- Пожалуйста... простите меня...
- Я уже простил, а теперь уходи...
- Значит, не простил... значит, помнишь... – Ксар, вдруг перейдя на «ты», заговорил с надрывам, - когда-то и у меня был такой балованный красавец, и любить обещал вечно... но что значат слова... просто ветер в песках...
- Знаешь что, Ксар, кончай болтать, я тебе еще утром сказал, чтобы ты платок надел, а из-за твоего упрямства я полдня хожу с закрытыми глазами, так еще и мыться так должен! Иди, надень платок, а потом уже приходи...
- Помогать? И вы позволите?
- Да...
- Значит, все дело в платке?
- Иди уже... – рявкнул Золотко.
Ксар ушел. Золотко чувствовал себя до ужаса недовольным. Сначала сам влез не в свое дело, а теперь еще и позволит притронуться к себе хариду, которому он противен. К Золотке с самого детства притрагивались только любящие руки, а теперь придется терпеть, раз он виноват... Он представил, как его будут дергать за волосы, недовольно окатывать водой... Ужас...
Ксар все же явился в платке, вот только в белом, но у Золотки желания спорить уже не было...
- Ладно... помоги мне вымыть голову...
Ксар сразу развил бурную деятельность, посадил Золотку посередине огромной ванны, сам встал рядом на колени и принялся очень аккуратно мыть ему волосы. Сначала Золотко все ждал, когда будет больно, но Ксар делал все не то что осторожно, а даже нежно, и Золотко расслабился, потом прикрыл глаза и довольно засопел... Чужие пальцы нежно массировали кожу головы, аккуратно смывали водой из ковшика мыло, а потом как-то само собой получилось, что в руках Ксара оказалась мочалка... Даже мама не мыла Золотку настолько осторожно... и он позволил себя вымыть чужому человеку, спину, руки, затем ноги, свешивая их через край ванны, а затем... затем он отобрал мочалку у Ксара и домылся сам.
Ксар поставил Золотку на ноги и, ополоснув чистой водой и закутав в полотенце, понес в спальню словно ребенка.
- Хмм... – раздалось возле двери, - а ходят слухи, что вы дрались тут вчера...
- Фарис! – встрепенулся Золотко. – С добрым утром! Позавтракаешь со мной, я думаю, в твоем присутствии меня все же покормят, - рассмеялся он.
- Мелкая хитрюшка, - хмыкнул тот, - останусь, куда же я денусь.
- Я сейчас, только оденусь!
Минут через пятнадцать они уже сидели за накрытым столом. Когда Ксар ушел, Фарис скинул платок. Золотко внимательно разглядывал его.
- А скажи, Фарис, вы с братом похожи?
- Да.
- А ты мне не расскажешь, что с ним приключилось? Или это очень большой секрет?
- Нет в этом никакого секрета, рано или поздно ты сам все узнал бы. Просто у нас война, мы воюем с нагами.
- С кем? – Золотко подавился от неожиданности и теперь раскашлялся.
- С нагами, это такие полулюди-полузмеи, - объяснил Фарис.
- И за что воюете? – настороженно спросил Золотко.
- Они хотят разбудить Спящего прямо сейчас, а по предсказанию, если его разбудит неподходящий человек, случится большое несчастье, потому что Спящий является ключом к миру Мертвых, хоть сам и находится в мире Живых. Представь себе, что будет, если дверь откроется. И нас призвали для того, чтобы охранять его покой.
- Ты говорил что-то про предсказание оракула, связанное со мной, это я должен разбудить Спящего?
- Нет, - Фарис по-доброму усмехнулся, - твое предсказание было совсем другое...
- Какое?
- Оно связанно с моим братом... Понимаешь, Золотко, когда я говорил, что нас призвали охранять покой Спящего, я имел ввиду, что нас действительно призвали. Мы не люди, пятьсот лет назад нас называли Рыцарями Тьмы, зверями обратной стороны или еще Полуночниками, сами мы называем себя – хариды, это...
- Ты...
Золотко вздрогнул, Арт рассказывал ему о Рыцарях Полуночи, тех, кто забирал за Грань Тени, только на мгновение черные силуэты мелькали в этом мире и уводили за собой то, что оставалось от выпитых Душ. Вот только Арт никогда не связывался с рыцарями, предпочитая вручать Тени напрямую Тьме. И даже он не любил рассказывать про тех, кого звали зверями обратной стороны.
- Ты слышал о нас?
- Лорд моего Дома – Приказывающий Теням...
- Приказывающий? Хмм... мы слишком давно не были дома, мы стали слишком людьми...
