— Проверим предел твоего терпения, Витя? — Бек смотрел на него насмешливо, нагло. — Насколько хватит тебя, если наша красавица займется в это время тобой?
— Почему бы и нет? — Виктор потянулся вперед, приподнял лицо Милы за подбородок и впился губами в ее губы, сминая покусывая, вылизывая, трахая ее рот в одном ритме с пальцами Бека. Он чуть развел в стороны бедра, позволяя девушке удобнее устроиться меж его ног, а потом провел пальцами по самой кромке ошейника Отабека, подцепил пальцем, притягивая сильнее, заставляя его сильнее навалиться на Милу. — Проверяй. Маленький спор — кто кончит быстрее?
— Постарайся, детка. Мы же не хотим проиграть, правда? — Отабек вывернулся из-под руки Виктора, отстранился немного. Лицом зарылся в волосы Милы, вдохнул аромат духов, надавил на ее поясницу, вытягивая пальцы. Мила вздрогнула, но покорно склонилась к паху Виктора.
— Умница… — Отабек нагло улыбнулся, отодвинул в сторону мешающееся белье и одним долгим толчком вошел в девушку. Зафиксировал бедра и заработал, почти насаживая ее на себя, задавая ритм, в котором она принимала в рот член Виктора. — Сладкая-сладкая девочка.
Мила стонала от его движений, от того, как он менял угол и глубину проникновения, то убыстряясь, то замедляясь.
— Давай, моя хорошая, заставь кончить этого белобрысого ублюдка.
— За белобрысого ублюдка ответишь, — прошипел сквозь зубы Виктор. Пожалуй, следовало бы признаться себе самому, что он переоценил собственные силы. Он видел перед собой яростное напряженное лицо Бека, закушенные губы, капельки пота, стекающие по его шее. Он чувствовал пряный острый запах смазки, химический запах латекса, запах пота и духов Милы. Он чувствовал, как сжимаются ее губы на его члене, как головка проникает глубоко в сжимающееся горло. И его просто выносило от переполняющих ощущений. Выносило напрочь.
— Хочешь получить нас обоих, дорогая? — Отабек остановился фактически за секунду до оргазма Милы. Или Виктора. Не понять. В ответ Мила только развратно застонала и отстранилась, выпуская изо рта налитый член Виктора. Сжала мышцы, обернулась, глядя на Отабека бешеными глазами.
— Надеюсь, ты сейчас не пошутил, Бек, — почти угрожающе прошипела она.
— Спросим Виктора? — Бек выскользнул из нее, заменив член пальцами, почти невесомом дразня и проверяя степень растяжения. — Ты же примешь нас обоих?
— Черт, да!
— Черт? Или да? — Виктор выпрямился в кресле, пытаясь понять, сумеет ли он подняться и дойти до постели, или ноги его все-таки подведут? Сможет. Впрочем, можно поупражняться и в кресле. Если сползти пониже — его ноги станут отличной опорой. — Если да, то иди сюда, милая. И Бек… резинку.
— Кажется, кто-то здесь стал очень и очень ленивым, — Отабек улыбнулся, освободил руку и встал. Помог встать Миле, походу облапав ее за задницу и оставив смачный поцелуй, а потом повел ее к кровати, наградив Виктора очень выразительным взглядом.
Виктор не спешил, давая себе время на то, чтоб успокоиться. Несколько снизить градус напряжения и возбуждения. Оставил шмотки там же, на кресле, выудил из кармана брюк презерватив. Залететь Милка не должна ни при каких обстоятельствах.
— Кажется, кто-то здесь стал очень и очень разговорчивым, — он подошел к кровати, присел на край, поймал Милу в объятия, зубами чувствительно прихватил тонкую кожу на бедре так, что наверняка останется след.
Она выгнулась, вывернулась, чувствительно царапнув его по плечу. Повернулась к Отабеку, склонилась к его паху, лениво лизнув член и, надавив на плечи, заставила его откинуться на кровать. Тот вскинул бровь, но послушался. Лишь зашипел сквозь зубы, когда она оседлала его и опустилась на почти каменную плоть.
Несколько размеренных глубоких движений, и Виктор встал, сжал ее бедра, вынуждая остановиться, замереть, буквально вытянуться на Отабеке, приставил головку к влажному входу в ее тело и осторожно надавил. Плоть подалась неохотно, и он скользнул внутрь, чувствуя, как проезжается по твердокаменной плоти Бека, каким-то совершенно запредельным эхом улавливая хриплый протяжный стон Милы и свой собственный.
