Зал не утихал и перешел на скандированные аплодисменты.
У выхода ждали только что испеченные поклонницы.
Одним словом, был полный триумф!
Деточкин возвращался к себе в камеру предварительного заключения с букетами цветов и чувствовал себя, как в раю. Цветов было много, у Деточкина не хватало рук, и потому конвойные тоже ехали с букетами!
ГДАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, судебная.
Юрий Иванович Деточкин скорбно мерил шагами камеру Н-ской тюрьмы. Близился день суда, а Деточкин знал, что всякий суд кончается приговором.
Используя свое служебное положение, Максим Подберезовиков часто навещал в тюрьме обвиняемого друга. Оба по-мужски молчали. Максим смотрел на Деточкина безумными глазами Ивана Грозного, убившего своего любимого сына. А Юрии Иванович взирал на следователя, как всепрощающий отрок с картины раннего Нестерова.
Максима сменяли Люба и мама. Несчастье сплотило женщин. Теперь они не расставались. Люба, беспокоясь об Антонине Яковлевне, переехала жить к ней. А мама, понимая состояние невестки, не оставляла ее даже в троллейбусе, мама уходила из водительской кабины только для того, чтобы взять билет на очередной рейс.
Они вместе пекли для Юры его любимые пирожки с творогом и с нежностью смотрели, как узник уплетает их за обе щеки.
Мама и Люба хотели нанять адвоката, разумеется, самого лучшего. Но Деточкин воспротивился. Он решил сам защищать свою свободу!
И вот пришел день страшного суда. Деточкин из обвиняемого стал подсудимым. Как и на премьере "Гамлета" зал был переполнен публикой. Нарушитель закона одиноко сидел на деревянной скамье. Прокурор с суровым прокурорским лицом угрожающе перебирал бумаги.
Раздалась команда: "Встать! Суд идет!"
Появился судья в сопровождении двух народных заседателей.
Одним словом, все было как у людей!
На традиционный вопрос судьи, признает ли подсудимый себя виновным, Деточкин ответил, что нет, не признает!
Процесс длился несколько дней.
Люба и мама опять сидели в первом ряду. У обеих болело сердце. Люба была вынуждена взять отпуск за свой счет. В районной инспекции Госстраха тоже никто не работал. Все сотрудники во главе с Андреем Андреевичем Квочкиным не выходили из зала суда, переживая за сослуживца. Работники прокуратуры вместе с Максимом и Таней явились на процесс, отложив следственные дела.
Кроме заинтересованных лиц, в зале находилось еще немало народу. И оставалось неясным, почему же они не трудятся?
Сокол-Кружкин прервал осенне-полевые работы и тоже торчал здесь вместе с дочерью. Димы с ними не было. Соблюдая семейные правила, Инна оформила мужу доверенность на выступление в суде. И Семицветова вместе с другими потерпевшими заперли в комнате для свидетелей. Для них время тянулось особенно медленно, Пеночкин предложил составить "пульку" и достал из кармана две колоды карт. Чтобы забыться, играли по крупной ставке со всеми достижениями преферанса – с "темными", "разбойником", со "скачками" и "бомбами". Диме и тут не повезло, он просадил 23 рубля
Тем временем прокурор" долго и с пристрастием допрашивал Деточкина:
– Кто дал вам право отбирать машины и том самым подменять собой государство?
– Я не подменял государство, я ему помогал!
– Вы готовили отчет по каждой машине. Значит, вы знали, что вам придется держать ответ?
– Да! – простодушно согласился Деточкин.
И прокурор сразу поймал его:
– Вы понимаете, что этим фактически признаете вину? Когда вы отрицали свою виновность – вы лгали!
– Юра никогда не лжет! – громко запротестовала мама, привстав со своего места.
Судья призвал ее к порядку.
Прокурор впился в Деточкина, как клещ. Он терзал его ехидными вопросами. Он был очень любопытен, этот прокурор. Он во все лез, ему до всего было дело. Он расставлял ловушки, старался сбить с толку. Он имел точную цель – доказать суду, что Деточкин опасный тип.
