Мила пожала плечами:
— С Зингером-то как раз проще — я его в глаза никогда не видела.
— То есть как?
— Да очень просто. Он в Америке, я — в Москве.
— Значит, ни разу? Вы туда не ездили, когда сестра снималась, или просто так?
— Говорю же! — Она надула губки, словно ребенок, которому не верят, что он сделал уроки.
— А с первым мужем знакомы?
— С Валеркой-то? Ну его-то я, конечно, знаю.
— Слава богу. Тогда рассказывайте.
— Что именно?
— Когда они расстались и почему это случилось?
— Так вы думаете, это он? — округлила глаза Яна.
Адвокат вздохнул:
— Я пока ничего не думаю. У меня нет ровным счетом никаких фактов, чтобы делать такие выводы, понимаете? Мне просто нужно узнать побольше про людей, которые окружали вашу сестру. Понимаете наконец?
Яна тоже вздохнула:
— А я уж обрадовалась.
— Почему вы обрадовались? У вас есть основания подозревать Монахова в чем-то?
— Нет, но… не знаю.
— Давайте все-таки по порядку, — взмолился Гордеев, — а то так мы далеко не уйдем — просто какая-то сказка про белого бычка получается.
— Больше двух лет назад они разбежались. Точнее, Мила развелась с ним, когда узнала, что он ей извиняет… то есть изменяет. Фу-ты, и смех и грех прямо!
Гордеев тоже засмеялся, а втайне любовался своей клиенткой: давно ему не встречалась столь обаятельная женщина, а ведь, в сущности, еще совсем молоденькая девушка. Ее нельзя было назвать сногсшибательно красивой, видывал Юрий Петрович всяких красоток, но была вокруг нее какая-то аура обаяния, непосредственности, молодости, силы и уверенности в том, что все в конце концов будет хорошо… и, видно, эту ауру хорошо чувствовали режиссеры — не зря же карьера Яны Маевской пока что складывалась более чем удачно.
— Валерий Монахов — это эстрадный певец, так?
— Да.
— Когда он познакомился с вашей сестрой? Когда они поженились? Сколько лет прожили вместе?
— Значит, так… — Она задумалась. — В браке они прожили года полтора, наверно. До этого еще полгода встречались то так, то эдак. Всего два года получается. Это и есть все их знакомство. Свадьба была в Киеве — это Милка для папы специально старалась. Но ему Монахов все равно не понравился.
— Что так?
— Папа сказал: лощеный какой-то.
— Так и было?
— А вы что, его никогда не видели? Да включите телевизор, он каждый вечер по какому-нибудь каналу визжит.
— Визжит?
— Да нет, это я так… из общей неприязни. Вообще-то у него довольно приличный голос. Глубокий такой, бархатный.
Гордеев сделал себе несколько пометок, суть которых сводилась к одному: необходимо попытаться установить, насколько Валерий Монахов присутствовал в жизни Милы после их развода и были ли у него какие-нибудь личные отношения с ее младшей сестрой.
— Яна, а вам самой Монахов нравился?
Яна вспыхнула и готова была уже возмутиться вслух.
— Я не то имел в виду, ну что вы, в самом деле? Я имею в виду — по человеческим своим качествам, как муж вашей сестры, наконец? Желали вы ей такого мужа?
— Поначалу он мне очень нравился. Тут же надо понять, я — провинциалка, а когда попала к ним в московский дом, просто обалдела от той роскоши, в которой они жили и, казалось, совсем не придавали значения…
— Казалось? — уточнил Гордеев.
— Ну да, потому что потом все перевернулось.
— Объясните.
— А что тут объяснять? Просто при разводе этот мерзавец Монахов забрал все с собой, оставив Миле пустую квартиру. Мне надо закурить… — Она поискала сигареты.
— А все — это что?
— Да все, чем квартира была набита: антиквариат, мебель, аппаратура…
— Ну это, наверно, все же стоило не больше, чем сама квартира, — примирительно заметил Гордеев. — Квартира-то все-таки у нее осталась. Вы, возможно, по молодости лет не знаете, но при разводе супруги имеют право делить совместно нажитое имущество.
