- В другом отделении есть врач-бета, но я буду чрезвычайно обязан вам, если вы позволите мне вас осмотреть.
Красавчик-спасатель, как звал Лионеля Марэ весь персонал, усмехнулся:
- Вы так любезны, что я не могу отказать вам, - сказал он и откинул одеяло. Кеннеди почувствовал себя неловко.
- Если вам это трудно… - он дотронулся до запястья пациента и уловил дрожь, рука была холодной и влажной. Что бы ни пытался изобразить упрямый альфа, выглядел он из рук вон плохо.
Кеннеди выпрямился.
- Флави, ты сделала промедол месье Марэ?
- Месье не просил, - без колебаний доложила сестра.
Рэйм резко повернулся к ней.
- Месье и не попросит.
Флави озадаченно уставилась на Кеннеди.
- Разве в медицинском тебе не говорили, что альфы никогда не просят анальгетики?
- Это воспринимать как комплимент, док? - негромко рассмеялся Марэ.
- Скорее, как проблему.
Кеннеди выразительно посмотрел на медсестру, Флави понимающе кивнула и унеслась.
- Зря вы так, - альпинист растягивал слова, словно даже говорить ему было трудно, - такая чудная, чуткая девочка.
Кеннеди вздохнул и склонился над больным.
- По шкале от одного до десяти на сколько болит?
- Думаю, на пятерку.
- А мне кажется, что на все восемь, - не согласился Рэйм.
Спасатель хмыкнул и прикрыл глаза, по коже побежали мурашки.
- Вам кажется.
- Ладно, - не стал спорить Кеннеди, аккуратно отклеивая пластырь повязки, прикрывающей послеоперационную рану.
Шов выглядел неплохо. Рэйм осторожно сдавил края раны, чтобы убедиться, не началось ли воспаление. Судя по кожным покровам, печень успешно восстанавливалась. Кеннеди больше переживал за единственную оставшуюся почку.
- Заживает хорошо. И все-таки, где болит больше всего?
Марэ не ответил, только поморщился, когда Рэйм осторожно потрогал его живот. Кеннеди казалось, что он знает - у его пациента болело там, где не было ни разреза, ни перелома. Надо вызвать Дага, пусть назначит антидепрессанты.
Пока Кеннеди менял повязку, вернулась Флави.
- Возьмем анализы, - оповестил больного Рэйм, - если восстановление пойдет хорошо, можно будет заняться вашей спиной.
Лионель безучастно покосился на него. Кеннеди продолжил осмотр.
- Чувствительность в порядке, - успокоил он Марэ, - но чтобы снова ходить, нужно будет укрепить поврежденный позвонок. Это ускорит выздоровление и…
- Вы прогнали Блэйка. Почему? - вдруг спросил Лионель.
- По-моему, это вы его прогнали, а я только выполнил ваше желание.
- Спасибо, док.
- Не за что. Флави сделает вам укол.
- Спасибо, не стоит.
Кеннеди вздохнул.
- Послушайте, Лионель, я понимаю, что вы чувствуете. Но послеоперационную боль терпеть нельзя. Она мешает организму включить защитные механизмы и начать выздоравление. В анальгетиках нет ничего плохого…
- Это мое решение, док.
За пятнадцать лет работы в отделении хирургии Кеннеди видел много раненных альф. С большинством из них были трудности, но он научился находить подход к любому пациенту.
- Лионель, - проговорил он, осторожно разжимая стиснутую в кулак руку, - вы ошибаетесь, если думаете, что боль отвлечет вас от мыслей о предательстве.
- Что вы об этом знаете? - с обидным презрением бросил альфа. Он попытался подняться, но движение только вызвало новый приступ боли.
- Больше, чем вы думаете, - тихо сказал Рэйм, придерживая его за плечи, - лежите смирно. Я принесу вам снотворное? Пожалуйста.
Марэ смотрел с отчаянным бессилием.
- Сделайте мне приятное, Лионель.
Он сдался, нехотя кивнул и прикрыл глаза.
- Только одну ночь.
- Договорились.
Кеннеди даже не удивился, когда поздно вечером столкнулся в коридоре с Ким Дэ Йонг, несмотря на то, что охрана получила четкие указания никого не пропускать к раненному альпинисту. Красавица и модель, лицо нескольких известных домов моды, Йонг протянула ему увешанную дизайнерскими браслетами руку.
- Насколько я понимаю, это вы - суровый и неприступный доктор Кеннеди? Можем мы где-нибудь поговорить?
