Для очистки совести искатель пошарил рукой под передними сиденьями сзади. И — вот оно, счастье! Под пассажирским креслом обнаружился совсем не бутафорский пистолет имени Макарова. И его-то уж вряд ли оставил при обыске Саня Филиппов.
— Ствол по номеру пробили, — Леха Быков протянул командиру распечатку. — Числится в розыске, был похищен в феврале этого года в Махачкале, у тамошнего мента. Изымать не стали, чтоб не спугнуть.
— Это понятно, — кивнул Кленов. — Что еще?
— Машина чистая, принадлежит самому Малинину. Месяц назад купил ее у некоего Плоткина Александра Наумовича. Плоткин этот у нас по учетам не проходит… Хата — съемная. Хозяйка, Кочнева Елена Юрьевна, проживает в Волгограде, на нее у нас тоже ничего нет, кроме того, что она не платит налогов… Теперь — по самому клиенту. Малинин Денис Николаевич, тридцать один год, уроженец Кизляра…
— А ствол из Махачкалы. В принципе, один регион.
— Именно! Запрос по Малинину я туда уже закинул, но когда ответ будет — одному богу известно.
— Аллаху, — поправил Репин. — Там — его земля.
— Ну, Аллаху… Образование высшее. В данной квартире проживает около трех месяцев. Часто приносит и уносит что-то в больших хозяйственных сумках. Мы с Пикассо, кстати, тоже это видели. Жалоб со стороны жильцов на него не имеется. Вежливый, здоровается всегда. Гостей не водит, живет тихо и неприметно.
— Как и подобает образцовому боевику, — заключил Репин.
В кабинете на некоторое время повисла тишина. Даже слышно стало, как этажом ниже дежурный орет кому-то в трубку: «Какой рейд?! Вы что, с ума сошли? У нас все люди на обеспечении форума!.. Да хоть министру звоните!»
Кленов покосился на Ирину:
— Чего ж он все-таки от тебя хотел?
— Как что?! — ответил за нее Быков. — Внедриться, узнать расстановку сил, а то еще и подставить…
— Асият, кстати, тоже из Кизляра, — посмотрев в глаза Кленову, негромко сообщила Голикова.
— Кто такая? — не унимался Леха.
— Так, знакомая… Не очень хорошая…
— А ремонт компьютеров — для прикрытия, — предположил живописец, — на улице человек с системным блоком в руках подозрения не вызовет. Особенно если он в униформе с надписью «Компьютерное село» или что-нибудь в этом роде. А внутри системного блока — килограмма четыре пластида и дистанционный взрыватель.
— Знаете что, братцы, — Кленов принялся выстукивать заглавную тему из «Семнадцати мгновений», — отдам-ка я все это в ФСБ. Терроризм — их хлебушек, пусть они его и кушают.
— Да ну, Николаич… — поморщился Леха. — С эфэсбэшниками лучше не связываться. У них ведь как обычно: если все выгорит, то раздуют из мухи слона и ходят героями, будто они все сами реализовали. А если сорвется, так тихо отползут в сторону.
— А ты что предлагаешь?
— Сами справимся. Маленькие, что ли? Его самого мы знаем, где дохнет — тоже. Куда он денется?.. Пикассо, ты прослушку на городской телефон поставить сможешь? Чтоб без судебных формальностей?
— Дом старый, — кивнул Репин, — раз плюнуть.
— Вот! Тачку его периодически проверять будем, благо приборчик у нас есть. У пистолета на всякий случай боек сточим, чтоб от греха подальше… А еще его на контакт выманить можно.
— Как это? — не поняла Ирина.
— Он тебе телефон оставил? Оставил. Позвонишь и скажешь, что компьютер сломался. Пусть приедет, посмотрит. А я, естественно, подстрахую.
Кленов достучал тему и, словно Штирлиц на пианистку Кэт, посмотрел на Ирину:
— Ты как, не против?
— Ну если надо… Позвонить не жалко.
— Не помешает. Кстати, он тебя спрашивал о чем-нибудь?
— Да все обычно. Как зовут, чем занимаюсь…
— Ну, а ты?
— Сказала, что художник.
— Почему художник? — удивился командир.
— Да так… Сорвалось с языка.
