– Почему?
– Этого не знаю. Только чувствую. Снежана какая есть, такая уже и останется. Не знаю, почему, – повторила Вангелия. – Только бояться ее не надо.
Что-то непонятное, необъяснимое почудилось Ольге в этих словах слепой девочки… Что она говорит, как она может чувствовать такое?
– Ну и хорошо! – поспешно сказала Ольга. – Не буду бояться. Ни Снежану, ни… мышей в кладовке! Я их ужасно боюсь.
Она рассмеялась. Вангелия тоже улыбнулась. Но то пугающее, необъяснимое, что подступило только что к самому Ольгиному сердцу, не развеялось ни улыбкой, ни смехом.
В спальне девочек стояла обычная ночная тишина. Лишь изредка кто-нибудь всхлипывал во сне, но это тоже было обычным: мало радости приносит жизнь в вечной тьме…
Пожилая воспитательница дремала за своим столом, поэтому не расслышала, как чьи-то всхлипывания в дальнем углу спальни стали громче, судорожнее. И того, как Ванга поднялась на своей кровати, прислушалась, а потом спустила ноги на пол и пошла на эти приглушенные всхлипы, – воспитательнца не слышала тоже.
– Почему ты плачешь?
Ванга стояла у кровати Снежаны. Та не ответила, даже головы не подняла – лежала, уткнувшись в подушку. Плечи ее вздрагивали.
– Ничего не бойся, – сказала Ванга.
Голос ее прозвучал так уверенно, что Снежана наконец приподняла голову. На лице ее читалось удивление. Ночью она была без косынки, и видны были глубокие сине-красные шрамы, покрывающие ее лоб. Казалось, что незрячие глаза всматриваются в Вангу. И вдруг… Снежана всхлипнула, почти вскрикнула и, обняв Вангу, разрыдалась в голос.
– Пойдем, – тихо сказала Ванга.
Она взяла Снежану за руку и потянула за собой.
В коридоре было холоднее, чем в спальне. Девочки зябко переступали босыми ногами по холодному полу.
– Лучше бы меня не выносили из горящего дома, – всхлипывая, проговорила Снежана.
– Ты что? – покачала головой Ванга. – Разве так можно говорить?
– Маму с папой не вынесли… А я буду всю жизнь мучиться слепая. И лицо… – она провела ладонью по обожженному лбу. – Уродина!
– Ты живая осталась. – Голос Ванги звучал не сочувственно, а сурово. – Значит, родителей своих можешь помнить. Им от этого хорошо.
Снежана перестала всхлипывать.
– Думаешь, они… где-то там есть? – недоверчиво спросила она.
– Души не исчезают. Они тебя видят и радуются.
– Какая им радость меня видеть, слепую? – горько усмехнулась Снежана.
– Им радость, что ты живая. А слепота – не темнота.
– Еще какая темнота!
– Нет. Душа-то смотрит.
– Может, у меня уже и нет души… – задумчиво проговорила Снежана.
– У всех она есть, – возразила Ванга. – А к слепым глазам привыкнешь.
– Да что вы ко мне все пристали?! – воскликнула Снежана. – Как к этому привыкнуть?! Как подумаю обо всем – хоть о стенку бейся головой! Никогда я не привыкну, никогда!
– Тише, – сказала Ванга. – А то все сейчас сюда сбегутся.
Она взяла Снежану за руку. Та попыталась отдернуть руку, но Ванга держала крепко, и Снежана замерла.
– У меня парень был, – тихо сказала она. – Он в Софии учится. Мы думали, я к нему приеду, тоже учиться буду. И поженимся. Он что, сейчас женится на мне, да? На слепой и уродливой? Его родители ему разрешат, да?
– Не знаю… – растерянно проговорила Ванга. – У меня парня не было никогда.
– А я знаю, – зло бросила Снежана. – Знаю! Ничего у меня не будет. И… И устала я.
В ее голосе прозвучала не просто усталость, а неизбывная тоска. И что можно было ей ответить?
– Пойдем спать, – сказала Ванга. – Тебе отдохнуть надо.
Глава 10
Ольга с удовольствием вела уроки этикета, которые были закреплены за ней в расписании. Да и почему не получать удовольствие, если занятия эти у девочек любимые? Вот и сейчас у них, сгрудившихся вокруг стола, читался на лицах живейший интерес.