- Он самый, - кивнул Рэйм и пригласил ее следовать за собой в кабинет.
Иногда в клинику попадали публичные люди, и ему, как одному из ведущих хирургов, приходилось иметь дело с их родственниками, друзьями, адвокатами. Приходилось утешать жен и мужей, выбирать выражения в беседе с ушлыми журналистами и скрывать правду от фанатов.
Но то, что он увидел утром, полная концентрированного отчаяния и безысходности сцена встречи двух бывших друзей, не давала Кеннеди покоя. Это было как удар ножом в спину. Это были Каин и Авель.
Марэ привезли вечером, и Кеннеди семь часов без отдыха стоял у операционного стола, пытаясь вытащить с того света альпиниста, которого утром пришел добивать самый близкий друг.
- Мне сказали, что вы запретили навещать Лионеля, - произнесла Йонг, - могу я узнать, почему?
Интересно, в каких она отношениях с обоими альфами из команды «Адреналин»? На чьей Йонг стороне?
- Обычная практика: посещать больных в реанимации разрешается только близким родственникам, - уклончиво ответил Кеннеди, внимательно отслеживая реакцию.
- Я и есть близкий родственник, - сверкнула кошачьими глазами Йонг. В полумраке браслеты на руках матово светились золотом.
- При всем уважении, я знаю, кто вы.
- Тогда вы должны знать, что я для Ли больше, чем друг.
- Конечно.
- Почему вы говорите это таким саркастическим тоном? - подняла брови Йонг. - Из-за Джордана?
- Он был здесь утром.
- Вы не знаете обстоятельств! Блэйк…
Рэйм покачал головой:
- Мне все равно.
Йонг склонила голову к плечу. Кеннеди невольно залюбовался ею - женщины-беты, как правило, обладали совершенными чертами, но Йонг природа наделила просто ослепительной красотой.
- Послушайте, мадам Ким, я много лет работаю хирургом. К нам привозят всех спасенных по эту сторону Альп, и я научился различать, кто из них не хочет жить.
Глаза женщины заинтересованно сощурились.
- Считайте это мистикой, но те, кто хочет выкарабкаться, выживают, получив тяжелейшие, зачастую несовместимые с жизнью травмы. Я чувствую, как под моим скальпелем бьется жизнь, все проходит гладко, и человек поправляется, остается жить благодаря воле к жизни.
- Кажется, я понимаю, о чем вы, - кивнула она.
- Когда я оперировал вашего друга, то постоянно чувствовал, что все висит на волоске. Мне будто что-то мешало, одно осложнение усугублялось другим, сосуды рвались от одного прикосновения. Мой пациент мешал мне. Он боролся со мной, потому что не желал жить.
Йонг молча смотрела на него.
- Я впущу вас к месье Марэ с двумя условиями. Вы не будете говорить с ним о том, что произошло утром, и заставите принять обезболивающее.
Йонг задумчиво тронула большим пальцем губы.
- Вы француз?
- Какое это имеет значение? - обескуражено спросил Рэйм. Он ожидал несколько иной реакции на свой рассказ.
- Вы симпатичный. Мы раньше нигде не встречались?
- Боюсь, что нет, - раздраженно покачал головой Кеннеди.
Иногда ему казалось, что больным было бы легче выздоравливать без удушающей заботы родных и друзей.
- Хорошо, я согласна, - поднимаясь, сказала Йонг. - Дайте мне лекарство и проводите к Ли.
Рэйм в очередной раз подумал, что это плохая идея.
Лионель жалел, что отказался от укола. Болело невыносимо, везде разом, тело, даром что непослушное, пульсировало, как воспаленный зуб. Но нажать кнопку вызова - ни за что! Флави видела, как Кеннеди его уговаривал, будут болтать, что альфа сдался. Черт!
Спокойно. Нужно просто успокоиться. Зачем только он выкинул снотворное? Хотя с ним, наверное, было бы еще хуже. Спать и чувствовать боль - да ну нахер, правильно, что выкинул.
Интересно, как там сейчас солнышко? Арди уже успел промыть ему мозги, или Лукас до сих пор ничего не знает?
Не все ли равно. Покупая билет до Лондона, Ли предполагал, что шансы у него примерно 50 на 50. Теперь их не стало вовсе.
Хоть бы раз еще его увидеть… Они даже телефон ему не дают.
