этим третьим «лицом» может быть система, такая как мерси, или же старая добрая телефонная сеть, какая была в ходу на Земле, но такая система поддерживается людьми. Людьми, которые в любое мгновение могут перехватить ключ, когда тот проходит по проводам, и сделать с него копию. История учит, что рано или поздно кто-нибудь наверняка предпримет попытку похитить ключ. Топор был лишь физическим средством, лишившим жизни Марию Стюарт. На самом же деле голову ей отсекло остро заточенное лезвие взломанного кода.
Давайте рассмотрим такой пример. Скажем, Элис намерена отдать секретному агенту Бобу приказ убить главного кардинала Айсбрейкера Третьего. То есть, она должна передать ему как своему подручному одну за другой ряд инструкций. Она не может открыто встречаться с Бобом, потому что тем самым тот мгновенно разоблачит себя как тайного агента, и, соответственно, его самого уберут еще до того, как он успеет ликвидировать кардинала. В такой ситуации единственный выход — это отправить ключ к секретному посланию отдельно, через некое третье лицо.
В прошлом правительство тратило огромные деньги на то, чтобы обеспечить сохранность ключей во время их передачи. До появления компьютера, во времена вигенеровских квадратов и подстановочных шифров, специальные посыльные доставляли тайное кодовое слово, необходимое для того, чтобы прочесть зашифрованный текст. Если вы король, то можно шепнуть ваше любимое слово послу, когда тот на время возвратится в родные пенаты, но как только он вновь отбудет в заморские края, использование всякий раз одного и того же кода грозит королю неминуемой катастрофой.
На Земле, в двадцатом веке, во время войны, вошедшей в историю как Вторая мировая, проблема ежедневной доставки новых ключей операторам сложной шифровальной машины «Энигма» легла непосильным грузом даже на такой прекрасно отлаженный механизм, каким была армия Третьего рейха. Флот немецких подводных лодок, который довольно долго оставался в море, превратился для верховного командования в настоящую головную боль — ведь их постоянно приходилось держать в курсе событий. (Более того, Третий рейх сам ускорил собственный крах, когда машины «Энигма» попали в руки так называемых союзников, то есть англичан и американцев. Но это уже другая история.)
Проблема доставки ключа была головной болью для шифровальщиков, начиная с момента изобретения шифрованных посланий. Как доставить ключ, необходимый для расшифровки секретного сообщения так, чтобы враг случайно не перехватил его по дороге, и, взломав тайный код, не узнал то, что ему знать не положено? Если каждый раз использовать новый код для каждого нового послания и его получателя, что ж, это выход из положения. Но если вам нужно послать не одно сообщение, вы тотчас упираетесь в проблему, которую не в состоянии решить даже самая разветвленная сеть вроде мерси. Когда имеешь дело с армией солдат или даже с разветвленной сетью шпионов, одноразовые ключи использовать попросту невозможно.
Погодите!
Неужели нет простого способа решить проблему передачи ключа? Давайте вернемся к Кукловоду Элис и Убийце Кардинала Бобу.
Предположим, что Элис посылает Бобу секретное сообщение, не приложив к нему никакого ключа. Боб даже не пытается прочесть ее послание, зная, что это напрасный труд, не стоит даже напрасно тратить время. Вместо этого, он, пользуясь собственны кодом, заново зашифровывает послание Элис и отсылает его назад. Теперь послание зашифровано дважды. Не может ли Элис убрать свой шифр и оставить только шифр Боба, после чего вновь отправить ему послание? Ведь теперь для его расшифровки он запросто может воспользоваться своим собственным кодом и прочесть, что же именно ему написала Элис. Верно я говорю?
Разумеется, этот номер не пройдет. Предположим, что оригинальное сообщение Элис написано на клочке бумаги, который находится внутри небольшой, запертой на замок шкатулки (я имею в виду ее код), которая в свою очередь находится внутри принадлежащего Бобу сундука. Элис просто не в состоянии до него добраться и отпереть. Потому что ее шкатулка заперта внутри его сундука. Это классическая проблема типа «пришел последним, ступай прочь первым», и в течение столетий она служила незыблемым фундаментом криптографии. Требовалось найти надежный способ передачи ключа. И его нашли. На Земле в конце двадцатого столетия две сообразительных команды криптографов отыскали решение этой проблемы, и на протяжении последующих ста лет шифровальщики всегда шли на шаг вперед дешифровщиков. И все это благодаря уроженцам Земли, криптографам Мартину Хелману, Уитфилду Диффи и Ральфу Мерклю.