- Вы поэтому ходите в черном и закрываете лицо?
- Мы не очень-то любили ваш мир, когда прибыли сюда, тут для нас было слишком много солнца, оно обжигало нас, сначала было совсем плохо, но постепенно мы изменялись, и теперь уже мы спокойно переносим солнце, но привычка осталась... Зато мы научились любить этот мир, радоваться и вашему солнцу и вашим цветам… у нас такого не было…
- Мой Лорд не рассказывал про вас, просто сказал, что вы есть, и если ты расскажешь мне...
- Ладно. Нас призвали охранять покой Спящего, и тогда нас было четыре тысячи. Мы очень хорошие воины, Золотко, и за пятьсот лет потеряли только около тысячи своих, но даже это для нас почти трагедия. Мы не можем иметь детей от человеческих женщин на этой стороне, и ряды наши не пополняются. Чем меньше нас становится, тем быстрее нас убивают. Рыцарь может выстоять в бою сразу против четырех нагов, но они берут нас количеством, эти твари размножаются быстрее, чем мы убиваем их, и вот два месяца назад они достали моего брата. Их было слишком много, и они положили кучу своего народа на это... и хоть мы и отбили Хатриана, но...
- Но он ослеп...
- Не только...
- Что еще?
- Не важно... Важно то, что война идет и, не смотря на то, что сейчас здесь тихо и мирно, в любой момент можно ожидать нападения. Поэтому я прошу тебя никуда не выходить одному, даже в город. Бери с собой Ксара или меня, или попроси у Хатриана сопровождение. Обещай мне, что не будешь делать глупости.
- Обещаю, - Золотке и самому не хотелось оказаться в плену без ванны и массажа.
Глава 12.
*** Хатриан.
Рияд – столица Харидана, дворец нияра. Покои Хатриана.
Почему сейчас? Почему? Когда я лишился всего? Когда изуродованный лапой нага я стал беспомощным как ребенок? Когда жизнь стала таять, словно лед под солнцем? Почему сейчас Судьба посмеялась надо мной и предоставила мне именно теперь подарок, которого я ждал и о котором мечтал всю жизнь?
Пятьсот лет мы были заперты в этом мире, пятьсот лет мы привыкали и учились жить здесь. И вот теперь, когда мы научились любить его, научились радоваться солнцу и пестроте цветов, у меня отобрали даже эту радость.
Но это было ничто по сравнению с тем, что хариды не могли иметь здесь детей. Смертные человеческие женщины не в силах были их родить, а о женщинах харидов Призывающий просто не подумал, когда вытянул нас в этот мир… Пятьсот лет без всякой надежды, пятьсот лет видеть, как постепенно погибают твои воины, не оставляя после себя того, кто будет и дальше нести их кровь…
Пятьсот лет просто медленного умирания в ловушке одиночества без надежды вернуться…
Для многих это будет еще долго, еще очень долго, вот только мне Судьба уготовила совсем немного времени. Судьба и один наг, отравивший меня… прежде чем ударить эта дрянь смазала когти ядом...
От яда нагов не известно противоядия. Эта тварь бросила меня, не добив, обрекая на медленную смерть, и если бы не регенерация и не лекарство... Регенерация уже работает плохо, то лекарство, которое я пил, раньше помогало на сутки, теперь только на пятнадцать часов…
И именно теперь, когда мои дни уже как песок в часах почти пересыпались, именно теперь я почуял свою Пару.
Не зря нас называли зверями обратной стороны, чутьё у нас развито превосходно.
Пара… это не было эфемерной парой, тем, что люди называли романтично любовью. Это был самый сильный на свете инстинкт размножения. Когда самец чувствовал только свою самку, способную подарить ему ребенка. А это такая редкость. Даже у женщин харидов родить могла только Пара. Иногда, харид не находя Пару, вынужден был ждать рождения новых и новых поколений. Поэтому воссоединение любой Пары воспринималось всеми как праздник, но там была надежда, а тут... Пара давала все, заключая в себе смысл жизни и поэтому харид, потерявший свою Пару медленно угасал, вскоре отправляясь за нею в след.
А тут пятьсот лет никто из харидов никогда и ни при каких условиях не чувствовал свою Пару.
Но приехавший мальчик толкнул меня плечом на улице города, и небо упало на землю…
ПАРА!!! Только это существо способно подарить мне ребенка, только он способен продолжить мою кровь во времени… Мальчик? Но как такое возможно?
Мне хотелось еще раз прикоснуться к нему, проверить и защитить его, я не знаю, от чего, от всего мира, наверное... Потому что теперь он мой! Теперь за него я готов вырвать глотку любому.
