Хенрикос отдал честь и отправился собирать остальных масонитов.
После того, как он ушел, Десаан покачал головой.
— Безрассудная смелость убивает воинов быстрее болтера и клинка. — Он указал на край шторма. — Эти люди умрут там. И Хенрикос тоже.
Сантар смотрел на зловещую черную тучу, представив, что она смотрит в ответ с сознанием хищника.
Когда они отступали, когда ее щупальца приблизились с изящной неумолимостью плывущего тумана, он почувствовал сокрушительную тяжесть в груди, словно его конечности увязли в феррокрите метровой толщины. Они все это ощутили, каждый из них, кто был в значительной части машиной.
В его распоряжении вся их сила, мощь Легиона, и все, что они могли — это смотреть.
— Тогда я надеюсь, они умрут достойно и принесут нужную жертву. Но я обещаю тебе. Так или иначе, мы сокрушим узел. Горгон пожелал это.
Холодный камень леденил лицо. Струйка воды из какого-то подземного ручья увлажнила губы и привела в чувство.
Оцепеневший и хмельной от яда, Феррус перевернулся на спину и застонал.
Он никогда не чувствовал такую слабость.
Он не мог вспомнить, как потерял сознание. Это могло случиться по дороге с бойни.
Попытка встать вызвала адский шум, обрушившийся на его разум. В ушах гремела кровь. Держась за голову и морщась, он встал на одно колено.
Его конечности налились свинцом, из-за чего он стал вялым и медлительным. Сокрушитель Наковален выполнял роль костыля. Оказавшись в лабиринте, он уже дважды использовал его в такой постыдной роли. Этот факт не нравился примарху, который снова изучил окружающую обстановку, как только встал.
К счастью змей или кем он там ни был, исчез. Пропали даже звуки его присутствия, и их сменила ужасная тишина. Феррус сомневался, что выжил бы, встреть его в этот момент. Он едва смог подняться на ноги, не говоря уже об оружии.
Он похлопал по эфесу Дракена.
— Спасибо, брат.
Позади был мрак. Теперь он едва видел даже бойню и задумался, как долго и далеко блуждал в бреду. Впереди тоже была темнота, но с крошечной точкой света, ведущей его как маяк через шторм. Ферруса влек водоворот мыслей.
Что сказала тварь?
Ангел Экстерминатус.
Феррус понял слова, но не их смысл. Размышление о них причинило ему боль и вызвало смутное чувство пламени, проникшее в его сознание.
Вместе с движением начала возвращаться его сила. В том месте, где расплавилось живое серебро, рука все еще болела, но не так сильно. А вот шея чертовски чесалась, и он заподозрил, что тварь нанесла вторую рану, пока он был без сознания. Но когда он коснулся кожи под горжетом, она оказалась целой.
Подавив раздражение, Феррус медленно побрел к точке света.
Возможно, это был очередной обман, какая-то новая пытка проверить его. Но Феррус должен понять ее цель. Он подумал, что если враги хотели убить его, то уже сделали бы это или, по крайней мере, старались бы сильнее и более открыто. Ксеносы, особенно эльдары, были загадочными и непостоянными, даже для выдающегося ума примарха. Их мотивация была непонятна ему. Существо, которое охотилось на него, не было змеем, оно было чем-то более порочным, чем-то первобытным и, как он подозревал, не полностью сотворено его пленителями. Оно хотело убить его. Горгон чувствовал весь его гнев, его садистское желание, сосредоточенное на Феррусе. Когда они сражались, примарх почувствовал это, но желание было зачаточным, словно само существо только частично сформировалось.
Феррус не знал, что это значило. Единственное, в чем он был уверен, что тварь не умерла и вернется за ним. Каким бы ни был изначальный план эльдаров, он знал, что должен будет убить ее, чтобы спастись.
Пройдя через точку света, которая расширилась в яркую трещину, чтобы пропустить его, Феррус набрался решимости для предстоящей битвы.
Ему не пришлось долго ждать.
Ряд грандиозных, триумфальных арок вел к длинной дороге. Они представляли собой огромные разрушенные врата, открытые для возможного проникновения. По их краям тянулись почерневшие от огня камни, от которых были отколоты уродливые куски.