— Как это я не знаю! — возмутилась Яна. — Все я прекрасно знаю! Я же свидетелем этого беспредела была, когда он барахло вывозил и они друг на друга орали, так что журналюгам из желтой прессы можно было даже по лестнице не подниматься — во дворе целая свора стояла с протянутыми диктофонами. Это, я скажу, была картинка. — Тут она неожиданно хихикнула и выпустила несколько колечек дыма. — Квартира Милкина была, она ее купила еще до того, как с Монаховым сошлась. Не хватало, чтобы он еще и ее оттяпал, крохобор несчастный! А уж барахло это — не знаю, его никто не считал до развода, кроме Монахова. Он любил антиквариат, и ему фанатки дарили, кажется.
— Фанатки? — усомнился Гордеев. — Фанатки дарили антиквариат? Что-то не верится.
Яна уставилась на адвоката.
— Что? — не выдержал он.
— Слушайте, вы знаете, кто такой Монахов?
— Ну мы же с вами выяснили. Попсовик-затейник какой-то…
Она махнула рукой:
— Не знаете. Валера Монахов сделал карьеру на перепеве старых песен — времен войны, потом этого, Вертинского, еще кого-то из классики, романсы-шармансы всякие. Соответственно и поклонники у него были совсем не юные и часто достаточно состоятельные. Он с такими бабульками в брильянтах романы крутил — вам и не снилось!
— Не сомневаюсь, — подтвердил адвокат..
— А что, — ухмыльнулась девушка, — каждому свое, кому-то с продюсером спать, кому-то с пожилой поклонницей.
— Вы про кого это? — оторопел Гордеев. — Насчет продюсера?
— Ну не про себя же, конечно.
— Неужели про сестру?
— А что такого?
— Я думал, вы ее любили.
— Я ее очень любила и люблю, это, знаете ли, не вам судить. Но вы же просите рассказать, чем они занимались, как карьеру делали. Что это — большой секрет? Что, Монро с голливудскими шишками не спала? Или кто-то не знает, что Милка с Фицпатриком спала?
— Н-да… — Гордеев слегка опешил. И вообще нравы нынешней молодежи, от которой он не так уж сильно и далек-то по возрасту, было непросто принять. Нет, конечно, он понимал, что люди во все времена занимаются сексом, и вряд ли когда-то больше, чем обычно (разве что, как утверждают социологи, во время стихийных бедствий — особенно, но поди проверь). Но все же в прежние времена барышни про это так свободно не распространялись. — Я хочу уточнить, — осторожно сказал Гордеев. — Значит, Мила развелась с этим Монаховым, когда узнала, что он ей изменяет, но то, что она сама это делала, ее не смущало, правильно я понял?
— Не совсем. В тот момент у нее никого не было. Вернее, вообще не так, у нее на стороне вообще никогда никого не было. Весь секс помимо супружеского был исключительно важен для ее работы, — абсолютно серьезно объяснила Яна.
— Ясно, — покивал Гордеев и неожиданно сказал: — А в Гонконге жена, которой изменил муж, может убить его, но при одном условии — расправу она должна совершить голыми руками, без оружия.
— Ну да? — восхитилась молодая актриса.
— Точно вам говорю, таков закон этой замечательной страны. Что же касается любовницы мужа, то ее можно убить чем угодно. Так что если когда-нибудь будете сниматься в тех краях, Яна Станиславовна, хорошенько подумайте, прежде чем крутить роман с женатым мужчиной.
— Я подумаю, — пообещала Яна.
— Я пошутил, — объяснил Гордеев.
— Почему же? Очень ценные сведения. Кто знает, что в жизни пригодится. Вот Милка мне рассказывала, что когда она снималась в Америке, на берегу озера Эри, то полицейские, которые следили за порядком и все такое, запретили актрисам носить лакированные туфли.
— Почему это?
— Там есть какой-то старый-престарый дурацкий закон в этом штате, в Огайо, — в общем, такие туфельки могут отразить нижнее белье.
Они посмотрели друг на друга и засмеялись. Гордеев подумал, что, в общем-то, он еще не так стар для этой девочки. Точнее, совсем не стар. Но с клиентами — никаких личных отношений. Таков неписаный закон. Нарушивший его попадет в геенну огненную — во-первых, велика вероятность не получить гонорар — во-вторых, зависти и пересудам коллег не будет конца.