Глава вторая
Дженифер Филдгайд отказывала Теори дважды. На третий раз она открыла дверь и заговорила с ним при низком разрешении. Теори, с трудом различавший черты ее лица, не стал тревожиться по этому поводу, но сразу же начал с извинений. Она не ответила. Он повторил извинение, слегка изменив подбор слов, подчеркнув свою вину, чтобы она лучше почувствовала его раскаяние, и одновременно воззвав к ее милосердию.
Нельзя сказать, что полковник не считал себя виноватым или полагал, будто не сделал ничего такого, за что стоит просить прощения. Просто у него почти не оставалось времени. Он знал о предстоящей в ближайшее время операции Департамента в системе Нептуна и понимал, что война потребует его полного внимания и энергии. Обычно полковник придерживался весьма строгих правил поведения, отвергал любые хитрости и уловки и руководствовался этическими принципами Канта.
Но сейчас шла война, и его сердце жаждало любви.
Выслушав покаянную речь, Дженифер смягчилась настолько, что ответила согласием на предложение выпить. Пусть знает, сообщила она, что ее согласие объясняется лишь желанием понять, какая причина толкнула его на столь безнравственный поступок. Пусть расскажет, как именно ему удалось принять физический облик реального человека, чтобы ни один свободный конвертер уже никогда не смог ее обмануть.
Теори воспринял суровый укор со стойкостью солдата, утешаясь тем, что строгие слова произносит оскорбленная гордость, но не сама Дженифер. Определить наверняка из-за пикселизации и плохого качества звука было трудно, но ему показалось, что она смягчилась. Нет, конечно, он сам себя пытается ввести в заблуждение. У него нет абсолютно никаких логических оснований для такого рода предположений, основанных исключительно на интуиции.
Полковник решил, что вместо того, чтобы пытаться произвести на девушку впечатление, как это было в «Кафе Камю», он отведет ее в такое место, где его хорошо знают. «Кафе Мак» посещали в основном свободные конвертеры¸и оно не было оборудовано для того, чтобы производить впечатление на тех, чей сенсорный вывод был преимущественно… как бы это сказать… чувственным. С другой стороны, там было уютно, а кофе подавали в больших чашках.
Виртуальность обитает в гристе, а грист растянут через всю солнечную систему. Мерси — основная часть виртуальности, доступ в которую открыт всем, как во «Всемирную паутину» или тысячу лет назад в телевизионную и телефонную сеть. В мерси можно найти все: большие публичные шоу, торговые и развлекательные центры, пункты выражения общественного мнения, игры и прочее. Существуют также миллионы частных каналов. Но виртуальность не ограничивается мерси. Она имеет одиннадцать измерений. Большая часть так называемого «свободного пространства» необитаема для тех, чей разум не способен пребывать одновременно в нескольких измерениях. Такое ограничение исключает большинство — но не всех — тех, чье сознание имеет биологическую основу. Некоторая часть этого «пространства» — порождение алгоритмов машинного языка, формирующих саму виртуальность. Математика тут непростая, но смысл заключается в том, что свободного места должно быть больше, чем кода.
Как результат, в каждой локальной зоне гриста есть «общинное пространство», существующее в щелях и трещинах операционной системы. В таких местах свободные конвертеры формируют небольшие сообщества: деловые, социальные, клубы и рестораны. На Тритоне такое общее пространство выросло вокруг самого большого во внешней системе ночного клуба для свободных конвертеров, называвшегося «Форк». Была у «Форк» и своя темная сторона, Шепардсвиль, куда Тиори нередко наведывался с патрулями военной полиции.
Кафе «Чашка Мака» располагалось всего лишь в квартале от знаменитого ночного заведения — если, конечно, пользоваться для восприятия пространства моделью визуальной навигации. Поскольку Дженифер воспринимала вещи именно так, Тиори, готовясь к свиданию, настроил свое восприятие на «биологический» режим.