Пауза. Чтоб дать всем троим отдышаться. Чтоб перестали плясать под зажмуренными веками алые мошки. И осторожный пока что толчок, сопровождаемый тяжелым звонким шлепком ладони по заднице, все еще обтянутой красным кружевом.
— О-а-а, да-а-а… — восторженно выдохнула Мила, ерзая на двух членах, словно растягивая себя под них и заставляя мужчин еще сильнее стискивать зубы. Это было странно — так чувствовать друг друга. И даже можно было накрыть ладонями чужие пальцы, впившиеся в девичьи бедра. Бек дышал тяжело, почти загнано, грудь и плечи блестели от выступившего пота, а абсолютно пьяный взгляд, казалось, не мог остановиться на одном предмете, перебегая с одного на другое, пока не зацепился за лицо Виктора. Встретивший с ним глазами, Отабек облизнул пересохшие губы и опустил ресницы, шепча едва слышно:
— Ну что, детка, ты готова?
— Да, — Мила подалась вперед, на миг закрывая его от Виктора, впилась губами в губы. — Да!
И Виктор без слов наподдал бедрами, вынуждая ее упасть, обеими руками цепляясь за простыни. И сильнее, увереннее, резче, чтоб она больше не касалась губами губ Отабека, и в довершение склонился, кусая за шею совсем как заправский вампир, впиваясь пальцами в бедра, пятная кожу следами.
Как же хочется самому вцепиться губами в его губы, пить сухие колючие выдохи, стиснуть пальцами крепкую шею. Черт.
Отабек понял. Он всегда все понимал в одного взгляда. И сейчас потянул Милу к себе, вжал лбом в свое плечо и приподнялся Виктору навстречу. Сдвинулся внутри Милы, и та почти заверещала от враз обострившихся ощущений, но Бек видел только горящие Витькины глаза. Так близко… Чуть податься вперед…
…и вжаться губами в губы. До боли, до горечи. Чтоб чувствовать острый терпкий запах, чтоб царапаться о щетинки, от которых он так и не избавился утром. Хорошо, просто крышесносно хорошо.
Они двигались в одном ритме даже сейчас, когда между ними тонкое напряженное тело женщины. Они все равно останутся одним целым, изломанные, искореженные, изувеченные когда-то. Останутся одним, ведь даже сейчас им хорошо. Особенно сейчас.
Мила кончила первой. После долгих и совсем уж безумных стонов, сжалась, содрогнулась, хрипя и матерясь по-русски. Ногтями прошлась по плечам Бека и обмякла, кажется, потеряв сознание. Отабек снял ее с себя и Виктора осторожно. Уложил рядом, провел рукой перед лицом, а потом аккуратно переложил ее голову к себе затылком. Повернулся к Виктору, улыбнулся хищно, облизываясь, и стиснул в кулаке его напряженный член, сдирая с него латекс.
— Что ты творишь? — Витя крупно задрожал, на секунду запрокинул голову, жмурясь от прошившего удовольствия и снова опустил взгляд на Бека.
— Она все равно в отключке, а ходить с этим по коридору мне не улыбается, — Отабек оскалился, потянул его на себя. Рукой обнял оба их члена и прижал к своему животу. — Двигайся.
— А изгваздаться в сперме тебе нормально, — Виктор опустился на него сверху, упираясь рукой в постель, и снова наподдал бедрами. Зубами прихватил его нижнюю губу, а в следующий момент вломился языком в рот и снова в том же безумном ритме, как будто боялся, что его остановят, что ему не позволят, что не дадут закончить начатое.
— Салфетки есть, — прошипел Отабек, выгибаясь, почти выламываясь ему навстречу. Распаленный, возбужденный, лишившийся всех своих масок — сейчас и здесь он принадлежал только Вите. И почти отдавался ему сейчас. Члены терлись друг о друга, о руку Отабека, о его живот. Не то горячее и влажное, что было минуту назад, но во сто крат ярче, острее. Бек целовался так, словно это был последний поцелуй в его жизни и ее срок истекал. Словно напитывался впрок. Измазанный в поту, смазке, губной помаде Милы. Кажущийся таким покорным и жадным.
— Люблю тебя, — едва слышно выдохнул Виктор, изливаясь ему на живот. Он уткнулся куда-то в его шею, жадно глотая горячий тяжелый воздух и просто мечтал не подохнуть прямо здесь и прямо сейчас.