Немного подумав, Яна Маевская сказала:
— Вообще-то после Зингера, после того как она от него сбежала, у нее было немало любовников, по крайней мере, тут, в Москве.
— И вы их знали?
— Нет, конечно, она своих мужчин никогда не афишировала.
Это не есть хорошо, подумал Гордеев и сказал:
— Давайте пока остановимся.
Что ж, теперь кое-какие сведения для того, чтобы начать работу, у Гордеева уже имелись. Он не любил перегружать себя излишней информацией и договорился с Яной Маевской, что в случае необходимости она готова будет встретиться с ним по первому требованию.
Она уехала, а Гордеев подумал, что встречаться с первым мужем Монаховой ему сейчас, пожалуй, не стоит. Если тот не общался с Милой так давно, как об этом говорит ее младшая сестра, вряд ли из него можно вытащить какие-то ценные сведения. Но! Монахов вполне может и обладать какими-то косвенными зацепками, о чем сам не подозревает. А значит, что?
Значит, для такой работы нужен опытный частный детектив. И Гордеев поручил Валерия Монахова заботам Филиппа Агеева, матерого оперативника из частного охранного предприятия «Глория».
5
Когда клиентка ушла, а Гордеев, выпив очередную чашку кофе с молоком, приготовился было составлять план оперативных действий, то первое, о чем он невольно подумал, была сама Яна Маевская — барышня как раз в его духе. Про таких женщин друзья, зная вкус Юрия, обычно говорили: «Гордеев, посмотри, какая женщина плывет — как раз твой размер!»
Гордеев помотал головой, отгоняя невозможное, включил компьютер и создал папку «Монахова», в которую перенес всю ключевую информацию. Сейчас надо было думать не о Яне, а о ее покойной сестре.
Кто же такая в самом деле была Мила Монахова? Гордеев знал о ней то же, что и все: самая прославленная на сегодняшний день российская киноактриса. Впрочем, кажется, на сцене она тоже играла. И что же? Гордеев подумал, что, посмотрев множество фильмов, прочитав множество газетных и журнальных статей, сообщающих массу подробностей ее биографии, он не узнает о Монаховой ничего, что поможет составить о ней личное суждение. Миллион фотографий скорее убавляет, чем прибавляет знания о ней. Имя Монаховой превратилось даже не в символ, а в товарный знак. Безусловно, что все, что могут рассказать ее сестра и те люди, которые знали ее близко, без налета глянца гораздо существенней. Но ценность СМИ все же не стоит недооценивать. Не зря же говорят, что большую часть информации значительной важности все шпионы мира черпают из газет.
И он просмотрел сообщения в средствах массовой информации годичной давности — те, в которых незадолго до рокового события упоминалось имя Милы Монаховой.
В «Дейли миррор» его внимание привлекла крохотная заметочка:
«Лондонские мошенники не щадят даже звезд. На днях, когда «оскароносная» Мила Монахова гуляла со своей собакой в парке, к ней подошел симпатичный молодой человек, рассказал в двух словах душещипательную историю и попросил мобильник, чтобы позвонить маме. «Я попалась на его удочку, даже сама набрала номер и протянула ему телефон», — рассказывает актриса. Вор тут же был таков! Монахова побежала за ним, но споткнулась о свою собаку и упала. Инцидент произошел недалеко от лондонского театра «Олд Вик», где Монахова сейчас репетирует со своим любимым режиссером Джоном Фицпатриком. Сначала Монахова подала заявление в полицию, а потом раздумала и забрала его. Сейчас у мисс Монаховой и мистера Фицпатрика слишком мало времени, чтобы растрачивать его, как прежде, на всякие бытовые мелочи, да и отношения у них нынче чисто деловые…»
«Фицпатрик», записал Гордеев. Потом поискал на него справочку. Поискал еще какие-нибудь статьи, где их имена пересекались.