Трещина света закрылась за его спиной, не оставив видимого выхода.
Как он и ожидал, эта арена должна стать последней.
Феррус чувствовал себя гигантом, идущим по величественному, но разрушенному дворцу в миниатюре. Когда он миновал дорогу и разрушенные врата, то вступил в вестибюль. Даже уменьшенный в масштабе приемный зал был огромен и затмил бы гиганта. В нем преобладали готические архитектурные украшения, но они были холодными и строгими, наводя на мысли об ушедшей славе и культурном застое. Вдоль стен тянулись черепа, как часть некой огромной усыпальницы, зловещую планировку которой наполняло мрачное настроение. Здесь, в этом памятнике разложению и бесконечного упадка, богатство давно уступило ветхости.
Когда Феррус прошел по миниатюрным плитам, примарх понял, что это не приемный зал и никогда им не был.
Это была гробница.
А в конце потрескавшегося пространства стоял громадный трон, не совпадающий по масштабу с остальным дворцом и покрытый тонкой паутиной и многовековой грубой патиной.
На нем сидел истощенный король.
Король застоя, повелитель загнивающей империи, его мантия превратилась в лохмотья, а тело — в лишенные плоти останки. Он не носил короны, и только последнее болезненное выражение неосуществленной мечты застыло на его лице.
Король возвышался над Феррусом, глядя вниз бездонными глазницами.
Последний шипящий вздох сорвался с губ ожившего монарха и вызвал нервный тик ужаса на лице примарха.
Ожидая, что выходец с того света поднимется, он сделал шаг назад.
Только после того, как вздох затянулся намного дольше, чем следовало, Феррус понял, что дышал не король, а кто-то еще, придавая трупу мнимое звучание.
Из тайного убежища под потускневшим троном мертвого короля выползал змей.
Голова была поднята, в то время как остальное тело извивалось внизу, поддерживая ее. Бока покрывало зеркальное серебро. Глаза — зеленовато-желтые круги разложения, рассеченные черными, тонкими как кинжалы зрачками. Ненависть выделилась в пьянящий мускус, который опьянял чувства примарха.
Он потянулся за Сокрушителем Наковален, но змей бросился на него быстрее ртути, и Феррус был вынужден схватить его челюсти, прежде чем они сомкнулись вокруг горла.
Горячая и зловонная слюна, с привкусом кислоты, брызнула в лицо примарху, и он зарычал. Сражаться с этим зверем было то же, что и цепляться за жидкость, но Феррус прижал его к земле и сомкнул руки вокруг шеи, прежде чем змей смог вырваться. Яростно извиваясь, тварь оторвала примарха от земли и впечатала в нее. Иглы боли пронзили его спину и плечо. Шея словно собиралась треснуть, когда жгучая рана вокруг шеи, которая не была раной, запылала подобно адскому пламени.
— Я — Горгон! — закричал он. — Я — примарх!
Его голова ударилась о что-то твердое, и темные искры вспыхнули на краю зрения. В глазах покраснело, но Феррус держался.
Он держался и давил.
Несмотря на ярые усилия змея, Феррус медленно сжимал свою хватку. Он задушит его, раздавит каждую частицу жизни в змее, пока тот не станет холодным и неподвижным. Затем он размажет его череп в багровую пасту.
— Вернулся из преисподней… — выпалил он. — Тебе следовало оставаться мертвым, Асирнот…
Ведь кем еще он мог быть, как не воплощением той самой ужасной твари?
Голова змея повернулась… повернулась так, что должна была сломать свою шею в железной хватке примарха. Губы, которые не должны были ими быть, разомкнулись. Человеческие и знакомые глаза, рассматривали его. Грива сползла по его спине, когда благородное и патрицианское лицо проявилось в прежде змеиных чертах.
— Я, — сказал он без намека на шипение, — я не… — голос были мелодичным и мягким, — Асирнот…
Феррус знал это, как и знал голос и лицо перед собой.
Это был идеальный убийца, сверхъестественно быстрый и нечеловечески сильный. Только другой примарх мог победить его.
Только другой примарх…
Он ослабил хватку, и вспышка трансформации смешала облики человека и твари. Ряд влажных от слюны клыков пронзили десны, существо глотало кровь, одновременно сильно меняясь. Теплые и братские глаза сузились в желтые порезы. Чешуйчатая плоть подобно заразе покрыла нижнюю часть шеи и скулы.