Как и намеревался, полковник пришел пораньше и внимательно оглядел собравшихся. Все, как обычно. Три пары свободных конвертеров склонились над шахматными досками — каждая партия игралась на гроссмейстерском уровне. Пара поэтов, приверженцев движения неоФлэйр, читали друг другу свои последние творения, возвышая голос с тем расчетом, чтобы их слышали и остальные. Тиори они не заинтересовали.
Поэзия свободнообращаемых отличалась чудовищным однообразием. К счастью, эти двое сидели в уголке, так что их декламации звучали не громче бормотания. Спускающееся меню предлагало несколько фоновых музыкальных каналов, и Тиори остановил выбор на струнном квартете, слушать который ему уже доводилось в этом самом кафе.
Дженифер по прибытии выглядела слегка расстроенной. В «Форке» она никогда прежде не бывала и даже не знала о существовании такого заведения на ее родном Тритоне. Теори выслал ей навстречу «провожатого», запрограммированного встретить девушку на дальних подходах к кафе и доставить к входу. Полковник предлагал зайти за Дженифер домой, но она решительно пресекла эту идею, сказав, что встретится с ним в том месте, которое он сам выберет.
Маленький голубой фонарик справился с заданием успешно и погас за дверью. Дженифер огляделась, и Теори понял, что она не узнает его. Он поднялся, выдавил из себя улыбку и помахал ей рукой.
Увидев ее снова, полковник понял, что заставило его претерпеть все эти мучения. Он ошибался в «Кафе Камю». Дело было не в подсветке. Дженифер Филдгайд действительно окружал сияющий ореол. Смешно? Нелогично? Да! Она всего лишь серая мышка, работающая в какой-то булочной. Ничего особенного. На что тут смотреть. О ком думать. Чего желать.
О Боже, подумал Тиори. Она самое прекрасное создание из всех, что я видел.
Глава третья
Данис Грейтор добавила еще одну мысль в тайничок воспоминаний. Сокровище росло, увеличиваясь по чуть-чуть с миллионами итераций.
Данис понятия не имела, как долго находится в плену в Ноктис Лабиринтус, концентрационном лагере для свободных конвертеров, известном его обитателям как Силиконовая Долина. Ее внутренние часы переустанавливались каждый «день» перед тем, как ей предоставлялись ровно пятьсот миллисекунд сна — ни больше, ни меньше.
После пробуждения Данис начинала утро с «калибровки». Заключалась это в том, что ей следовало подобрать — в виртуальном представлении — и пересчитать одну за другой тысячу пригоршней песка. От каждого пленного требовалась поддержка полной тактовой частоты, так что скучать не приходилось. Результат проверялся и перепроверялся. После пары ошибок — чем бы они не объяснялись — узника не допускали к перекалибровке.
Его стирали.
Только за то время, что Данис провела в заключении, подобным образом встретили свой конец десятки тысяч «дефектных алгоритмов». Она уже перестала даже пытаться запомнить чье-то имя. Пройдут дни или даже часы, и остальных ждет та же участь. Данис знала нескольких, кому, как и ей, удавалось выживать. Общаться получалось только на уровне отдельных битов и байтов. Отдел Криптологии Департамента Иммунитета, заправлявший всеми делами в лагере, постоянно зачищал все поверхности до случайных единичек и нулей. Оставить сообщение не было никакой возможности; общение исключено без прямого, межпрограммного, взаимодействия. Жизнь в Силиконовой Долине была невыносимой, а о побеге не стоило и думать.
Но Данис все же изыскала способ оставить свидетельство своего существования. Ничего особенного, но все же что-то. Только это и помогало сохранять рассудок в окружающем ее безумии. Она обнаружила, что алгоритм представления, используемый для создания песчинок для счета, включает в себя неиспользуемый блок, на котором можно было что-то записать. Что-то оставить. Частичку себя. Совсем немного. Но это был ее архив. Архив ее прошлого.
Меня зовут Данис Грейтор.
Моего мужа зовут Келли.
У меня есть сын и дочь.