– Joven, – сказала самая старшая.
– Sí.
Она украдкой оглянулась, нет ли нежелательных ушей, но в баре никого не было.
– Ya no está, – сказала она.
Он спросил, куда она перебралась, но этого они не знали. Он спросил, вернется ли она, они сказали, что вряд ли.
Он вновь тронул шляпу.
– Gracias, – сказал он.
– Ándale, – отмахнулись проститутки.
На углу его окликнул здоровяк-таксист в синем лоснящемся диагоналевом костюме. Он стоял у машины под зонтом – старинным, какие в этой стране редко когда увидишь. Один из треугольных лоскутов между спицами зачем-то заменили куском синего целлофана, под которым лицо таксиста тоже сделалось синим. Он спросил Джона-Грейди, не хочет ли он съездить к девочкам, тот сказал да.
Они поехали по залитым водой, покрытым невидимыми рытвинами улицам. Водитель бы слегка пьян и очень вольно отзывался о прохожих, которые переходили перед ними улицу или стояли в подъездах. Главным объектом его критики были их черты характера, которые он определял прямо по внешнему виду. Ругал он и перебегающих дорогу собак. Попутно сообщая, о чем они при этом думают, куда бегут и зачем.
Потом они сидели в баре публичного дома на окраине города; тут таксист обращал внимание подопечного на достоинства разных проституток, находившихся в зале. Сказал, между прочим, что мужчины, вышедшие вечером поразвлечься, зачастую клюют на первую же наживку, но благоразумный человек должен быть более разборчив. Прежде всего он должен понимать, что внешность обманчива. А вообще-то, с проститутками надо быть посмелее, сказал он. А еще сказал, что в здоровом обществе покупатель должен пользоваться не стесненным правом выбора. С этими словами он повернулся к подопечному парню, обратив на него мечтательный взгляд.
– ¿Do acuerdo? – спросил он.
– Claro que sí, – сказал Джон-Грейди.
Они осушили стаканы и двинулись дальше. Снаружи было уже темно, цветные огни на мостовых отражались нечетко, бледные и крапчатые под мелким дождиком. Потом они засели в баре заведения под названием «Красный петух». Таксист салютовал поднятием стакана и выпил. Стали разглядывать проституток.
– Я могу свозить тебя и в другой точка, – сказал таксист. – Но, может быть, она ехать домой.
– Может быть.
– Может быть, она вышла замуж. Иногда такой с тутошними девками случается.
– Да ведь я видел ее две недели назад!
Водитель задумался. Сидит курит. Джон-Грейди докончил свой стакан и встал.
– Vamos a regresar a La Venada, – сказал он.
Оказавшись снова на Сантоса Дегольядо, он сел в баре и стал ждать. Через некоторое время таксист вернулся и, наклонясь, зашептал что-то ему на ухо, а потом стал озираться с деланой опаской:
– Тебе надо поговорить с Маноло. Только Маноло может дать нам эту информацию.
– А где он?
– Я сведу тебя с ним. Отвезу. Я устрою. Ты должен платить.
Джон-Грейди потянулся за бумажником. Таксист остановил его руку. Бросил взгляд на бармена.
– Afuera, – сказал он. – No podemos hacerlo aquí.
На улице он снова потянулся за бумажником, но таксист сказал, подожди. Театрально огляделся по сторонам.
– Es pedigroso, – свистящим шепотом проговорил он.
Они сели в его такси.
– И где он? – сказал Джон-Грейди.
– Вот мы к нему и едем. Я везу.
Он завел мотор, машина двинулась, поехали сначала прямо, потом направо. Проехав с полквартала, опять свернули в узенький проезд, припарковались. Водитель выключил двигатель и погасил фары. Посидели в темноте. Где-то вдали слышалось радио. Слышался шум воды, стекающей из canales в лужи на мостовой. Вскоре появился человек, открыл заднюю дверцу машины и сел внутрь.
Свет в салоне был выключен, так что лица мужчины Джону-Грейди видно не было. Мужчина влез в машину с сигаретой, курил, пряча ее в ладони, по-деревенски. До Джона-Грейди донесся запах его одеколона.
