А главное — ей нужно учиться. То, что она называет здесь институтами и салонами, — это всего-навсего магазины. Чтобы они отвечали своему названию, нужно нанять умных и ученых женщин, которые смогут давать советы и лечить, будут специалистами в своем деле. Таких женщин, вероятно, можно найти в Европе. А если нет, то она обучит всему этому молодых девушек, но начнет-то с себя самой. "В конце концов, мне будет девятнадцать-двадцать. Может, и поздновато браться за учебу, но это еще не старость…"
Таким образом, она будет учиться и из лучших источников черпать знания обо всем, что касается кожи, ее болезней и их лечения, а также волос, ногтей и зубов. Ее будет интересовать, отчего люди полнеют или худеют, как придать блеск глазам и может ли когда-нибудь появиться эликсир молодости. Ей нужно узнать множество серьезных вещей, а в маленькой Австралии не найти ответов на ее вопросы (она уже обращалась в Медицинский институт Мельбурна, но там никто, ей ничего вразумительного не сказал). "Слава Богу, что от моих препаратов еще ни у кого лицо не покрылось струпьями", — повторяла она.
Итак, решено — она должна все это изучить. На это ей понадобится два года. Может быть, и три. А вдруг она станет доктором медицины? "Доктор Ханна" — это, пожалуй, звучит.
Новые знания помогут ей построить заводы повсюду. Места, слава Богу, хватит. Будет выпускать в огромном количестве кремы, туалетную воду и вяжущие лосьоны (она сама точно не знает, что это такое, но слово ей нравится — оно звучит достаточно научно). Вот ее цель: выпускать полную гамму продукции и не оставить никому ни единого шанса.
Что еще?
Да, конечно, ей нужно овладеть светскими манерами. Ей было очень неловко в Мельбурне на обеде у губернатора, когда она очутилась перед этой кучей вилок и стаканов да еще в окружении титулованных особ, говоривших о вещах, совершенно ей неизвестных. Можно было подумать, что она только что приехала из своего местечка, и это сразу бросалось в глаза.
"Словом, ты должна научиться устраивать приемы, кокетничать с мужчинами (раз уж этим придуркам это нравится) и быть готовой хлопнуться в обморок от малейшего сквозняка. Хотя ты крепче, чем многие из мужчин, и у тебя никогда не кружилась голова. Тебе не нужно быть законченной дурой и забывать о своем теле, более стройном и совершенном, чем кажется на первый взгляд. У этих чертовых мужчин наметанный глаз, а они, разумеется, будут смотреть не только на твое совиное лицо…
Никогда не показывай, что ты умна. Наоборот, хорошо выглядеть время от времени дурой. И слушать их, этих самых мужчин, с открытым от восхищения ртом, какую бы чушь они при этом ни несли. Ты широко открываешь глаза, слегка наклоняешь голову (не забудь при этом еще и подать вперед грудь — ничего себе упражненьице) — и все пойдет как по маслу, вот они и начинают таять. Тебе нужно сделаться деликатной, нежной и хрупкой. Зачем всем знать, что ты крепка и вынослива, как лошадь.
Кстати, заметь, Ханна, что тебе надо следить и за твоим языком. Когда ты вчера сказала "холера их возьми", бедный Полли взглянул на тебя такими глазами, что, казалось, еще немного и в обморок упадет он, а не ты…"
"А не переспать ли мне с Полли?
Он очень мил. Не то чтобы красив, но очень мил. У него красивые, хотя и пухлые, руки, и они всегда чистые, а это уже хорошо. У него красивые зубы и милая улыбка, и он очень нежен. Даже приторен, как рахат-лукум. Но у него живые глаза, и он умен. Не думаю, что получу от него столько же удовольствия, как от Лотара Хатвилла, но это может быть очень забавно. Он может заставить меня хохотать в момент оргазма. Если только до этого дойдет…
Ты уже долго не спала с мужчиной. Этого тебе, может быть, и не хватает. Значит, нужно завести любовника. Эти рафинированные дамы из Мельбурна не обходятся без любовников. Не все, но, например, эта леди, что представляла тебе какого-то лейтенанта, готового броситься в атаку. Не все, потому что кое-кому из них нужно быть настоящими героинями, чтобы решиться на это…
Нет, только не с Полли. Это изменит в корне наши отношения. К тому же, кроме опыта, возможно, ничего мне и не даст. Но стоит ли пренебрегать опытом, если все, что ты пытаешься узнать в этой области, нужно, чтобы подготовиться к встрече с Тадеушем? Впрочем, это не более чем предлог, который ты сама для себя выдумываешь.