Джону Фицпатрику было за пятьдесят. Это был театральный режиссер, который изредка работал в кино, экранизировал свои наиболее удачные сценические проекты. Именно ему принадлежит открытие Милы Монаховой, которую он впервые снял еще студенткой театрального училища. Судя по недвусмысленным намекам, было ясно, что сколько-то лет назад у Фицпатрика с Монаховой был роман, после чего они расстались. А два года назад Монахова, интерес к которой на Западе пошел на убыль, возобновила сотрудничество с англичанином, которое принесло ей небывалый успех — «Золотой глобус» и «Оскар» за роль второго плана. Разумеется, после этого про такую раскрученную звезду, как Монахова, писали регулярно, и интервью у нее брали самые лучшие журналисты самых дорогих глянцевых журналов. Но как выбрать из всего массива текстов полезную информацию? Задача не из легких.
Гордеев нашел интервью актрисы, которое она дала за полгода до гибели журналу «Вог» в Лос-Анджелесе.
«…Мила Монахова приехала на встречу вовремя. Она притормозила перед китайским ресторанчиком на своем серебристом «бентли».
— Ну вот такая я дурища, — вздыхает Мила. — Вчера у меня был девичник. И выпила-то всего два бокала шампанского, зато сегодня… — Она болезненно морщится, давая понять, что ее мучит тяжкое похмелье. А на самом деле она выглядит так, будто только-только сбежала со съемок рекламы шампуня: сияющие белокурые волосы, как на постерах, крошечная мини-юбочка колоколом, белый топ, греческие сандалии. Вид у нее просто неприлично свеженький, но я не стану ей возражать, поскольку Монахову так просто не собьешь.
— Говорят, вы много времени проводите на различных вечеринках?
— Да что вы! Честно скажу, я совсем не тусовщица. Просто зануда какая-то. Всегда первая ухожу домой. Ужас! Я ведь догадывалась об этом еще лет десять назад, когда изо всех сил старалась соответствовать, чтобы быть такой же классной, как все остальные, понимаете? А недавно наконец до меня дошло: детка, тебе уже тридцать пять и для тебя нет большего удовольствия, чем лечь спать не позже 23.00. Смирись с этим. Я смиряюсь, но это так грустно…
— Интересная версия, это что-то новое для наших читателей. Скажите, а каково вам было сниматься в последнем фильме Джона Фицпатрика?
— О, это было очень непросто! Не стану лгать, мне было тяжело сниматься, от начала и до конца. Сейчас я вообще удивляюсь, как смогла все это вынести, — говорит она, глядя прямо в глаза. — Но я горжусь своей героиней и очень ее люблю. Я уже давно не снималась в фильме, которым бы могла гордиться. Были дни, когда думала, что не выдержу. Меня душила зверская тоска. Но, наверное, она-то и помогла мне обрести духовную связь с персонажем. Столько людей мне говорили: «Брось, Мила! Ты не потянешь». Но я ухватилась, интуитивно понимая, что с ним я сумею выкарабкаться из того состояния отупения и отчаяния, в котором находилась после смерти папы…
— Как вы любите проводить свободное время, если оно у вас бывает?
— Ну… я люблю читать, но проблема в том, что если я не могу целиком погрузиться в книгу, то ее бросаю. Поэтому я практически не читаю.
— Каковы ваши взаимоотношения с модой? У кого вы одеваетесь?
— Я обожаю русских модельеров. По-моему, Арнольд Куваев — гений. Думаю, люди порой не понимают того, что он делает, как раз потому, что он — настоящий художник. Он меня потрясает, правда-правда. Я вообще люблю авангардную моду. Не всегда могу носить подобные вещи, но, когда люди осмеливаются на нечто рискованное, это меня очень даже заводит. Забавно, что в Америке, например, вообще этого никто не чувствует и не понимает…
— Вы сейчас счастливы?
— У меня все замечательно: в кино, в театре, в личной жизни. Я сейчас живу как в сказке и боюсь спугнуть свою удачу.
Группа азиатских юношей за соседним столиком, которые весь последний час не сводили с Монаховой глаз, наконец не выдерживают и подходят к нам. Они бы хотели пригласить ее стать почетным гостем на каком-то там балу, который они организуют. Монахова мило и непринужденно дает им e-mail своей ассистентки. После чего, откланявшись, садится в свой серебристый «бентли» и отправляется на встречу с режиссером Джоном Фицпатриком, с ним она собирается начать работу над киноверсией их совместного спектакля».