— Мен сені сүйемін, — еле слышно выдохнул Бек куда-то в волосы и стиснул зубы, кончая. Несколько долгих минут лежал, бездумно глядя в потолок и поглаживая Виктора по плечу и спине. Нега разливалась по телу, шевелиться не хотелось, но пора было уходить. Они закончили быстро, но Мила могла очнуться в любой момент. — Нам пора, Витя.
— Да, пора, — тот осторожно поднялся на ноги, протянул руку Отабеку и рывком поднял и его. Осторожно уложил на разоренной кровати Милу и даже прикрыл ее одеялом. Он старался не смотреть как одевается Бек. Он нихрена не понимал казахского, но отчего-то знал, шкурой чувствовал сказанное. Каждое слово. Оно словно впечаталось, въелось в него, вплавилось. Сам он тоже одевался на автомате, по инерции. Подрагивали руки, ноги. Как безумное, колотилось в груди сердце, когда они вышли из комнаты. Странно, но когда он взял Бека за руку и повел за собой — ни волнения, ни страха уже не было. Он легко открыл дверь в свои апартаменты, толкнул в темнеющий проем Бека и запер за собой. — Я хочу, чтобы ты остался со мной сегодня. В моей постели. На всю ночь. Пожалуйста.
Черные ресницы Бека дрогнули, распахнулись. Скулы затвердели, поджались губы.
— Витя, это рискованно, — глухо произнес он. В глазах тлело, тлело, тлело что-то, догорало.
— Плевать, — Виктор ладонями обнял его лицо и замер, глядя в глаза. — Я и так проебываю слишком много времени и шансов. Бесценных шансов. Но если ты скажешь нет — значит нет.
— Дурак ты, Витька, — Отабек перехватил его руки, коснулся губами запястья. — Как есть дурак. — Он привлек его к себе, обнял, чмокнул в нос и отошел, снова снимая то, что надевал пару минут назад. Добрался до ванной комнаты и исчез за ее дверью, чтобы появиться через пару минут, уже чистым, разморенным и сонным.
Виктор к тому моменту уже лежал в постели, глядя в потолок. Не спалось. Несмотря на усталость, нервы и неурядицы — не спалось совершенно. Он перевел взгляд на вернувшегося из душа Бека, зачем-то подвинулся, освобождая ему место на и без того огромной кровати.
От него все еще немного пахло духами Милы, но куда сильнее — туалетной водой Отабека, чуть-чуть его потом и сексом.
— Я старше тебя, но иногда мне кажется, что это ты, а не я опекаешь всех.
— Нет, я опекаю только тебя и Юрку. Должен же это кто-то делать, — Отабек опустился на край кровати, оставив полотенце на полу рядом, и, как был обнаженным, забрался под одеяло. Дотянулся до Вити, погладил морщинку, залегшую на лбу. — Ты напряжен. Это мое присутствие так действует? Витя… если ты не привык и тебе некомфортно, то я уйду. Не хочу, чтобы ты ночь ворочался и шарахался от меня вместо того, чтобы спать.
Тот напротив, придвинулся ближе, поколебался, а потом обнял его за талию под одеялом и прикрыл глаза, с видимым удовольствием принимая ласку.
— Все нормально, правда. Я привык даже к тому, как Юрка по ночам пинался своими костлявыми коленками. Он иногда спал со мной, когда был мелкий совсем.
— Юрка — не я, в этом все дело, да? — Отабек обнял его за плечи, переплетая ноги. — Это не долг, не обязанность. Черт… что не так, Витя?
— Почему для тебя это легко? Почему мне сложно со всем этим разобраться? — Виктор лбом уткнулся в его лоб, слепо, наощупь.
— Потому что однажды я все для себя решил и мне не нужно произносить это вслух? — Отабек пригладил его волосы, глядя в глаза и едва касаясь губами губ. — Ты считаешь это слабостью, ненавидишь это. Ты столько времени пытался закрыться от меня и себя, что теперь не знаешь, что делать. Хотя, может, я не прав, психолог из меня всегда был так себе. Но… я обещаю тебе, слышишь, я тебе обещаю, что не воспользуюсь твоим отношением ко мне. Да ты и сам мне не дашь. Скорее, пристрелишь.
— Я знаю, — Виктор даже не кивнул. Скорее чуть дрогнули ресницы. И все. И больше ничего. — Спи давай, — он с нежностью погладил Бека по спине и улыбнулся одними уголками губ. — Спи. Все будет хорошо, Бека.