Чертова шлюха!
Нет, Полли просто твой друг. Умный, преданный, прекрасный советчик, и он готов идти за тобой на край света. Тебе чертовски повезло, что ты его встретила. Не стоит разрушать все. Мужиков ведь и так хватает.
Слава Богу".
"…Ты, Ханна, понимаешь женщин. И даже a priori лучше, чем мужчины. Ты можешь догадаться о том, что им будет нужно, еще до того, как они сами до этого додумаются. Ты должна опережать их. Женщины, которые станут твоими клиентками, будут утонченными или захотят стать такими. Во всем мире их будут сотни миллионов. Да ты и сама прекрасно знаешь, что, едва выбравшись из какой-нибудь деревенской дыры, еще не отмыв грязь и не вытряхнув солому из своих туфель, все уже хотят быть красивыми. И чем дальше, тем больше будет таких женщин. Как говорит Полли — рынок будет все время расширяться. Тебе предстоит его заполнить.
Ханна, тебе нужно быть более утонченной, чем любая из этих женщин, или, во всяком случае, заставить их верить в это, что, в сущности, одно и то же. Ты уже и так кокетлива, как курица, и тебе нравится хорошо одеваться — только не следует очень увлекаться этим. Ну а утонченности можно научиться, как ботанике или дерматологии, любви или финансам. И только когда ты станешь изысканной и разгрызешь, словно яблоко, все эти науки, когда откроешь свои институты и заводы повсюду, только тогда ты выйдешь замуж за Тадеуша. Ты будешь с ним очень счастлива: он будет писать свои книги, а ты — готовить еду…
И ты будешь очень внимательно относиться к его мужской гордости. Гордость эта, между нами говоря, глупая. Я до сих пор спрашиваю себя, почему мужу можно содержать жену, а наоборот — нельзя. Но ведь это жизнь. Мужчины всегда были дураками, и ты их не изменишь… Впрочем, не так уж они и глупы. Ухитрились же спихнуть на супруг самое скучное в жизни; скажем, стирать пеленки. А сами в это время забавляются, ездят по свету, открывают много интересных вещей, что-то создают, выдумывают…
…От Тадеуша у тебя будет двое детей. Нет, трое. Это хорошее число — три. Я вообще люблю нечетные числа, четные — какие-то круглые и расплывчатые. Один ребенок — это слишком мало, а пять или семь — это уже много. Придется непрерывно рожать, и все дела придут в упадок.
Да, трое детей — это то, что нужно.
Действительно, пришло время тебе заняться Тадеушем. А что если он женится на какой-нибудь богатой дуре, чьей-нибудь наследнице, а ты еще к этому времени не будешь готова к встрече? Только этого тебе и не хватало! Конечно же, есть такая спасительная штука, как развод… Тебе нужно принять меры. Ты ведь даже не знаешь, где он сейчас. К тому же он тоже стареет. Ему двадцать один год, два месяца и тринадцать дней, и он уже не юноша. Правда, у него есть несколько прекрасных лет в запасе.
Ну и чего ты смеешься как дура? Ты же знаешь, что если есть какие-то проблемы, то, существует и много способов, решить их".
Ханна выберет одно из решений, в силу которого Марьян Каден вновь войдет в ее жизнь, и с этого времени они больше не расстанутся.
Она не знает, где он теперь живет. Однако это ее не останавливает, и она сначала выясняет, работают ли по-прежнему в Варшаве Карузерсы. Полли объяснил ей (а один из его кузенов числится при министерстве иностранных дел в Лондоне), что дипломаты живут в одной стране года два-три, а потом их переводят еще куда-нибудь. Если так, то Карузерсы, скорее всего, уже в Китае или Африке…
Нет, они были на месте. Письменный запрос занял бы много недель, и Ханна воспользовалась одним из очень привлекавших ее изобретений, которым впоследствии она научится великолепно пользоваться, — телеграфом. Ровно через неделю она установила контакт с Карузерсами, передала им свою просьбу и получила заверения, что они сделают все возможное.