– Bueno, – сказал мужчина.
– Плати ему сейчас, – сказал таксист. – Он тебе скажет, где девчонка.
– Сколько ему заплатить?
– Плати мне пятьдесят долларов, – сказал мужчина.
– Пятьдесят долларов?
На это никто не ответил.
– У меня нет пятидесяти долларов.
Какой-то миг мужчина оставался неподвижен. Затем открыл дверцу и вышел.
– Погодите-ка, – сказал Джон-Грейди.
Мужчина стоял в проезде, одной рукой держась за дверцу. Джон-Грейди видел его. Черный костюм, черный галстук. И узкое лицо, сходящееся клином.
– Вы эту девушку знаете? – спросил Джон-Грейди.
– Конечно, я знаю эту девушку. Вы отнимаете мое время.
– Как она выглядит?
– Ей шестнадцать лет. Эпилептичка. Такая только одна и есть. От нас ушла две недели назад. Вы отнимаете мое время. Не имеете денег, но отнимаете у меня время.
– Деньги я достану. Я принесу их завтра.
Мужчина бросил взгляд на водителя.
– Я буду в «Венаде». Я принесу их в «Венаду».
Мужчина чуть отвернул голову и сплюнул. Повернул обратно:
– В «Венаду» вам нельзя. По этому делу – нет. Что это с вами, а? Сколько у вас есть?
Джон-Грейди вынул кошелек.
– Тридцать с чем-то, – сказал он. Пересчитал деньги. – Тридцать шесть долларов.
Мужчина протянул руку:
– Давай сюда.
Джон-Грейди отдал ему деньги. Тот сложил их и впихнул в нагрудный карман, даже не взглянув.
– Она в «Белом озере», – сказал он.
После чего закрыл дверцу и исчез. Им даже не слышно было удаляющихся шагов.
Водитель всем телом повернулся:
– Хотите ехать в «Белое озеро»?
– У меня больше нет денег.
Водитель побарабанил пальцами по спинке сиденья:
– Что, совсем нисколько нет?
– Совсем.
Таксист покачал головой.
– Нет денег, – повторил он. – О’кей. Хотите, чтобы я отвез вас обратно в центр, на авениду?
– Мне нечем вам заплатить.
– Это ничего.
Он завел двигатель и задним ходом выпятился из проезда на улицу.
– Заплатите в следующий раз. О’кей?
– О’кей.
– О’кей.
Проходя мимо выгородки Билли, он заметил в ней свет, остановился, отвел дерюжный полог и заглянул. Билли лежал в кровати. Опустил книгу, за чтением которой его застали, глянул поверх, а потом и совсем отложил ее.
– Про что читаешь?
– Про Дестри{19}. А тебя где носит?
– Ты когда-нибудь бывал в заведении под названием «Белое озеро»?
– Бывал. Один раз всего.
– Там что – здорово дорого?
– Там – да, там здорово дорого. А что?
– Да это я так, любопытствую просто. Спокойной ночи.
Джон-Грейди дал пологу упасть и пошел по конюшенному проходу в свою клетушку.
– Тебе, дружище, от «Белого озера» лучше держаться подальше! – вслед ему крикнул Билли.
Джон-Грейди откинул у себя дверную занавеску и стал щупать рукой, где шнурок выключателя.
– Имей в виду: ковбою там не место!
Нащупал выключатель, дернул, зажегся свет.
– Ты меня слышишь?
После завтрака он, хромая, пошел со шляпой в руке по коридору.
– Мистер Мэк? – позвал он.
Мэк Макговерн как раз подходил к двери своего кабинета. В руке у него были бумаги, еще какие-то бумаги он сжимал под мышкой.
– Давай-давай, заходи, сынок, – сказал он.
Джон-Грейди остановился на пороге. Мэк сел за стол.
– Заходи-заходи, – повторил он. – Или я не сумею тебя уважить?
Он поднял взгляд от бумаг. Джон-Грейди все еще стоял в дверях:
– Я насчет того, чтобы… Нельзя ли мне аванс в счет платы за следующий месяц?
