- За Перевал идешь? - не скрывая энтузиазма, спросил Газ и вернул жилистую руку, увязанную кожаными фенечками на штурвал.
Искатель кивнул.
- Вспышки вчера видел?
- А как же! Все видели. Мы как раз Мясникам доволь завезли, в свистопляски пуститься думали, пока нас на Догму грузить будут, а тут этот черный хер как затрещит! Как в небо выпалит! Как земля задрожит! - Газ вдруг хохотнул. - А Зиг? Зиг так вообще все портки засрал! - плечи водителя затряслись в беззвучном смехе.
- Еще кто пошел, не знаешь? - поинтересовался искатель.
- Да кто пойдет-то? - в искреннем недоумении ответил Газ. Откинул козырек, откуда выкатилась самокрутка, и ловко поймал ртом. Закурил. - Мы сами чуть не обосрались. Ну, мож из Каземат или Гона пара-другая отбитых и найдется, а из Догмы никто не сунется, штурвалом клянусь! - пыхнул дымом. - На кой оно сдалось, смотреть, что там опять на наши головы свалилось, а, Цой? Не... нахер, - водитель отмахнулся так, словно вокруг него кружилась тучка назойливых мух, - на-хер!
Цой кивнул в немом согласии. Действительно, для многих жителей Домов идти и выяснять, что в очередной раз обрушилось на землю, было риском совершенно неоправданным и ненужным. Проще сидеть за высокими стенами и ждать, - рано или поздно оно даст о себе знать, а может и нет, на что многие и уповали. Он понимал страх каторжан, но сам ему поддаться не мог - непозволительная роскошь. Цой - искатель, и узнавать о том, что творилось на просторах Каторги его работа, работа в которой он, по мнению многих, был лучшим.
Сверху вновь донеслись отголоски грома, и совсем скоро по Зиле застучал дождь; хрустальные капли, разбиваясь о лобовое стекло, не успевали расплываться, как маячащие туда-сюда дворники расплескивали их в стороны. Угловатая бежевая кость беса, укрывшая капот омывалась дождем и казалась немного белее обычного, чем и вызвала малозаметную одобряющую улыбку на лице Цоя.
- Газ машину мыть не может, Каторга поможет.
- Ой, да брось, Цой, ее моешь, а она ржавеет.
Вынесенный на переднюю панель одометр щелкнув крайним барабаном, прокрутил цифру и счетчик показал число: четыре-восемь-пять-шесть-три-два и Газ, кажется, собиравшийся посмеяться над собственной шуткой вдруг переменился и взгрустнул.
- Немало набегала, - констатировал Цой; его счетчик иной. Водитель как-то нехотя усмехнулся, дернув плечами.
- Эт скорее не она, а я, Цой, я! Не ее это счетчик, а мой. Так и живу вот от груза до груза. Донесли, получили - щелк - и по новой. Жи-и-изнь! - протяжно и все-таки довольно проговорил он. - Мне вот скоро смену готовить, - самодовольно выпалил Газ, - девчушку подвязали уже, в Догме ждет, Евой зовут.
- Хорошее имя.
- Талантливая наверно, раз мне назначили, - сильно затянулся, чуть не закашлявшись. - Натаскаю, ух, натаскаю! - с гордостью непревзойденного наставника объявил Газ. - Лучшим перегонщиком станет, штурвалом клянусь! А ты, Цой, сам бы кого поучил, того гляди, еще отличный искатель выйдет, а?
Цой не ответил, потупив взгляд в стертый до стального блеска пол тягача. Очередной щелчок барабана счетчика километража и мысль о том, что он подбирался к месту падения все ближе, потеснила терзания о вечном одиночестве и необъяснимо согрела, наполнив тело легкой едва уловимой дрожью возбуждения.
С приближением к перешейку горы приобретали более устрашающий облик; походили на острые клыки, угрожающе торчавшие из земли. Показался и Перевал - приплюснутое сооружение, неизвестно что представлявшее из себя в Старом мире, располагалось над глубоким ущельем. Часть металлических тросов и несущих балок, некогда удерживающие массивную конструкцию лопнули, поддавшись натиску природы, и обрушили тарелкообразное строение креном. Теперь преодолеть Перевал можно войдя с одной стороны, и поднимаясь по наклонной поверхности, выйти, спустившись с другой.