Представитель обвинения измучил Юрия Ивановича. Мама и Люба просто возненавидели прокурора, а Максим переживал, что не может прийти другу на помощь.
– Этот малый его упечет! – вслух оценил прокурорскую дотошность Сокол-Кружкин.
Когда суд перешел к допросу потерпевших, положение Деточкина ухудшилось. Свидетели ненавидели Деточкина и не без оснований. Они клепали, на подсудимого, настраивая против него и публику, и суд.
Вызванный первым Филипп Картузов упирал на то, что кража его машины – кража со взломом. Надо покопаться в биографии взломщика: может на его совести лежит еще не один вскрытый сейф?
Но Деточкин защищался. Он стоял насмерть! У него не было иного выхода!
– Скажите, пожалуйста, сколько вы получаете ежемесячно? – спросил он у Картузова, используя свое юридическое право задавать вопросы.
Филипп презрительно усмехнулся. Он был готов к этому нехитрому удару:
– Обыватели всегда считают – раз человек служит заведующим пивной, значит вор! А для проверки этого есть у нас такая замечательная организация, как ОБХСС! – И Филипп пояснил: – Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности. Я не позволю подсудимому клеветать на тружеников советской торговли!
И Картузов победоносно проследовал в зал.
Юрию Ивановичу захотелось заплакать от собственного бессилия, от того, что он не смог приковать внимание суда к личности Картузова. Деточкин чувствовал себя песчинкой в пустыне закона. Он ощущал как величайшую несправедливость, что правосудие интересуется только им, у Деточкина опустились руки, он решил замолчать и сдаться.
Следующим вызвали Пеночкина. Он принял от Филиппа эстафету. Он подал суду мысль о том, что еще неизвестно, сколько денег оседало в карманах преступника после продажи машин. Да, он переводил деньги в детские дома, чтобы… пустить следствие по ложному следу.
– А за…олько на…амом…еле он…родавал…шины? – размахивал руками Пеночкин. – Ни…дин…ормальный…еловек не..танет…аниматься этим…росто так!…ачит, он…обогащался!
Деточкин безучастно молчал.
– Юра, почему ты молчишь? – вскрикнула мама.
Судья объявил перерыв. Максим прорвался к Деточкину и долго ругал его за пессимизм. Мама и Люба молча сидели по обе стороны подсудимого и гладили его худые, острые колени. Мама гладила левое колено, Люба – правое. И Деточкин, как Антей, воспрянул духом!
После перерыва центром внимания сделался Дима Семицветов, который, как известно, рекламы не любил.
Дима нарисовал суду страшную картину технического прогресса: сегодня преступник применяет автокран, завтра пустит в ход кибернетику, а послезавтра будет использовать атомную энергию, и далеко не в мирных целях!
– На какие средства вы приобрели машину и строите дачу? – спросил свидетеля Деточкин?
Прокурор насторожился.
– На машине я ездил по доверенности жены, = продолжал Дима, а дачу строит тесть.
– Значит, машина куплена на деньги вашей жены? – спросил прокурор.
Дима не хотел предавать Инну:
– Мы выиграли по облигации трехпроцентного займа, как раз пять тысяч.
Семицветов вынул из кармана бумагу и передал прокурору:
– Вот нотариальная копия облигации!
Копию прокурор взял, но не преминул сделать важное сообщение: – Следственные органы доводят до сведения суда, что против свидетеля Семицветова возбуждено уголовное дело!
Дима помертвел. Он дикими глазами обвел зал, увидел Подберезовикова и понял все!
– Давно пора! – пророкотал зычный баритон Семена Васильевича. – Мы не допустим, чтобы рядом с нами обделывала делишки всякая шваль!
Инна заплакала.
– Ничего! – утешил ее отец. – Найдешь себе другого, честного!
– За что? – крикнул затравленный зять.
– Взятки вы тоже брали по доверенности? – спокойно поинтересовался прокурор.
– А почему меня одного? – в припадке отчаянья Семицветов раскрыл свое некрасивое нутро. – А другие свидетели лучше, что ли?
– И до них доберутся! – успокоил его тесть.