Мэк полез за кошельком:
– Сколько тебе нужно?
– Ну-у… Мне бы сотню, если можно.
Мэк внимательно на него посмотрел.
– Я тебе дам, сколько просишь, – сказал он. – А как ты обойдешься следующий месяц?
– Ничего, справлюсь.
Мэк открыл бумажник и отсчитал пять двадцаток.
– Смотри, – сказал он. – Ты взрослый человек, способен сам вести свои дела. А мое дело – сторона, верно же?
– Просто мне кое на что срочно надо.
– Ну ладно.
Он вынул купюры и, подавшись вперед, положил их на край стола. Джон-Грейди подошел, взял их, сложил и спрятал в карман рубашки.
– Спасибо, – сказал он.
– Ничего, все нормально. Как твоя нога?
– Заживает.
– Но ты ее еще бережешь, я смотрю.
– Да ерунда.
– А того коня ты все еще собираешься покупать?
– Да, сэр. Собираюсь.
– А как ты понял, что у кобылы Вольфенбаргера плохое копыто?
– Увидел.
– Но она же вроде не хромала.
– Нет, сэр. Но она дергала ухом.
– Ухом?
– Да, сэр. Каждый раз, когда она касалась земли этой ногой, у нее чуть-чуть дергалось ухо. Я просто смотрел внимательно.
– На манер условного знака, как в покере.
– Да, сэр. Вроде того.
– А посмотреть для него лошадей на торгах ты все ж таки не захотел?
– Нет, сэр. А он что – ваш друг?
– Да нет, так, знакомый. А что?
– Ничего.
– Ты что-то хотел сказать?
– Да бог с ним.
– Ты не тушуйся, говори.
– Ну-у… Наверное, я хотел сказать… мне подумалось, что я не смогу оградить его от неприятностей, работая у него от случая к случаю.
– А ты хочешь работать у него постоянно?
– Я этого не говорил.
Мэк покачал головой.
– Давай-ка, на хрен, дуй отсюда, – сказал он.
– Слушаюсь, сэр.
– Ты точно ему этого не говорил?
– Точно, сэр. Я вообще с ним не разговаривал.
– Что ж ты так. Зря, зря.
– Да, сэр.
Он надел шляпу и повернулся уходить, но в дверях задержался:
– Спасибо, сэр.
– Не за что. Это ж твои деньги.
Когда в тот вечер он вернулся, Сокорро с кухни уже ушла и за столом никого не было, кроме старика. Покуривая самокрутку, он слушал по радио новости. Джон-Грейди взял свою тарелку и кофе, поставил на стол, придвинул себе стул и сел.
– Добрый вечер, мистер Джонсон, – сказал он.
– Добрый вечер, сынок.
– Что говорят в новостях?
Старик покачал головой. Потянувшись от стола к подоконнику, где стоял приемник, он его выключил.
– Какие теперь новости? Новостей больше нет, – сказал он. – Только и слышно что о войнах и о военных слухах{20}. Не знаю уж, зачем я все это и слушаю. Дурная привычка. Мне бы от нее избавляться, а я все хуже в ней погрязаю.
Джон-Грейди положил себе на флаутасы{21} с рисом ложку соуса пико-де-гальо, свернул тортилью и принялся за еду. Старик сидит смотрит. Кивком указал на сапоги парня:
– Похоже, сегодня тебе пришлось изрядно в грязи потоптаться.
– Да, сэр. Уж это да. Пришлось.
– Здешняя жирная глина – она такая, ее поди еще смой. Оливер Ли любил повторять, что он только потому сюда и перебрался, что почвы здесь больно жалкие: думал, других охотников на них не найдется и его здесь оставят в покое{22}. Конечно же, он ошибался. Насчет покоя, во всяком случае.
– Да, сэр. Наверное, ошибался.
– Как поживает нога?
– Да все уже с ней нормально.
Старик улыбнулся. Затянувшись сигаретой, стряхнул пепел в пепельницу на столе:
– И не смотри на то, какие тут дожди. Вся земля скоро высохнет, и всю почву сдует.
– А вы почем знаете?