— Если он заслан, то все равно в курсе, где ты служишь… Короче, коль еще об этом речь зайдет — скажешь, что работаешь в отряде спецназа, инспектором вещевой службы. Но, так как милицию сегодня не любят, представляешься художником. Хобби у тебя такое.
— Я рисовать не умею, какой из меня художник? — фыркнула Ирина.
— Сегодня, чтобы быть художником, — заметил живописец со стажем Репин, — уметь рисовать совсем не обязательно. Главное — выучить несколько непонятных слов и время от времени с умным видом вставлять их в разговор. А с картинами я помогу.
Оставив Кленова наедине с бумагами, Быков с Репиным остановились возле висевшего на стенде боевого листка, выполненного в манере позднего Кандинского. Листок сообщал о героизме и мужестве бойцов отряда в тяжелую годину международного экономического форума.
— Слушай, Пикассо, не составишь компанию Ирку подстраховать? — подмигнув, предложил Леха. — Куда лучше, чем в оцеплении стоять. С Николаичем я решу.
— Думаешь, этот перец — замаскированный боевик? Сам не справишься?
— Дело не «в справишься» или «не справишься». Лишние глаза никогда не помешают.
— Сдается мне, у тебя тут далеко не служебный интерес, — по-ленински прищурился живописец.
— А если и так, что с того? Мы оба — свободные люди. И потом я на пельмени уже без тошноты смотреть не могу.
— Мужик женился — новую няньку нашел… А как же любовь?
— Любовь? Так кто ж против? Можно и по любви… Я любовь очень даже уважаю.
* * *
Развесив полотна собственного производства на спешно вбитых в стену гвоздях, великий художник отошел на пару шагов и взором маститого критика окинул содеянное. Затем вернулся, поменял пару картин местами.
— Так лучше будет, в плане композиции… Запомни: этот стиль называется кубизм. Как направление живописи возник в начале двадцатого века. Наиболее яркие представители — Пабло Пикассо и Жорж Брак. Не Барак Обама, а Жорж Брак.
— Дурочку из меня не делай, ладно? Я и так дурочка, — парировала Ирина.
— Ладно… Основная идея кубизма заключается в том, чтобы отвергнуть традиционные средневековые представления о перспективе и форме. Революция в живописи, короче… Кубисты дают новое видение пространства, разлагая его на простые геометрические формы. Понимаешь?
— Слушай… Ты яблоко можешь нарисовать? Или там вазу с цветами. Только без квадратов.
— Как говорил Сальвадор Дали — верх идиотизма рисовать яблоко таким, какое оно есть на самом деле. Для этого имеется фотоаппарат. Короче… Вот эта деревяшка называется мольберт. Не перепутай с палитрой.
— Я что, по-твоему, в школе не училась?
— Так, с живописью у нас не получается, — подвел черту взрывотехник. — Ладно, давай тогда о компьютере. — Он извлек из сумки ноутбук. — Брат моей Ленки в этом деле хорошо разбирается, так что сделал все, как я просил. Здесь небольшие проблемы с запуском, и понимающий человек устранит их за пять минут. Вот и проверим, какой из твоего ниндзи компьютерщик.
Ирина вспыхнула:
— Почему из «моего»?
— Ну не из моего же… Не придирайся к словам. Еще вопросы есть?
— Как себя с ним вести-то?
— Ну как… Естественно, как же еще? Когда к тебе водопроводчик приходит, ты как себя с ним ведешь?
— Он же не водопроводчик…
— Какая разница?
— Слушай, а вдруг он… это… приставать начнет?
Репин улыбнулся и распахнул руки, словно хозяин борделя перед гостем.
— Welcome… Как в том анекдоте: сам напал, сам пускай и отбивается. Главное — не волнуйся. И помни: ситуация под контролем.
Ирина накрасила ресницы и взяла подводку — тоненькая кисточка дрогнула в руке, и линия смазалась. Она вдруг осознала, что волнуется. Причем не только в связи с оперативным заданием. И не столько. Черт-те что! Глупости. Переживает из-за какого-то очкарика. «Надо в комнату лыжную палку принести», — некстати вспомнился фильм «Кочегар». Оружие лишним не бывает.
Она отошла от зеркала на пару шагов, критически оглядела свое отражение.
Пышная юбка немножко полнит, зато голубая блузка в обтяжку подчеркивает талию. Но работа требует жертв, в том числе и визуальных, — задрав довольно короткую юбку, поправила торчавший из закрепленной на бедре кобуры миниатюрный ПСМ — пистолет специальный малокалиберный, для хозяйственных нужд.