Конечно... со своим везением я стал первым... первым, кого не почуяла его собственная Пара, от кого отвернулась, как от слепого урода...
Да, больно услышать это от своей Пары теперь, когда я и сам не уверен ни в чем... Зачем, говорить о моей слепоте, когда меня самого убивает эта беспомощность?
Беспечный, жестокий юнец...
Я не знаю, как я сдержался, когда Фарис объявил мальчика своим гостем, я готов был растерзать его... родного брата... Того, кто дорог мне больше собственной жизни... но такова участь тех, кто вставал между Парой.
А когда на пороге комнаты Золотки я услышал, как Фарис сказал, что вытрет слезы с его лица, я понял, что, как только он притронется к моей Паре, я нападу и ничего не смогу сделать с собой, это выше меня, выше и беспощадней. Это инстинкт и никакие доводы разума, никакие порывы сердца не остановят его. Инстинкт рыцаря, защищающего свое потомство.
Есть только единственный способ сохранить чужие жизни - запретить им дотрагиваться до гостя. Я очень надеюсь, что Золотку нельзя будет спутать ни с кем. Фарис сказал, что он маленький и худенький и что у него совершенно необыкновенные золотые глаза, так что спутать его будет абсолютно невозможно. Черный платок не позволит людям, прислуживающим во дворце, прикоснуться к нему, так как людям запрещено прикасаться к харидам без их разрешения, а мой приказ не позволит харидам дотронуться до Золотки, и тогда все будут в безопасности от меня самого.
И сделать это надо как можно скорее...
Хвала Тьме, я сделал это!
И почему мне в Пару достался именно этот мальчишка? Дерзкий, язвительный, наглый. Хотя... тогда и дети у нас получатся бесстрашными, дикими, вольными.
Нет... я мечтаю так, словно у меня впереди еще есть время... а его нет. Если Тьма будет благосклонна, то хотя бы в одном ребенке я продолжу свою кровь... если успею... хотя я уже не надеюсь.
Пару нельзя брать силой, а для уговоров, чувствую, мне понадобятся годы, которых нет...
И все же не понимаю, он же мальчишка... Или нет?
Но вопросов не осталось, когда я «смотрел» его руками… мальчик…
Не понимаю! Но у Судьбы свои шутки…
А когда я притронулся к его лицу рукой, напрямую, когда ничего больше не мешало, я понял, что не ошибся. Он создан был для меня. Всем мирозданием для меня одного, сердце стучало так, словно хотело выпасть из грудной клетки под ноги.
И еще он не реагирует на Зов, хотя я знаю, что он слышит, его «не мурлыкай» чуть не заставило меня рассмеяться. Все слышат Зов и подчиняются голосу, все, кроме нагов и моей Пары. Опять мне несказанно «повезло», и ничего тут не поделать...
Но какой же он все-таки маленький и хрупкий, и еще самоуверенный, упертый и самовлюбленный.
И не пробиться к нему через это самолюбование... хотя...
Если сказать, что он мне не интересен... уж мне ли, правителю, не играть масками...
Похоже, сработало... мне удалось задеть его, заинтересовать, заставить идти вопреки, вот только почему самому так противно? Почему он видится мне беззащитным жеребенком? Диким, безрассудным, упрямым...
И так же, как дикий жеребенок, он не дается в руки, вздрагивает, фырчит. Наверное, еще бы и кусался, но со стороны это выглядело бы некрасиво. А мой жеребенок поклоняется красоте, причем, своей собственной. Глупый...
Оракул сказал, что золотой мальчик спасет меня и откроет для меня весь мир, а сам поможет нашему возрождению. Сначала я подумал, что гость спасет меня от яда, но теперь… теперь это предсказание можно трактовать как угодно…
А мальчишка забавный, впервые за два месяца он заставил меня улыбнуться.
Пытки... выдумает же.
Я, конечно, приставил к нему Ксара, но надо все же проверить, накормили ли его и как устроили. А то из-за моего стремления защитить всех от меня самого я совершенно измучил нашего гостя...
Хорошо, что его покои почти напротив моих, туда я смогу дойти один, я знаю дорогу и не придется опять просить проводить меня... ненавижу это...
И первое, что я услышал – «Убью скотину!». Мой мальчик, в его голосе звенела такая обида, такая ярость, что в душе что-то сдвинулось. Защитить! Любой ценой! Пусть даже ценою жизни харида! Пусть даже своей собственной!
Любого убью! Смерть так и рвалась из меня, мне не надо было даже призывать ее.
Но Золотко распорядился иначе...