====== 9. ======
9.
Гошан внял не сразу. Он долго пыхтел, возмущался, пытался шуршать и сверять графики, что-то там еще предпринимал, лишь бы только подсунуть кого-то из своих мальчиков в ледовый во время тренировок, но Юрка был непреклонен.
— Ебусь я там, что не ясно? — он выдержал взгляд Поповича стоически, мужественно выпятив подбородок и выкатив грудь. Отабек бы за словом в карман не полез, а Витька пообещал бы вымыть рот с мылом, но Гошан только набычился и все. Зато в следующий раз в спортивную сумку сунул упаковку презервативов. И это было даже почти смешно. Нет, вообще-то это и было смешно, потому что его парни теперь всегда оставались снаружи, а перед этим обшаривали арену до того, как та открывалась для посетителей в принципе.
Конечно, существовала вероятность, что это Отабек или сам Виктор настучали Поповичу по бубну, и тот перестал изображать наружную слежку. Или Гошан прислушался к голосу рассудка и решил оставить кесарю кесарево, то есть юниорок Юрке. Ну и Бек, наверное, получил свою дозу счастья. Угу, Юрочка, репей подхвостовый, наконец-то устроил личную жизнь, трахает в уголке девочек и перестал иметь в мозг господина Никифорова.
А то, что Юрочка задерживается — так это ж правильно! Какая бурная личная жизнь у парня! Молодое дело…
С Юри оказалось неожиданно приятно общаться. Просто говорить на самые разные темы. И околоспортивные, и о книгах, и о фильмах новых, о традициях. Обо всем. И с каждым разом его прыжки оказывались все лучше, все легче, он и впрямь катал как боженька, выносливый что твой демон. Иногда Юрка сдыхал раньше, чем успевал сам откатать запланированный кусок, но Юри всякий раз выходил из ледовой схватки с непобежденным упрямством.
Взамен японец дотошно раскладывал по полочкам каждую его ошибку в борьбе. Так четко и так доступно, что становилось стыдно, как он сам раньше не допер о причинах той или иной косячности.
Иногда, правда, стыдно становилось совершенно по другой причине: тренировки, хоть и выматывали, все равно оставляли простор фантазиям. Так что иногда, за стаканчиком латте с сахарозаменителем и макдаковским пирогом, Юрка ловил себя на том, что у него тупо стоит. Особенно если засмотреться на худощавые бедра Юри и крепкую задницу. Увы, дурное влияние Виктора и Отабека было налицо. Хоть девочки ему нравились тоже. Но не рыжая, прикатившая пару дней назад. Мила, так ее назвал Бек. Красивая, с холодной, фарфоровой белизны кожей, медно-рыжими волосами и подтянутой спортивной фигуркой, она хоть и вызывала вполне определенные томления в паху, но так же при взгляде на нее возникали нормальные ассоциации с белым удавом. Красиво и ой как небезопасно.
Домой не хотелось. Накануне охи-вздохи остохренели просто. Можно подумать, Витька с Беком ее там в два ствола обхаживали. Хотя возбуждает, надо признать.
-…вот и пришлось сказать, что я тут с кем-то… ммм… интимные отношения имею, лишь бы только опекун отвалил. Иначе тусил бы уже, и жаждал крови, — пояснил Юра, одним большим глотком допивая свой какао. На Юри он старался не смотреть. И без того стояк с трудом удавалось скрыть под мастеркой.
— Крови? — Юри спрятал улыбку в уголках губ. Его улыбки в принципе чаще всего были именно такими — едва заметными. То только в глазах, то вот как сейчас — в уголках губ. Красивых губ. — За что? За наши занятия?
— Он просто очень меня опекает. Ну в смысле, он же мой опекун. И он меня любит. Он моя семья. Но иногда я готов его придушить за то, что он окружает меня гиперопекой со всех сторон. Еще бы на льду матов накидал, чтоб я не расшибся нечаянно, — смешно сморщил нос Юра. — Так я правда останусь невинным, как агнец.
— Но, как я понял, ты же сказал ему, что у тебя здесь… интимная жизнь, и он отстал. Значит, не против?
— То, что он отстал еще не значит, что за мной не присматривают, — фыркнул Юрка. — Он раз в неделю с Селестино кофе пьет. Вот думаю, может правда с кем замутить. Тогда можно будет честные глаза делать.
Юри поднял на него взгляд. Теплые карие глаза внезапно показались почти колючими. А потом Юри отвернулся.