А может, плюнуть на гордость и нажать чертову кнопку? Пусть Кеннеди загрузит его наркотической дрянью, чтобы не было ни боли, ни мыслей.
Ли протянул руку, плечо отозвалось на движение, пальцы наткнулись на пустоту. Альфа пошарил там, где должна была располагаться кнопка, но она оказалась поистине неуловимой.
Шаги в коридоре отвлекли его от поисков. Ну, надо же, какие люди! Распахнулась дверь, и в палату вошла Йонг. Кто бы сомневался, что она примчится следом за Блэйком. Хорошо хоть одна, без Чета. Его сальных шуточек нервы Лионеля просто бы не выдержали.
Сопровождавший Йонг доктор Кеннеди (живет он в больнице, что ли?) подошел к Лионелю:
- Как вы себя чувствуете?
- Хорошо, - Ли хотел улыбнуться непринужденно, а получилось вымученно.
- Вам что-нибудь нужно? - с намеком поднял брови хирург.
Да! Да-да-да, черт, нужно! Еще как нужно!
- Нет, спасибо.
Кеннеди кивнул:
- Если что-то понадобится, нажмите кнопку вызова, - и вышел, прикрыв за собой дверь.
Йонг дождалась, пока он уйдет, и всхлипнула, опускаясь на колени перед постелью Ли. При посторонних она никогда не стала бы так позориться, но наедине дала волю чувствам. Как же они все привыкли носить маски, настолько, что срывать их порой приходится вместе с кожей.
- Этот гад, Блэйк, позвонил мне только утром! - сжав его ладонь, всхлипнула Йонг, - я была дома, прилетела сразу, как смогла.
- Девочка моя, - похвалил Ли, - рад тебя видеть. Спасибо, что прилетела.
- Сколько лет мы не виделись?
- Года три. Но буквально вчера я видел тебя на обложке какого-то девчачьего журнала. Он валялся у нас в дежурке.
- Дубина, это был «Вог», - сделала вид, что обиделась Йонг.
- Я и говорю, девчачий.
Они оба рассмеялись.
- Я скучала по тебе, Бродяга.
- И я по тебе скучал. Как дела у малышки Сидни?
- Улетела с Четом в Эл-Эй на пробы в какой-то молодежный сериал. Через неделю модный показ в Париже. Странно чувствовать себя мамой восходящей звезды.
- Она вся в тебя.
Йонг печально улыбнулась, протянула руку и отвела с его лба лезущие на глаза волосы.
- Ты оброс и стал бриться. Сменил имидж?
- Ты просто давно меня не видела.
- Я и Блэйка давно не видела.
Ли вздохнул. Он, конечно, знал, что Йонг примчалась их мирить, но ведь не с порога же. Все так хорошо начиналось.
- Нажаловался?
Йонг невинно пожала плечами.
- Твой цербер, симпатичный доктор, запретил мне говорить на эту тему.
- Вот и правильно.
- Я люблю тебя, Ли.
- Знаю.
- И Чет любит, и Блэйк. Поверь, у него не было выхода…
- Йонг!
На душе стало еще гаже. Он не ждал понимания, но можно же просто не топтаться на больной мозоли.
- Лукас Джордан очаровательное дитя, - с улыбкой сказала Йонг, - будь я помоложе и свободна, тоже не осталась бы равнодушной.
- Прекрати!
- Ли, родной, не сердись на правду. Кто раскроет тебе глаза, если это не сделаю я?
- А в чем, по-твоему, правда? - раздраженно бросил Лионель.
- Будь это твой сын, ты подпустил бы к нему циничного мужика втрое старше, который перетрахал всех симпатичных омег и бет по обе стороны океана?
- Вот каким ты меня представляешь, - усмехнулся Марэ.
- Будь это твой ребенок, которого ты качал на руках и кормил с ложечки, ты бы землю порвал по экватору, чтобы защитить его от всего на свете.
- Я не хотел навредить!
- Но ведь мог.
Лионель прикрыл глаза. Слова Йонг, может, и были справедливыми, но запоздали на пару дней. Блэйк потребовал оставить Лукаса, и теперь, кто бы что ни сказал, Ли не может этого изменить. Так какая нахер разница, кто прав, а кто виноват?
- Уходи, Йонг.
- Прогоняешь меня, как Блэйка?
Ли отвернулся к панорамному стеклу. За стеклом стоял доктор Кеннеди, Ли поймал его взгляд и еще больше разозлился.
Почему все они не могут оставить его в покое?