Подавив тошноту, Феррус усилил хватку. Глаза примарха и змея расширились с жуткой синхронностью, когда шея твари медленно смялась. Она боролась. Она хотела жить, воплотиться, но Феррус убьет ее. Он покончит с нею голыми руками.
— Ты — не он, — сказал он сквозь стиснутые зубы.
Последний мучительный скрежет, наполовину змеиный, наполовину человеческий, выскользнул изо рта змея и тот стал неподвижным и безжизненным.
Еще раз надавив, пока не почувствовал, что его суставы могут сломаться, Феррус отпустил чудовище и оно соскользнуло на землю.
Из глотки примарха вырвался долгий, судорожный выдох и он протер глаза, словно отгоняя дурной сон.
Тревога обратилась в гнев. Феррус вытащил Сокрушитель Наковален и сделал то, что обещал. Он продолжал бить целую минуту, пока боль в руках и плечах не заставила его остановиться. Когда он закончил, от твари мало что осталось — только красное пятно. Примарх тяжело дышал, а с бровей стекали бусинки пота. Он почувствовал на пылающей коже холод испарения, и это ощущение не покидало его до самого трона.
Разъяренный Феррус бросился к трупу короля, стянул его одной рукой с трона и ударом о землю разбил на кусочки костей.
— Твое правление закончилось, — сказал он ему, после чего отложил молот и схватил обеими руками подлокотники трона. Феррус вырвал трон с основания и обнаружил светящийся дверной проем. Отбросив в сторону сломанное кресло, он шагнул через портал и приготовился встретиться со своими мучителями.
То, что он увидел, не оправдало его ожиданий.
Перед ним вращалась сфера из планет и звезд, замкнутая в бесконечном пространстве, которое не имело ни измерения, ни предела, ни видимых границ. Эффект был ошеломляющий.
Взгляд примарха привлекла главная планета, расположенная среди четырех других в системе звезд и безжизненных лун. Мир был черным, и Феррусу это напомнило черные пески под ногами, который сопровождал его большую часть путешествия. Затем, словно гигантская небесная спичка или след метеора ударил по поверхности мира, воспламенив его. Огонь превратился в огромный пожар, накрывший все континенты и моря, окутав их подобно свету губительного солнца. Только когда преобразование завершилось, Феррус понял, что это было совсем не солнце, но пылающий красный глаз с черным зрачком.
Картина изменилась, и он увидел, как вокруг пылающего мира выросло медленно движущееся кольцо из черного железа, которое удерживало пламя на месте, пока к нему не присоединилось второе кольцо из кобальта. Хотя глаз яростно пылал, он не смог выскользнуть из объединенных металлических колец, направленных обуздать его. Солнце потускнело и наконец потухло, оставив мир черным и безмолвным.
Феррус потянулся, чтобы коснуться сферы, но серебряная рука прошла сквозь нее, разоблачив иллюзию, которая исчезла как дым в мгновение ока.
— Что это? — выпалил он. — Новые знаки, новые игры?
— Это не игра, — произнес низкий, немного мелодичный голос.
Феррус повернулся лицом к своему поработителю, сжимая в руках Сокрушитель Наковален.
— Это будущее. Твое будущее, — сказал эльдар. — Если захочешь, оно им станет.
Чужой был в одет в разноцветную мантию. Тайные знаки были вшиты в переливающуюся ткань, висели на тончайших цепочках и блестящих бриллиантовых нитях. Эльдар не носил шлема и маски, демонстрируя узкое лицо с высокими скулами и острый как нож подбородок. Странные татуировки покрывали его кожу и череп, с которого ниспадали длинные золотистые волосы. В миндалевидных глазах, которые рассматривали примарха, сверкали бездонная мудрость и непредсказуемый интеллект, а также страх.
— Ты на распутье, Феррус Манус. Твой нынешний путь ведет к смерти, а вот другой к выживанию и великим изменениям в галактике, — сказал эльдар. — Ты не понимаешь, насколько ты важен.
Он развел руки в жесте мира и товарищества.
Все, что видел Феррус — это ксеноса-обманщика.