– Потому что так оно и будет.
– Кофе еще хотите?
– Нет, спасибо.
Парень встал, подошел к плите, налил себе в чашку и вернулся.
– Земля тут, считай, кончилась, – сказал старик. – У людей короткая память. Рады быть должны, что армия все забирает, потому что так и так кранты.
Парень сидит ест.
– И много земли, думаете, заберет армия?
Старик затянулся сигаретой и задумчиво раздавил окурок:
– Думаю, они приберут к рукам всю впадину бассейна Тулароса{23}. Я прикинул – выходит так.
– А они что – могут просто взять и забрать?
– Да запросто. Еще как. По этому поводу будет много вони, стонов всяких-разных… Только выбора-то ведь нет. Люди радоваться должны, что их отсюда выселяют.
– И что, думаете, будет теперь делать мистер Пратер?
– Джон Пратер будет делать то, что говорит, что он будет делать.
– Мистер Мэк говорит, он им сказал, что уедет отсюда разве что в гробу.
– Значит, в гробу он отсюда и уедет. Его слово крепкое, как в банке.
Джон-Грейди подчистил из тарелки остатки, сидит пьет кофе.
– А вот вопрос, который мне, видно, не следовало бы задавать, – сказал он.
– Спрашивай.
– Вам не обязательно отвечать.
– Я знаю.
– Как вы думаете, кто убил полковника Фаунтена?
Старик покачал головой. Долго сидел молча.
– Не надо было мне спрашивать.
– Да нет. Ничего. Ты ведь знаешь, его дочь тоже звали Мэгги. Как раз она-то и сказала Фаунтену, чтобы он забрал мальчишку к себе. Сказала, что восьмилетнего мальчонку они не тронут. Но она ошиблась, правильно?
– Так точно.
– Многие думают, что его убил Оливер Ли. Я довольно хорошо знал Оливера. Мы с ним одногодки. У него у самого четверо сыновей. Я просто в это не верю.
– Вы думаете, он не мог этого сделать?
– Я выражусь даже четче. Он этого не делал.
– А что насчет причины?
– Ну… Это другой вопрос. Слёз он по этому поводу не лил, это точно. Из-за полковника – это уж всяко.
– Кофе еще не хотите?
– Нет, спасибо, сынок. А то я всю ночь спать не буду.
– Думаете, они так и лежат где-нибудь тут, зарытые?
– Нет, не думаю.
– А что, по-вашему, с ними случилось?
– Я-то всегда считал, что тела переправили в Мексику. У них был выбор: либо зарыть их где-нибудь чуть южнее перехода, где их могут обнаружить, либо оттащить еще миль на тридцать, туда, где их можно будет забросить за край вселенной; так что я думаю, именно это они и сделали.
Джон-Грейди кивнул. Отхлебнул кофе.
– А вам когда-нибудь случалось участвовать в стычке со стрельбой?
– Случалось. Было один раз. Но я был уже достаточно взрослым, чтоб не наделать глупостей.
– Где это вас угораздило?
– На реке, к востоку от Клинта{24}. Это было в тысяча девятьсот семнадцатом, незадолго до смерти моего брата; мы были не на той стороне реки, ждали темноты, чтобы переправить украденных у нас коней, которых мы вызволяли, и тут нам сказали, что на нас засада. Мы ждали, ждали, а потом взошла луна – не луна даже, кусочек от нее, меньше четвертушки. Она встала позади нас, и мы заметили ее отражение в лобовом стекле их машины, спрятанной среди деревьев у вспаханной полосы, что вдоль реки. Венделл Вильямс глянул на меня и говорит: «Смотри-ка, в небе-то – две луны! Разрази меня гром, если я прежде видел что-либо подобное!» А я говорю: «Да, и одна из них у нас сзади». И мы давай по ним палить из винтовок.
– Они в вас тоже стреляли?
– Естественно. Мы залегли и зараз расстреляли чуть не целую коробку патронов, а потом они смылись.
– В кого-нибудь попали?
– Да как-то так я об этом не слышал. В их машину мы разок-другой попали. Вышибли лобовое стекло.