Семицветов сделал несколько шагов и упал на скамью возле Деточкина.
Юрий Иванович вскочил:
– Гражданин судья, я не хочу сидеть рядом с ним!
– Не фиглярничайте! – оборвал председательствующий, и Деточкин сел подальше от Семицветова, на самый краешек скамьи.
Суд перешел к прениям сторон. Слово получил прокурор:
– Сегодня суд рассматривает необычное дело, подсудимый может вызвать у недальновидных людей жалость и даже сочувствие! На самом деле это опасный преступник, вступивший на порочный путь идеализации воровства! Если взять на вооружение философию преступника, то можно отбирать машины, поджигать дачи и грабить квартиры! Поступки Деточкина могут послужить примером для подражания. Государство само ведет борьбу с расхитителями общественного добра и не нуждается в услугах подобного рода, я настаиваю на применении к подсудимому строжайших мер наказания как к лицу социально опасному!
– Изверг! – крикнула мама. Она не могла больше молчать.
– Женщину в первом ряду удалите из зала! – распорядился судья.
Антонина Яковлевна встала и с гордостью направилась к выходу. Уже в дверях, как болельщица своего сына, она снова крикнула:
– Судью на мыло!
Люба тоже не выдержала:
– Не осуждайте Юру, он не виноват!
В зале поднялась сумятица. Все стали вскакивать с мест. Судья, срывая голос, перекрыл всеобщий шум:
– Я требую тишины или немедленно очищу зал!
Угроза подействовала. Стало тихо.
– Подсудимый, вам предоставляется последнее слово! – объявил председательствующий.
Деточкин встал;
– Граждане судьи! Я даже рад, что все это кончилось! Измучился я совсем! что это за донкихотство и робингудство в наше время! Разве это жизнь? Жениться не могу, ну какой я жених, когда в перспективе тюрьма? А, вы попробуйте угнать машину, граждане судьи! Думаете просто? А продать ее? Честному человеку ворованную машину из-под полы не всучишь! Вот и получается бессмыслица! У вора крадешь – вору продаешь!.. Я почему только машинами занимался? Дача колес не имеет, ее не угонишь! Я ведь хотел как лучше! Не могу я этого терпеть! Ведь воруют! И много воруют! Неправильно действовал я, но от чистого сердца. Я ведь вам помочь хотел, граждане судьи. Отпустите меня, пожалуйста! Я больше не буду…
Из глаз Максима покатились редкие, скупые слезы.
Люба стиснула зубы.
– Свободу Юрию Деточкину! – пронесся над залом страстный призыв Сокол-Кружкина.
Суд поспешно удалился на совещание.
Перед судьями стояла неразрешимая дилемма: с одной стороны Деточкин крал, с другой стороны – не наживался! Он нарушал закон, но нарушал из благородных намерений! Он продавал машины, но деньги отдавал детям! Он, конечно, виноват, но по какой статье, насколько?
Судьи пребывали в растерянности. Им нельзя было позавидовать!
Дорогой читатель! Пожалуйста, вынеси сам приговор Юрию Деточкину. Суд не прочь переложить эту ответственность на твои плечи. Как и подавляющее большинство населения, ты незнаком с уголовным кодексом, и поэтому тебе легче определить приговор. Если ты добр, то смягчишь участь Юрия Ивановича, а если строг – валяй, сажай Деточкина за решетку!
Одним словом, дорогой читатель, реши его судьбу, а в судьбе Семицветова суд разберется и без тебя.
Определяя меру наказания, помни, что во время следствия Деточкин подвергался судебно-медицинской экспертизе и был признан психически нормальным.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ, Последняя.
По иронии судьбы рукопись повести "Берегись автомобиля!" попала на обсуждение в Управление Художественного Свиста. Никогда не угадаешь, где будут обсуждать твою рукопись.
К этому времени УХС окрепло, разрослось, провело сокращение штатов, и 497 уцелевших сотрудников, видимо, не зря получали заработную плату. Художественный свист находился на подъеме и даже проник в некоторые смежные области искусства.