На имя дяди Марьяна, к услугам которого как подставного лица она уже прибегала при открытии магазина в Краковском предместье, были переведены триста пятьдесят фунтов. Правда, на этот раз деньгами мог воспользоваться только сам Марьян. Ему к этому времени едва стукнуло семнадцать, но Ханна была уверена, что он рассудительнее любого мужчины, кроме разве что Менделя.
Письмо от Марьяна она получила в ноябре и очень обрадовалась: лишний раз подтвердилась ее вера в дружеские чувства Марьяна. Он великолепно понял, что от него требуется. Присланных ею денег достаточно, чтобы его семья спокойно прожила по крайней мере год и чтобы он смог заняться тем, что она ему поручила: он едет в Прагу, потом — в Вену, а потом объездит всю Германию. Разумеется, он найдет Тадеуша, если только тот обосновался в одной из стран по правому берегу Рейна.
В его ответе не было ни одного лишнего слова, только самое главное. Он даже не поблагодарил ее. Потом она с улыбкой упрекнет его за это. А он, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь взглянуть ей в глаза, скажет: "Я не хочу, чтобы все, кто прочтет мое письмо, мусолили слова, обращенные только к вам".
Она напишет Менделю уже в шестой раз после своего отъезда из Данцига. В этом письме сообщит, что ее дела идут очень неплохо и теперь она может вернуть ему все деньги, которые он доверил ей, и даже с процентами, которые обычно выплачивают банкиры своим вкладчикам.
Ну разумеется, она считает его своим партнером, и из всего, что она заработала и еще заработает, ему принадлежит ровно половина. По этому поводу с нею бесполезно спорить — ведь даже ехала она сюда по билету, купленному им для себя. А сама идея поехать в Австралию? Разве эта идея не принадлежит ему?
Одним словом, она почти всем обязана Менделю, и еще вопрос, не скупится ли она, назначив ему только половину своих доходов.
"Ты ненормальная, Ханна! Да он никогда не получит ни одного из твоих писем. Скорее всего, его уже нет в живых. А если это и не так, то не воображаешь же ты, что он получает письма из Австралии где-то там, в тундре!
Ты сумасшедшая, Ханна, потому что очень своеобразно судишь о модах и заранее планируешь жизнь. Причем не только свою, но и жизнь Марьяна, Менделя и даже Тадеуша. А что если ему захочется иметь четверых детей, а?
В Австралии тебе просто повезло. На краю света, в молодой стране, где не так уж и много предрассудков, ты сумела кое-что завоевать. А в Европе тебя никто не ждет. Достаточно почитать газеты и журналы, чтобы узнать, что другие (мужчины, учти это, пожалуйста) уже создали там то, чем ты занимаешься здесь. Когда ты приедешь, все рынки будут заняты. Фантазерка… Ведь ты живешь в мире, где только мужчины могут заниматься делами, и ты это знаешь. Если бы Полли не раскусил тебя, никто бы и не знал, какие у тебя непомерные амбиции, ты ведь никогда бы никому о них не сказала…"
В этом очень длинном письме она поведала Менделю о встрече, которая у нее состоялась благодаря Клейтону Пайку. Ни больше, ни меньше как с австро-германским графом, совершавшим свадебное кругосветное путешествие со своей супругой. "Я не случайно рассказываю вам о них, Мендель. Вы сами увидите, что на это есть веские причины. Его зовут Рудольф фон Зоннердек, а ее — Анастасия. Я в жизни еще ни разу не видела ни графов, ни графинь, но эти люди показались мне совершенно нормальными: едят, как и все, очень любезны и воспитаны, — да нет, я совсем не трачу время на пустую болтовню, подождите немного. Графиня путешествовала по Австралии в коляске и очень жаловалась на пыль и жару: все это действует, мол, на ее кожу. Тогда Пайк и привел ее ко мне. У них, у нее и графа, великолепная яхта. Я очень волновалась, когда мазала ее кремом, но ей это очень понравилось. Я рассказала ей всю мою жизнь, как обычно слегка приукрасив ее. На сей раз я смешала истории Козетты из "Отверженных" и "Двух сирот" и добавила туда немного из "Дэвида Копперфилда". Она, конечно, расплакалась