— О-о! — восхищенно выдохнул Репин, чуть ли не высовываясь из слухового окна дома напротив с дальнобойным биноклем. — А ножки у нее ничего себе… Мне б такую натурщицу.
— Где?! — мгновенно проснулся кемаривший Быков. — Дай!
— Да не толкайся ты! Все равно уже поздно. Черт, кабы знать… Фотоаппарат ведь с собой.
Вырвав наконец у коллеги бинокль, Леха уставился на Иринино окно, словно Робинзон на женщину. Но комната уже опустела.
Он направил окуляры на двор.
— О, легок на помине! Смотри, вырядился, как на свидание, даже галстук нацепил. Цветов только не хватает. Снимай!
Репин быстро извлек из сумки фотоаппарат с оптическим прицелом.
— Смотри, а этот тип, случайно, не с ним?
— Который?
— Вон, черненький, в джинсовом костюме. Только что из арки вышел…
Быков снова прильнул к биноклю:
— Черт его… По виду — кавказец, точно.
— Я его сфоткаю. На всякий пожарный… Подвинься!
Ирина отворила дверь. Программист снова улыбался. Теперь он неуловимо напоминал Шурика из гайдаевских фильмов.
— Добрый день! Извините, чуть не опоздал. Пришлось машину дома оставить, пешком — быстрее. Скорее бы уж этот форум закончился…
— Ничего, проходите. Только у меня тапочек нет. Мужских.
— Не страшно. У меня дома тоже нет тапочек. Женских. Я босиком.
В комнате гость остановился, не выпуская из руки потрепанный кейс. Посмотрел на мольберт. Лыжную палку Ирина замаскировала под упор для него.
— Вы одна живете?
Вопрос не очень логичный для компьютерного мастера. Но для «засланного казачка» — вполне. «Пианистка Кэт», однако, виду не подала.
— С мамой. Но ее сейчас нет. К сестре уехала. В Саратов.
Легенда была придумана профессиональным разведчиком Репиным. На самом деле летом мама жила на маленьком дачном участке с парником и парой грядок. Но сестра, Саратов… Так гораздо эффектней.
— Понимаю. Конфликт поколений… Как мудро было замечено в одном фильме, родителей надо любить издалека…
Гость остановился перед полотнами.
— Ух ты! Это ваши работы? Честно говоря, думал, что насчет художника вы пошутили… А неплохо, знаете ли!
— Ну, чего они там делают? — с интонацией мальчика, подглядывающего за женщинами в раздевалке, спросил у напарника истинный автор великих полотен.
— Ничего, — не оторвался тот от бинокля. — Мазню твою разглядывают.
— На «мазню» не обижаюсь. Слово «живопись» ты без бумажки все равно выговорить не сможешь.
— Меня за такую живопись еще в третьем классе за дверь выставляли… — парировал далекий от искусства Быков. — Слушай, а этот, который в джинсовке, так и сидит на скамейке. И тоже на Иркины окна пялится.
Пару минут полюбовавшись кубиками, ромбиками и шарами, гость повернулся к Ирине:
— Знаете, у вас отличное чувство цвета. Акценты потрясающе расставлены! И это смелое сочетание теплых и холодных тонов! А вот с композицией — только, пожалуйста, не обижайтесь! — не очень. Равновесие хромает… Впрочем, это только мое мнение, а я ведь дилетант. Кстати, что на этой картине?
— На этой?.. — Ирина на мгновение растерялась. — Это… Мексика! Мексиканские пейзажи. Пустыня, горы, кактусы…
— Надо же… Я, честно говоря, ее несколько иначе себе представлял. А почему вдруг Мексика? Бывали там?
— Нет. Но всегда об этом мечтала. Вот, может, накоплю денег и съезжу.
— Так продайте картины, — предложил программист. — Или они вам дороги как память?
— Я бы продала. Но кто их купит? За нормальную цену не продашь, а за копейки — жалко.
— Понимаю… К этому вопросу надо подойти правильно. Вон, на набережной у нас — целый Монмартр. У них ведь покупают… А знаете что? Ваши картины можно на интернет-аукцион выставить… Нет-нет, я серьезно! Сегодня очень многие бизнесмены скупают работы никому не известных художников. Последний писк. И если грамотно подать, то возьмут. Давайте так: я картины сфотографирую, а потом в Сеть выложу. Надо только прикинуть, как они лучше смотрятся: при дневном свете или при искусственном… Вы позволите?