— И ты ждешь, что я поверю тебе, тварь? — Он говорил прямо и невозмутимо. Не осталось ни следа от прежнего несдержанного гнева.
— Я предлагаю тебе надежду. Я предлагаю ее галактике, — попросил эльдар. — Ты можешь изменить все.
На лице Ферруса появилась улыбка, но она была пустой. Плечи эльдара поникли, когда он увидел это.
— Я знаю, что умру, — сказал примарх, — также как знаю свое место и долг. Не имеет значения, произойдет ли это на каком-то темном мире, который я никогда не видел, или на скалах самой Медузы. Я король-воин, чужак, но также кое-кто еще. Человек. И в отличие от вас, эльдаров, люди не покоряются судьбе. — Его глаза вспыхнули огнем. — Мы творим ее.
— Ты заблуждаешься…
— Нет, это ты совершил ужасную ошибку, заманив меня в эту ловушку, — сказал Феррус, взмахнув Сокрушителем Наковален. Засохшая кровь змея слетела с обуха, вызывав ощущение грядущих событий. — Еще большей ошибкой было показаться мне.
— Пожалуйста, я предлагаю жизнь… — сказал чужой.
— Ты предлагаешь клетку предсказанной судьбы, — прорычал Феррус. — Это твой последний отчаянный гамбит, — сказал он и атаковал.
— Послушай меня, — закричал эльдар, отступив и сотворив психический щит для своей защиты. — Так не должно было случиться. Не поддавайся ярости.
— Я и есть ярость, — заревел примарх. — Я — король-воин, рожденный из крови битвы!
Ни один сотворенный разумом щит не смог бы устоять перед разрушительной яростью Сокрушителя Наковален, когда им орудовал его хозяин. Защита была разбита и психические осколки вонзились в эльдара так же болезненно, как и клинки. Он отпрянул и метнул зазубренную молнию, которую Феррус отразил наплечником. Озоновый запах наполнил его ноздри, но это его не остановило.
Рев Горгона сотряс ткань созданного вокруг него мира, психическое эхо гнева раскалывало ее по швам.
— Теперь освободи меня!
Потеющий, истекающий кровью и охваченный страхом эльдар сбежал через трещину в фальшивой реальности.
Феррус бросился вперед, пытаясь проскользнуть через тот же проем, что и эльдарский колдун, но ореол идеального света отбросил его.
— Освободи меня!
Слова растянулись в бесконечность, когда его окутал свет, заглушая чувства, пока они не исчезли. Пока тьма не поглотила их, вызвав у Ферруса ощущение вечного падения.
Последняя ведьма из шабаша соскользнула с его меча, оставив полосу чужацкой крови на клинке. Несмотря на ее смерть и медленное затухание шторма, Бион Хенрикос знал, что он покойник.
Из шести тысяч ветеранов, которых он повел в темноту, осталось едва восемь сотен. Они окружили Железнорукого, раненый полковник Салазариан стойко бился рядом с ним, несмотря на кровь в легких. Армейский командир прищурился одним глазом — второй был выбит эльдарским ножом — и понял, что они побеждены.
Впервые за час Салазариан перестал выкрикивать приказы своим людям.
Хенрикос понял его внезапный фатализм.
— Вы вернули нам достоинство и честь, — сказал полковник, — и я благодарен вам за это, милорд.
Пронзительный вой. Стремительное перемещение воздуха и брызги горячей жидкости на его лице сказали Хенрикосу, что старик мертв раньше, чем он увидел зияющее отверстие в груди ветерана.
Салазариан повалился с застывшими глазами на руки Железнорукому, который бережно опустил его на землю.
Шторм убывал, но его мрак рассеивался медленно. Братья не доберутся до него вовремя. Люди гибли в большом количестве, так как эльдары дрались до последнего. Они тоже умирали, но не собирались делать это одни. Ксеносы хотели голову космодесантника. Они хотели Биона Хенрикоса.
— За Горгона! — закричал он, оставив свой медузанский клинок в земле, чтобы извлечь болт-пистолет. Снаряды разлетелись веером, оставляя в воздухе огненный след дульной вспышки. Они поразили чужих, и те умерли в агонии. Выстрел в голову сразил командира, чья сабля выглядела такой же стремительной, как и ее хозяин.