и очень захотела, чтобы ее граф тоже послушал рассказ о моих приключениях. Они пригласили меня на обед. (Мы ведь живем в Австралии, где нет уж очень больших социальных различий, а поэтому все просто.) Во всяком случае, знать немецкий — очень хорошо. Ну а у меня достаточно длинный язык, и я тоже кое о чем стала их расспрашивать. Оказалось, что этот граф по материнской линии родственник немецкого императора, которого они называют Вильгельмом II, а этот Вильгельм — опять же по материнской линии — внучатый племянник королевы Англии Виктории, инициалы которой изображены на касках всех полицейских в Австралии. Да, знаю, что я болтушка! Тем более что дело не в графе, а в графине. Эта графиня Анастасия — кузина одной гессенской принцессы, которая — теперь, Мендель, вы меня понимаете? — ни много ни мало невестка царя Александра III, потому что она замужем за его сыном, каким-то Николаем. Этот Николай в один прекрасный день может стать императором России. Это все означает, что если мне чуть-чуть повезет, то, будучи в Европе (а мне нужно туда поехать), я смогу увидеть этого чертова царя, который правит и нашей Польшей. Тогда я смогу попросить, чтобы он освободил моего друга Менделя Визокера. Ну что он, этот поляк, еврей и временами сводник, что он такое сделал? Всего-то убил трех или четырех человек (или больше, разве это узнаешь точно), когда ему захотелось чуть-чуть пошалить…
Мендель, вам только кажется, что я со смехом пишу эти строки. На самом деле у меня слезы в глазах. Пожалуйста, не спешите умирать, Мендель. Подождите немного. Целую вас крепко-крепко".
* * *
— Ты выйдешь замуж за Полли? — спрашивает Лиззи.
— Нет.
— Он что, недостаточно богат?
— Он богаче, чем выглядит, и пытается скрыть это, говоря, что деньги для него ничего не значат. Я просто не хочу делить с ним мою постель ближайшие лет этак пятьдесят, вот и все.
— Я всегда знала, что замужество — это только вопрос постели. Мне действительно надо идти в школу?
— Да.
Слышно веселое цоканье копыт по мостовой. Они обе сидят в кабриолете, запряженном красивой небольшой лошадкой гнедой масти. Ханна приобрела лошадь и повозку, чтобы упростить свои передвижения по городу, и сразу же приказала выкрасить кабриолет в черный и красный цвета, что очень удивило сиднейских дам.
— А если я себя плохо чувствую?
— Ты абсолютно здорова.
— Ну это уж слишком, — пробурчала Лиззи, изо всех сил стараясь напустить на себя мрачный вид. — А когда мы будем в Европе, мне тоже придется ходить в школу?
— Разумеется.
— Ну тогда и переезжать-то ни к чему. А что если я выйду замуж за Полли Твейтса?
— Он старше тебя на двадцать пять лет. А по тому, как быстро ты растешь, можно предположить, что ты будешь на целую голову выше его и с ним рядом будешь похожа на страуса, который гуляет вместе с поросенком.
— Я могла бы выйти за Марьяна Кадена. Скажи, он красивый или нет?
"Черт возьми, а ведь я-то и сама не знаю, красивый он или нет. Я никогда не обращала на это внимания…"
— Ну, естественно, он не так красив, как твой Тадеуш, — продолжает Лиззи, — с ним ведь никто не сравнится! Но если он и наполовину так же хорош, то мне бы хватило.
— Лиззи, заткнись!
— Настоящая леди не должна говорить другой женщине "заткнись". У тебя ужасный язык, и тебе тоже не мешало бы походить в школу. Расскажи мне лучше, как Добба Клоц по прозвищу "Стог сена" дала тебе денег, чтобы ты купила твое знаменитое платье с тридцатью девятью пуговицами.
— Я тебе об этом рассказывала раз двадцать.
— Это всегда очень интересно. Как и то, как ты пришла к квартирной хозяйке Тадеуша в Пражском предместье Варшавы и выдала себя за его сестру. Вообще, если подумать серьезно, то ты ведь большая врунья. А тебе поручили меня воспитывать! Вот если бы Род знал это…
— Ну-ка, прекрати меня шантажировать! К тому же рассказывать людям то, что они хотят от вас услышать, — это не значит врать. Ты просто оказываешь услугу им же самим.
— Как бы ни так. И особенно, когда Тадеуш и ты…