Попрощавшись и пожелав Цою исправного компаса и возвращения живым, Газ сбросил скорость, позволив искателю безопасно и беспрепятственно спрыгнуть, - и Цой, точно пушинка, легко опустился на мокрый искореженный асфальт.
Ливень стих. Моросил лишь дождик, а до Перевала рукой подать, но еще не время, - к этому участку необходимо подготовиться должным образом; к нему, как и ко многому в Каторге требуется свой, особый подход, - и заключался он в тролликах, поймать которых даже самым прытким хищникам удавалось далеко не всегда. Троллики - маленькие короткошерстные зверьки с крохотным телом и непропорционально большой головой, с длинными висячими ушами; при совершенно нелепом телосложении, бегали настолько быстро, что не каждому хватало скорости угнаться за маленьким юрким спринтером. Именно за их скорость и подкупающую милую внешность, жителям Каторги полюбились зверьки; они отлавливали их и, принося в Дома Баззарра или Черни, забавы ради устраивали скоростные забеги.
Ловить тролликов сложно, но Цой, ведомый немалой долей хитринки, а не голыми инстинктами охотника, знал, на что падки троллики и как отлавливать юрких зверюшек особенно быстро.
Сойдя с Вены, направился к Перевалу. Идти становилось сложнее, местность сменялась предгорьем, высокие хвойные деревья россыпью заселили бескрайние просторы, умудрились взрасти и в горах, наверху, где их бережно окутали туман и облака, а внизу - никакой мглы, воздух чистый до скрипа.
Дождь поутих, и все наполнилось контрастом и приятной прохладой, все жило и оживало; листья растений, сбрасывая с себя тяжелые капли дождя, поднимались к небу, а те, что устелили землю под ногами, - мягкие от влаги, совсем не шумели.
Петрикор торжествовал над землей.
Бодрящий аромат благоухающих хвойных щедро заполнял пространство: тихое, немое, самый сильный звук, издавали сами троллики, шурша в кустарниках, грызя мокрую кору деревьев.
Цой безошибочно выбрал место, - аккуратная полянка в плену высоченных деревьев. Лег в самом центре, надежно засыпав тело листвой, над которой кусочками накрошил часть пайка. Троллики обожали листья грина и поглощали его с особенным упорством, а от вкуса высушенных листьев - хрустящих, подобно сухарям пайков, едва ли не сходили с ума, так нравился им вкус. Цой лежал бездыханно, в его последний рекорд, секундная стрелка сделала тысячу и сто два щелчка. Долгими годами и мучительными тренировками он достиг результата через горящие легкие, сильные боли и спазмы диафрагмы. Теперь кровь окислялась медленнее, а кровеносные сосуды, сжимаясь после того, как искатель переставал дышать, рефлекторно перенаправляли насыщенную кислородом кровь от конечностей к жизненно важным органам, - сердцу и мозгу.
Цой лежал в полном сознании, но совершенно недвижимый и бездыханный, точно мертвый и ждал. Терпение - самое важное на просторах Каторги. Лишь тот, кто научился выжидать, проживет здесь достаточно долго.
На этот раз прождал недолго, Каторга благоволила ему, потому как минут через пять на полянке, отвлекшись от коры ели, появилось сразу три троллика. Они поспешили полакомиться крошками пайка, лихо, с неописуемой легкостью запрыгнув на тело искателя, и принялись поглощать крошки лакомства. По их энергичному чавканью и хрусту искатель слышал, с каким наслаждением и скоростью троллики грызли любимое кушанье. Но их оказалось трое, многовато; для прохода через Перевал достаточно и двух, да и рук у искателя не хватит, чтобы схватить троих за раз. Подождал пока один из зверьков, наевшись и набив щеки, унесся прочь. Подгадав момент, молниеносно ухватил сидящих, еще не успевших отобедать тролликов за длинные уши. Троллики трепыхались, попискивали. Уложил их в мешок, приготовленный заранее, и поспешил унять; миниатюрные зверьки, почувствовав грубые, но теплые руки на своих серо-зеленых шкурках, быстро успокоились и стихли.
Цой готов. Перевал ждал.