Обсуждение происходило в Высшем художественном совете, где председательствовал сам С.И.Стулов. Пришло 43 сотрудника, из коих 34 рукописи не читало. Это не помешало им высказывать о ней свое суждение. В порядке исключения пригласили авторов.
Тон, в котором велось обсуждение, был крайне доброжелательным. Все выступавшие говорили корректно, вежливо и не скупились на добрые слова.
Обаятельный Согрешилин был особенно ласков:
– Родные мои! Я бы внес в эту милую повестушку одно пустяковое изменение. Солнышки вы мои! Не надо, чтобы Деточкин угонял машины! Зачем это? Я бы посоветовал так: бдительный Деточкин приносит соот ветствующее заявление в соответствующую организацию. В заявлении написано, что Семицветов, Картузов, кто там еще… Пеночкин – жулики.
Их хватают, судят и приговаривают! Получится полезное и, главное, смешное произведение!
– Молодец! – похвалил оратора Стулов.
– Ненаглядные вы мои! – продолжал Согрешилин, пытаясь обнять сразу двух авторов. – Подумали ли вы, какой пример подает ваш Деточкин? Ведь прочтя повесть, нее начнут угонять автомобили!
– Но ведь Отелло, – вскочил один из авторов, – душит Дездемону во всех театрах мира и даже в кино! Разве потом ревнивые мужья убивает своих жен?
– Молодец! – эмоционально вскричал Стулов, который любил жену.
– Душа моя! – Согрешилин поставил автора на место. – Зачем же сравнивать себя с Шекспиром? Это, по меньшей мере, нескромно…
– Товарищи, поймите нас! – Поддержала Согрешилина хорошенькая женщина с высшим гуманитарным образованием. – Вы же симпатизируете герою. А он – вор! По сути дела, вы поощряете воровство!
На этот раз подпрыгнул другой автор:
– Но ведь Деточкин бескорыстен!
– Ни один нормальный человек, – перебил Согрешилин, – не станет возвращать деньги. Это нетипично!
– И поэтому, – обольстительно улыбнулась хорошенькая женщина, – совершенно непонятно, ради чего написана ваша повесть?
– Как непонятно?! – хором завопили авторы. – Повесть направлена против семицветовых! Против того, что они существуют в нашей стране! Против всяческого примирения с ними! А сюжетная линия Деточкина – это же литературный прием, юмористический ход. Повесть-то все-таки юмористическая, можно даже сказать сатирическая…
При слове "сатирическая" наступило неловкое молчание. Обсуждение зашло в тупик.
Никто не хотел одобрять повесть. Все знали, что не одобрять – безопасней. За это "не" еще никого никогда не наказывали! Но не одобрять в письменной форме тоже как-то не хотелось, Все-таки документ!
– Родные мои! – вдруг нашелся Согрешилин. – Я вообще не понимаю, почему мы обсуждаем незаконченную вещь? Посадят авторы Деточкина в тюрьму или нет? Пусть они решат его участь, тогда мы возобновим обсуждение.
– Деточкина надо посадить! – указал заместитель начальника управления.
– Молодец! – согласился Стулов.
– Деточкина не следует сажать! – категорически возразил другой заместитель.
– Молодец! – снова согласился Стулов.
Положение авторов стало безвыходным.
В этот момент дверь распахнулась. В сопровождении конвоиров в помещение Высшего художественного совета вошел герой повести.
– Молодец| – по-детски обрадовался Стулов при виде Юрия Иванови ча. – Я тебя знаю!
Деточкин не без улыбки познакомился с авторами и объявил всем собравшимся:
– Мне надоело ждать! Меня не волнует, что станет с повестью! Меня волнует, что будет со мной?
– Пусть решают авторы! Мы не навязываем свою точку зрения! – подытожил С.И.Стулов.
– Будем выкручиваться! – пообещали авторы, которые к этому привыкли.
Обсуждение пошло им на пользу, и они написали "Счастливый эпилог".
СЧАСТЛИВЫЙ ЭПИЛОГ
Прошло время. Неизвестно сколько. Но, вероятно, немного… По улице шел Деточкин без охраны.
Он направился к телефонной будке, зашел в нее и набрал свой домашний номер.