Не дожидаясь ответа, Малинин подошел к окну и задернул штору.
— Свет включите на секунду…
— Она что, с ума съехала? — возмутился Быков. — Какого черта?! Знает же, что мы контролируем, и… О, опять открыли! Фигня какая-то…
— Погоди! — Репин сжал его руку и указал вниз, во двор: — Смотри, наш джинсовый друг уходит… Похоже, штора — это сигнал.
— Точно, блин… Давай за ним! А я пока тут останусь.
— Нет, выключайте. При искусственном освещении лучше, — констатировал гость, отдергивая штору. — Цвета естественней смотрятся. Мягче… — Вдруг он уставился в правый нижний угол картины с двумя кубами — черным и фиолетовым, в каждый из которой была вписана оранжевая сфера. — А почему здесь подписано «Репин»?
— Мммм… Это меня мама в шутку «Репиным» называет, вот я так иногда и подписываю.
— Честно говоря, это совсем не его манера…
— Для мамы что Репин, что Пикассо — всё едино.
Малинин снова отошел на пару шагов и, чуть помолчав, заметил:
— Вы говорите — Мексика? А мне почему-то показалось, что вот это, например, портрет. Причем мужской.
— Нет, что вы… Это не мужчина, это… кактус! Но и вправду большой. На человека похож. Руки, голова… Они в Мексике до двадцати метров вырастают.
— Даже больше, — поправил Денис. — Называется цереус. Самый большой кактус на планете. В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году в Аризоне ураганом свалило цереус. Высота этого кактуса была двадцать четыре метра, что по сей день считается рекордом. И на момент гибели ему было сто пятьдесят лет. Представляете, во время американо-мексиканской войны он уже рос! Мог видеть самого генерала Тейлора.
— Послушайте, откуда у вас такие познания? Вы — просто ходячая энциклопедия!
— В детстве болел много, — грустно улыбнулся гость. — Времени для чтения хватало. У нас большая подборка «Науки и жизни» была, отец много лет подряд выписывал. Так я все номера от корки до корки проштудировал. Тогда же и зрение посадил… Ну а где наш больной? А-а-а, вижу…
Он присел за стол и раскрыл ноутбук.
Стоя за спиной странного мастера, Ирина наблюдала за его манипуляциями. Ей вдруг показалось, что кобура на бедре съехала, и пистолет вот-вот вывалится. Она стала осторожно, сквозь ткань юбки, поправлять оружие.
— Вы чем-то обеспокоены? — почувствовал программист. Словно у него, как у Шерлока Холмса, на кончиках ушей были особые тепловые точки, позволяющие «видеть» спиной.
— С чего вы взяли?
— Как говорят у меня на родине, скрыть волнение гораздо труднее, чем скрыть радость.
— Нет, все нормально. А где ваша родина?
— Я из Кизляра. Самый лучший город на свете… Правда! Город-сказка, город-мечта… Одна беда — работы нет. Пришлось сюда перебираться. Так что я, в некотором роде, компьютерный гастарбайтер. — Денис снова улыбнулся, и снова как-то грустно. — Однако, как говорится, вирусов бояться — в Сеть не ходить. Сам Билл Гейтс начинал свою карьеру с того, что сидел дома и писал программы для управления городскими светофорами…
Он замолчал, закрыл ноутбук и повернулся к Ирине.
— Увы, наш больной нуждается в интенсивной терапии. Придется вам некоторое время без компьютера побыть. Винчестер накрылся.
— Винчестер? — переспросила Ирина. — Кстати, почему такое название? Это же винтовка…
— Ну да. И к винтовке это название некоторое отношение имеет. Дело в том, что один из первых жестких дисков имел суммарную память шестьдесят мегабайт. Тридцать с одной стороны, тридцать с другой. В документах обозначался так: тридцать-дробь-тридцать. Точно такая же маркировка была и у винтовки Винчестера. Вот с тех пор и прилипло.
— Ой, как же я без компьютера?
— Да вы не волнуйтесь, я быстро. И расписку оставлю. У вас там никаких секретов нет?
— Каких секретов?