ГЛАВА 7
Перевал - все вокруг смердело псиной, и не удивительно - рассадник калебов, диких собак, чьим налитым кровью глазам ненавистен солнечный свет. Искатель стоял у самой его границы; прямо под ним тянулась полукруглая линия жаркого солнца, а впереди тень, отбрасываемая тарелкообразной крышей строения, а за нею, - мрак; на этот раз переступил границу, не раздумывая.
Прошел не много, метров пять и остановился, позволив глазам свыкнуться с темнотой.
Белая краска на стенах давно отслоилась, оголив рыжий скрежетавший металл. Доносился и стук стальных тросов, стонавших под давлением уцелевшей части конструкции и где-то там, в глубине, калебы скреблись когтями о пошарпанный пол.
Но искатель пришел не один - безумно быстрые троллики, послушно сидевшие в мешочке, ждали своего часа. Фляги с бесьей мочой могло хватить, но искатель не мог рисковать, - очень хотел добраться до Искры первым.
Цой опустился на колено, выставив вперед себя мешок с тролликами, и едва успел ослабить узел, как лихие зверьки пустились наутек, да так, что лапы сверкали.
Искатель прислушался к мраку, откуда доносились отголоски рваного лая; погоня началась - калебам будет, чем себя занять - тролликов ни в жизнь не поймают, и ему будет много легче. Еле слышно открутил крышку железной фляги, тошнотворный запах мочи мгновенно ударил в нос. Запах жидкости едкий настолько, что когда-то от него слезились глаза, но те дни давно позади. Цой привык, зловоние бесьей мочи уже не вызывало никакого отвращения, он его почти не замечал. Искатель вытянул из ножен Олю и осторожно, совершенно беззвучно направился вверх по наклонной поверхности.
С момента его последнего визита Перевал почти не изменился, разве только ужаснее стал: изнутри приплюснутое строение выглядело сродни подушечке, пронизанной десятками иголочек; то были несущие балки, при падении пронзившие конструкцию насквозь. Люди Старого мира не планировали подобного убранства, но у Каторги имелось свое видение мира, в котором почти не осталось людей.
Звук рвущейся стали эхом бродил меж торчавшими под разными углами рельсами, метался от одной скругленной тьмой стороне к другой, а всякий хлам, обглоданные кости людей и животных, ставших жертвами ужасов Перевала и беспощадного времени, дополняли не без того кошмарный антураж.
Окруженный пробирающими до дрожи звуками искатель, осторожно ступая, брел дальше.
Впереди, в двухстах метрах красовался широченный проем окна овальной формы, демонстрирующий панораму белоснежных, пышных облаков. Амбразура, похожая на ореол из-за сочившихся лучиков света, напоминала волшебные ворота в блаженный мир без боли и мучений. Кажется, в Старом мире это чудесное место окрестили Раем, но Цой давно уяснил: если таковой обитель и существовал, ему не суждено там оказаться. Каторга - его все, целиком и полностью.
Наклон с каждым шагом делался более острым и Цой, убрав Олю в ножны, уже почти взбирался по нему, как по отвесной скале.
Позади раздался писк, заставивший лукавую улыбку проскользнуть на лице искателя; один из калебов, пытаясь догнать троллика, не рассчитал скорости и во что-то втюхался, может насмерть, а может и нет, скорее нет, калебы - живучие твари.
Уступы Цой выбивал самолично, оттого, совершенно уверенный, ловко карабкался выше не хуже матерого альпиниста и совсем скоро оказался на самом верху; стоял на широченном проеме окна. А внизу, прямо под ним, в месте, с которого начал свой подъем, показался калеб, следом еще один. Сообразили, наконец, что искатель их вновь одурачил, и выказывали недовольство то низким рычанием, то грозным, изорванным лаем. В бездонном мраке Перевала, зенки диких собак сверкали белыми огоньками, иногда на свет показывались ужасные морды, обтянутые ломтями ссохшегося мяса, но стоило лучам солнца коснуться облезлой кожи, как калебы моментально скрывались в темноте.
Цой присел, наслаждаясь прохладой и видами юга: перед взором грозно возвышалась громадина, - Обелиск предстал во всем своем устрашающем великолепии. Черные стены приплюснутой треугольной конструкции, инкрустированные еще более черными прослойками, уходили далеко к небесам и скреблись о них там, высоко над землей. Вокруг самого Обелиска, как в невесомости, повисли куски бетонных зданий, редкие островки земли; одни побольше, другие поменьше, но все, как один - обильно покрыты зеленью. Как и почему все это застряло между небом и землей, искатель не понимал, но каждый раз дивился увиденному.