– Сегодня мы будем учиться накрывать на стол, – сказала Ольга. – Сначала надо проверить, чистый ли он. Сделай это, Лиляна.
Лиляна, самая маленькая из пансионерок, провела рукой по столу и пропищала:
– Чисто, госпожа Васильцова!
– Хорошо, – улыбнулась Ольга. – А теперь ты, Цветана, расстели скатерть. Проверь, чтобы со всех сторон края свисали одинаково. – Говоря это, она взяла долговязую Цветану за руку и помогла разобраться со свисающими краями. – Обойди, обойди стол, чтобы сравнить. Вот молодец! Девочки, проверьте и вы. Вот так должна быть расстелена скатерть. За таким столом будет приятно сидеть вашим гостям.
Краем глаза Ольга косилась на Снежану. Та не подходила к столу и, кажется, совсем не интересовалась сервировкой. Вангелия подошла к ней, позвала:
– Снежана?
– Ну что тебе? – буркнула та.
– Почему к столу не подходишь?
– Не хочу. Мне это не надо.
– Почему? – не отставала Вангелия.
– Потому что никогда не пригодится! – взорвалась Снежана. – Не будет у меня гостей, понятно? И отстань ты от меня со своим сочувствием!
– Вангелия, – поспешно сказала Ольга, – расставляй тарелки, раскладывай приборы. Хозяйничай смелее, я помогу.
«Ну вот что мне делать с этой девочкой? – подумала она, с грустью глядя на Снежану. – Никогда я не справлюсь с ее горем. И никто не справится, наверное. В том числе она сама».
Вангелия тем временем раскладывала рядом с тарелками вилки и ножи.
– А зачем каждому свой нож? – спросила она. – Разве на всех одного мало?
– Так принято, – объяснила Ольга. – Вот ты научишься пользоваться столовыми приборами, и тебе это тоже будет привычно и приятно. Что с тобой, Ванга? – спросила она с тревогой.
Еще бы ей было не встревожиться! На лице Вангелии вдруг появилось странное выражение. Страх, что ли?
– Ты не порезалась? – спросила Ольга.
– Снежана! – вместо ответа воскликнула Ванга. Голос ее звучал как-то непривычно. Будто и не ее это был голос. – Не уходи!
– Да она никуда не уходит, – с недоумением произнесла Ольга. – Вот она стоит. Поможешь Вангелии раскладывать приборы, а, Снежана?
Та не ответила. Она стояла поодаль неподвижно, как соляной столп. Ни обычной злости, ни отчаяния – всё это словно стерли с ее лица, оно сделалось непроницаемым, выражение его – неясным… То, как «вглядывалась» в это лицо Вангелия, вызывало у Ольги беспокойство.
Но кого расспрашивать – Вангелию, Снежану? И о чем, собственно, расспрашивать?
Ольга потихоньку вздохнула и повернулась к остальным девочкам.
– Кто будет дальше накрывать на стол? – бодрым тоном спросила она.
– Я! Нет, я! – раздались возгласы.
Спиной, затылком, всем своим существом чувствовала Ольга то, что исходило от Снежаны и от Вангелии. Но что это, как это назвать? Она не знала.
– Ты так ловко накрывала сегодня на стол. Просто молодец.
Они шли по парку, по любимой своей аллее. То есть только сейчас Ольга поняла, что аллея эта у них с Вангелией любимая. Или, может, дело просто в том, что она уединенная, а они как раз и любят разговаривать наедине?
– Да ведь это легко, – пожала плечами Ванга.
– Но разве ты когда-нибудь сервировала стол вот так, со всеми приборами?
– Дома? Нет. У нас там только миски да ложки.
– Вот видишь. А теперь – как будто всю жизнь обращалась с настоящими столовыми приборами.
– Что ж тут трудного – посуду расставить? – улыбнулась Вангелия. – Было б что есть из той посуды.
Ольга расслышала, что она тихонько вздохнула при этих словах, и спросила:
– Что ты?
– Так… – Вангелия помедлила, но все же ответила: – Мне такой стол в своем доме накрывать никогда не придется.
– У тебя вся жизнь впереди. – Ольга ободряюще сжала ее руку. – Никто не знает, как она сложится.
– Кто бедным родился, тот бедным и всю жизнь проживет. Наша семья никогда не разбогатеет.
Что могла возразить Ольга?
«Вправе ли я возражать, давать надежду, которая, может быть, окажется пустою?» – подумала она.
Некоторое время шли молча.