- У меня в кармане шприц с промедолом, - сказала Йонг, - если ты не позволишь мне сделать тебе укол, твой врач меня больше не впустит к тебе.
- Это будет очень кстати, - скрипнул зубами Ли.
Йонг вздохнула.
- Тебе нужен ребенок. Заведи ребенка, Ли.
- Перестань!
- Ли, он наполнит твою жизнь смыслом, даст то, чего тебе так не хватало… То, что ты искал в сыне Блэйка.
- Йонг, замолчи. Я не хочу это обсуждать! Что мне нужно, так это, чтобы никто не лез с нравоучениями. Ясно?
- Можно, я сделаю укол? - с оскорбительным сочувствием попросила подруга. - И уйду.
- Сделай, - Ли выдохнул сквозь зубы, - и уходи.
Он даже не почувствовал, как игла проткнула кожу, просто боль начала отступать. Не сразу и не везде, отпускала частями, неохотно, пробегала мурашками по коже. А может, это были ласковые женские руки.
- Можно, я подожду, пока ты уснешь?
- Иди к черту, - пробормотал Ли. Только сейчас он понял, как сильно хотел спать.
- Я спою тебе колыбельную.
- Убирайся.
Йонг не послушалась и негромко затянула какую-то песенку, напомнив о давних, светлых днях, когда они все были командой и безоговорочно принадлежали друг другу. Йонг всегда что-то напевала, поднимаясь в благословенные горы, но ни тогда, ни сейчас Ли не понимал ни слова.
Idzie idzie sen wieczorem, tonie tonie świat we mgle
Słonko ziewa ponad borem bo jemu spać się chce
a w brzozowym cichym gaju wszystkie listki tez ziewają
baju baju baju baju baju baju baj
Иди, иди спать, вот уж вечер, окутывает мир темнота.
Солнышко над бором зевает, хочет спать,
И в тихой березовой роще зевают листочки.
Баю-баю, баю-баю, баю-баю-бай!
песенка Йонг: http://www.youtube.com/watch?v=sfYRt6NfAPY
- Что это сейчас было? - Кеннеди кивнул на окно в палату реанимации.
- Польская колыбельная, - непринужденно пожала плечами Йонг, - омега, который вынашивал мою дочь, был наполовину поляком, и он научил меня этой песне.
- Я просил вас не говорить с ним о Джордане, - укорил Рэйм.
- Просили, но я не послушалась. Потому что в глубине души Ли хотел, чтобы с ним поговорили.
- Вы причинили ему боль.
- Бродяга сам причинил себе боль, и теперь варится в котле из страданий, под которым сам же поддерживает огонь, - Рэйм покосился на Йонг, удивленный поэтическим сравнением, - что вы знаете о Лионеле, доктор Кеннеди?
- Только то, что он снимался в шоу «Восхождение», а потом стал спасателем.
Йонг недоверчиво приподняла брови:
- Мы точно нигде не пересекались? Ваше лицо мне кажется знакомым.
- Уверяю вас, что нет.
Она развела руками, звякнули браслеты. Кеннеди перевел взгляд на спящего Марэ. Он не ждал откровений от Йонг, но она заговорила негромко, с бесконечным сочувствием:
- Когда «Адреналин» закрыли, мы все вздохнули с облегчением. Последние годы шоу держалось только на Ли. Блэйк метался между съемками и своим омегой, мы с Четом ждали ребенка и, честно сказать, обустройство дома интересовало нас куда больше, чем горные вершины. Это были звездные часы Ли. А потом все закончилось, и перед нами, тогда еще молодыми, но уже богатыми, знаменитыми, полными сил открылись дороги, о которых мы даже не мечтали, начиная делать наше шоу. И только Марэ - последний романтик - остался в горах. Сначала проводником, потом спасателем.
Йонг умолкла. Кеннеди ждал продолжения и не знал, что сказать.
- Ли так и не нашел ничего лучше гор, понимаете? Никого, кто заставил бы его завязать. Мне даже стало казаться, что во всем мире нет омеги, который подходит ему. Ли просто не создан для семьи. Но однажды Блэйк привел к нему Лукаса. Наивного шестнадцатилетнего омегу, притом беременного. Я не знаю, что у них произошло, но Лионель напрочь забыл о том, что Лукас намного младше и не свободен. Джордану пришлось запретить ему общение с сыном. И я не могу его винить, он отец.
- Даже если они - пара?
- Вы верите в пары, доктор Кеннеди? - цепкий взгляд окинул его руку без кольца.