Обелиск рухнул в городе Старого мира, чье название много лет позабыто, а сам город давно служил разрушенным монументом, - еще немного и от него не останется и следа. Правда, поодаль от Обелиска, где изувеченные пласты земли сменялись уцелевшими породами, частично сохранились очертания улиц некогда большого города, с высоты напоминавшие лабиринты живой изгороди. В этих самых улочках и толпились несметные болвашки - люди, сотни их, кровоглазу упасть негде - единственные представители Старого мира, нисколько не изменившиеся за прошедшее время, стоят и рыбьими глазами отсутствующе глядят на тянущиеся ввысь километры Обелиска. Стоят так, будто ждут не дождутся от него неведомой благодати.
Цой не представлял, как удалось болвашкам столько простоять - безмолвными памятниками самим себе. Чистые, гладенькие, почти как те, на уцелевших обложках и страницах: красивые, опрятные и совершенно бездыханные. Стоят себе и стоят, и ничего их не касается. Подозревал, что состояние болвашек как-то связано с необыкновенным воздухом в округе Обелиска. Искатель называл ее Ненормальной зоной. Дышать здешним воздухом, - занятие непростое и с каждым вдохом легкие будто наполнялись мелкобитым стеклом. Ощущалась смена воздуха моментально; идешь и вроде как все обыкновенно, а мгновение спустя, дыхание перехватывает и каждый новый вдох дается все сложнее. Оттого область близь Обелиска зачастую пустовала, но стоило воздуху наладиться и Каторга распростертыми когтями готова сцапать всякого не достаточно осторожного.
Далеко за Обелиском, над зигзагами бесчисленных корон деревьев, застеливших все вокруг, возвышались Казематы - две высотки, соединенные галереями. На фоне грозного Обелиска строения выглядели совсем крохотными и беспомощными. Здания, стоявшие бок-о-бок, неустанно сторожили друг дружку от расползавшейся всюду Каторги..
Неподалеку ютились островки железобетона, - уцелевшие останки, окруженные густыми зарослями, выигравшие еще несколько десятков лет одиночества. Земля, омываемая подводными водами, обвалилась; часть города сильно опустилась вниз, а сверху развалины котлована щедро заливал столб падающей пенистой воды, шумевшей в петлявшей реке, образованной из некогда широкой автомагистрали, оставшаяся часть которой давно упокоилась под толщей водной глади.
Все человеческое жадно поглощали вода, почва и растения.
Это дикое великолепие Цой лицезрел не раз, потому сейчас все внимание обратилось на нечто новое - тлеющий шлейф, оставленный упавшим с небес телом. Изуродованная земля, совсем как шрам на голове, деревья - одни вырваны с корнем, другие переломаны, третьи сгорели дотла, и венчалась встреча Искры и Каторги бледной точкой, от которой в небо тянулся столб густого черного дыма.
Когда увидел место крушения своими глазами, почувствовал, как по телу прошел холодок, наполнивший желанием установить истину. Цой совсем близко. Еще немного и он достигнет цели.
Закрепив карабин за страховочный ремень, ухватился за веревку и скользнул вниз. До горной породы, на которую завалился Перевал, - метров сто; это расстояние искатель преодолел с легкостью и некоторым удовольствием.
Спустившись, открыл флягу и двинулся дальше; всего несколько часов отделяли от заветной цели, и приближение к ней накладывало свой отпечаток - искатель заметно нервничал, но внешне старался оставаться спокойным.
Спешка в Каторге непростительна.
Он понимал эту истину, как никто. Но сдерживать себя, зная, что кто-то другой имел все шансы добраться до места крушения раньше - испытание не из легких.
Цой достиг и шел параллельно уцелевшим улочкам, населенными болвашками, а они, запрокинув головы, не спуская преданных взглядов с Обелиска, не замечали его вовсе. Некоторые стояли совсем нагие, в основном, женщины, это бездомные набегали, пытаясь отхватить причудливую одежду и заодно пощупать пышные или упругие формы давно забытого прошлого.