– Ванга, – вдруг спросила Ольга, – а почему ты так испугалась?
– Когда? – не поняла та.
– Когда мы на стол сервировали. Ты испугалась из-за Снежаны.
– Мне… Мне показалось… – Вангелия словно подыскивала слова. И наконец нашла их. – Я увидела, что она пропадает.
– В каком смысле пропадает? – не поняла Ольга.
– Просто пропадает. Только что была – и вдруг нет ее.
Ольга смотрела на Вангелию с недоумением. Ощущение тревоги все чаще охватывало ее рядом с этой девочкой, которую она успела полюбить.
Глава 11
Этой ночью воспитательница не спала, а читала роман про Джен Эйр. Ее приглашали в Дом слепых только на ночные дежурства: она была уже слишком немолода, чтобы справиться днем с воспитанницами, каждая из которых требовала особого внимания. Зато ночами ей было нетрудно бодрствовать – все равно бессонница.
Роман увлек ее настолько, что она не заметила, как одна из девочек тихо поднялась со своей кровати и, быстро уложив одеяло так, чтобы казалось, будто под ним кто-то лежит, на цыпочках пошла к выходу из спальни.
Может, воспитательница все-таки заметила бы это и перехватила бы девочку на пороге, но тут другая воспитанница, Вангелия Сурчева, вскрикнула во сне и заметалась на кровати. Воспитательница подошла к Вангелии, взяла ее за руку, поправила одеяло. Когда она вернулась к своему столу, дверь спальни уже закрылась за беглянкой.
Воспитательница села за стол. И тут Вангелия, которая уже как будто бы успокоилась, вскочила с кровати с криком:
– Снежана!
Воспитательница снова поспешила к ней.
– Что ты, Ванга? – сказала она. – Тише, тише. Все спят.
Вангелия сидела на кровати. На лице ее был написан настоящий ужас.
– Снежана… Снежана… – повторяла она.
– Она спит. Все спят, – сказала воспитательница.
– Она не спит! – вскрикнула Вангелия. – Ее нет! Совсем нет!
Стали просыпаться и другие девочки. Надо было поскорее успокоить всех.
– Да как же нет? Вот же она.
Воспитательница подошла к кровати Снежаны, приподняла одеяло… И вскрикнула сама – испуганно, тревожно.
– Сне-жа-на!..
Ольгин голос звучал в ночном осеннем парке так громко, словно она говорила в рупор. Она выскочила из своей комнаты прямо в ночной рубашке, только успела набросить пальто. И вот теперь металась по парку, и сторож с фонарем едва за нею поспевал.
– Снежана! Отзовись! – кричала Ольга, сворачивая на очередную тропинку.
Первый раз она жалела, что их парк так обширен. И какие же густые здесь заросли, даже теперь, поздней осенью, когда со всех деревьев и кустов уже облетели листья!
– Она не отзовется…
Ольга вздрогнула. Она и не заметила, что Вангелия идет за ней.
– Поче… – еще успела произнести Ольга.
И замерла, не договорив.
Одинокий дуб стоял посередине поляны. Луна освещала его так ярко, что и фонарь не был нужен. В первое мгновение Ольге показалось, что Снежана стоит под деревом. Но тут же она увидела, что ноги девочки – длинные, босые – покачиваются над пожухлой осенней травой.
– Господи… – немеющими губами проговорила Ольга.
– Не нашли? – вдали послышались голоса – воспитателей, сторожа. – Вы ее видите, Ольга?
Голоса девочек слышались тоже. Может быть, они не решатся идти в глубь парка, а может быть…
– Девочки, оставайтесь на аллее! – крикнула Ольга.
Мгновенное оцепенение, охватившее ее, когда она увидела белую фигуру, покачивающуюся на ветке, сразу прошло. Она бросилась к дереву. К счастью, в ту же минуту на поляну вышли учительница Живкова и сторож с фонарем. Свет фонаря хоть и был неярок, но дерево со своим жутким грузом было видно в этом свете отчетливо. Живкова закричала так, что у Ольги зазвенело в ушах.
– Замолчите! – яростно закричала она в ответ. – Уведите детей в Дом! Помоги мне, Стоян, – велела Ольга сторожу.
Ноги Снежаны были холодны как лед.
«Это из-за холода. Просто ей холодно», – повторяла про себя Ольга.
Но когда Стоян наконец отвязал веревку – где она ее только нашла, несчастная девочка! – и тело тяжело упало на Ольгу, едва не заставив ее саму упасть, она поняла, что осенний ночной холод ни при чем…
Лицо Снежаны было таким же холодным, как ноги. И губы ее, когда Ольга пыталась вдохнуть в нее жизнь искусственным дыханием, тоже были холодны.
– Куда ее? – мрачно спросил сторож. – Не старайтесь, барышня. Не поможет, – добавил он, видя тщетные Ольгины попытки привести девочку в чувство. – Мертвая она.
Ольга поднялась с колен.
– Придется пока здесь… оставить… – проговорила она, задыхаясь. Она делала искусственное дыхание так долго, что перед глазами плясали теперь блестящие круги и пятна. – Нельзя трогать. Надо вызвать полицию.
Ольга обернулась. Вангелия стояла у нее за спиной. Если бы Ольга не знала, что та слепа, она голову дала бы на отсечение: девочка видит лежащую на земле Снежану лучше, чем она сама.
Как же ей хотелось все это забыть! И простой тесаный гроб на телеге, и отчаяние в голосе парня, которого она видела первый и последний раз в жизни, но которому сочувствовала так, словно он был ей родным…
– Опоздал. Опоздал, – повторял он как заведенный.
Директриса уже сказала Ольге, что это тот самый жених, с которым пришлось расстаться Снежане. Он приехал в Дом слепых наутро после Снежаниной смерти, но приехал вовсе не на похороны, а за нею.
И вот теперь шел рядом с телегой, держась за край гроба, и повторял свое «опоздал» так, что у всех окружающих сердце разрывалось.
– Я давно ее ищу. – Парень вдруг обернулся к Ольге, которая шла рядом с телегой прямо у него за спиной. – Ее родители сгорели. А мои… – голос его звучал лихорадочно. – А мои… Скрыли от меня. Сказали, она тоже… Тоже от пожара погибла. Я случайно узнал. Соседка ее проговорилась. Слишком поздно.
Жалко его было, чистоглазого этого юношу. Но уже в следующую секунду Ольга отвлеклась от него.
Потому что Вангелия, шедшая рядом, вдруг побледнела и замерла.
– Ванга, тебе плохо? – наклонившись к ее уху, спросила Ольга. – Дать воды?
Та не ответила.
– Опять… – проговорила Ванга. – Я так же ее вижу… Как тогда, когда мы на стол накрывали. Она мертвая передо мной!
– Ванга, милая, успокойся, ну что ты, что ты… – Ольга взяла Вангелию за руку. Девочку всегда успокаивало ее прикосновение. – Давай постоим немного. Мы потом догоним.
Они остановились, отстав от похоронной процессии.
– Мне страшно, Ольга, – вздрогнув, сказала Вангелия. – Мне так страшно!
– Что же она наделала! – с горечью произнесла Ольга. – Совсем бы немного еще потерпела… А ты не бойся. Горько, но что же теперь поделаешь? Снежане уже не помочь. Ты должна справиться с собою.
– Я же знала! – Ванга прижала ладони к щекам. – Я всегда про нее знала… А сама на нее обижалась. Нельзя было на нее обижаться!
– Не кори себя, – твердо сказала Ольга. – Ты делала для Снежаны все что могла.
Ванга отняла ладони от своего лица, благодарно коснулась Ольгиной руки.
– Спасибо тебе, – сказала она. – Мне легче, когда ты со мной. Ой, извините – не ты, а вы!
– Ничего, – улыбнулась Ольга. – Я тебя чувствую близким человеком. Даже не понимаю, почему. Говори мне «ты».
Глава 12
«Как она переменилась! – Ольга стояла у двери и смотрела на Вангелию. – Всего три года прошло – и совсем другая девочка. Не девочка – девушка уже».
Мелодия легко лилась из-под Вангиных пальцев. Да, пальцы у нее стали совсем не такие, какими были, когда она, неловкая деревенская девочка, еще не привыкшая к своей слепоте, впервые переступила порог этого класса. Легкие у нее стали пальцы и очень чуткие.
– Ну, похлопай мне, – не оборачиваясь, сказала Вангелия. В ее голосе слышалась улыбка. – Ты ведь хочешь, я знаю.
Ольга засмеялась и похлопала в ладоши.
– У тебя чутье на людей такое же тонкое, как слух, – сказала она.
И вдруг с визгом вскочила на учительский стул, который стоял поодаль от фортепиано.