– Зигфрид ваш, – ответил он досадливо, – решил сделать сюрприз и заявился сегодня ко мне на ночь глядя. Так что пришлось срочно и дистанционно организовывать ему компанию, выпивку и прочие удовольствия.
Мне стало совестно.
– Так, может, ты к нему сейчас, Март?
Маг был надежным и удобным. И тело у него оказалось крепким, хорошим таким, развитым мужским телом. И пах он хорошо, теплым мужским запахом. Я прислушалась к себе. Приятно, да.
Блакориец фыркнул.
– Ни за что. Я уже попросил дворецкого составить ему компанию. Виктор привычный, сейчас они напьются, потом по бабам пойдут. А я тут побуду. С тобой.
Я нахмурилась. Было неловко спрашивать.
– Мартин… и ты тоже с ними по бабам ходишь?
– Марина, – сказал он очень серьезно, – для всего континента мы с тобой встречаемся. А я все-таки не только бабник и разгильдяй, но еще барон и дворянин. За кого ты меня принимаешь? Если я подгребу кого-нибудь под себя, то на следующий же день все газеты будут живописать мои похождения и полоскать твое имя.
– Ну а как же… – я замялась. – Тебе разве не хочется?
– А что, разве не чувствуется, что хочется? – прошептал он низко, и я покраснела. И уже совершенно нормальным тоном продолжил: – Принцесса, мне почти восемьдесят лет. Первую женщину я попробовал в четырнадцать. Шестьдесят шесть лет не самого размеренного опыта. Поверь мне, я способен продержаться несколько недель или месяцев – ну, пока не завоюю тебя или пока не надоем.
Мартин шутил, и я улыбнулась ему в шею. Тема была, признаться, горячая, но и здесь он как-то увел ее от неловкости.
– И вообще, Марина, мне надо с тобой провести воспитательную работу. То ты меня Мартюшей обзываешь, то считаешь, что я могу предпочесть Зигфрида тебе. Что дальше? Будешь советоваться со мной, какой маникюр сделать? Я себя чувствую твоей подружкой, а не мужчиной.
– О нет, – я прикоснулась губами к его плечу, – ты мужчина, Мартин. Самый лучший в мире. Самый классный. Самый мне нужный.
– Ты слишком много льстишь, – произнес маг смешливо. – Так что случилось? Из-за чего ты пришла ко мне с выражением ужаса на лице? Увидела мышь или зловещую тень за окном?
Я включила телефон и показала ему сообщение.
– Мда, – произнес он мне в макушку с иронией. – Вот мужика корежит-то, Марина. Я уже говорил, что ты страшная женщина?
– Что мне делать? – всхлипнула я. – Все так хорошо было, и он все испортил.
– Ну-у-у, – протянул блакориец, поглаживая меня по спине, – я могу сейчас доставить тебя во дворец. И поедешь к нему. Хочешь?
– Нет! – возмутилась я, чувствуя, как взрывается в животе предательский горячий комок радости только при одной мысли: а может, да? И одновременно с ним – колючий и холодный шар злости в голове. – Не надо, Март. Я спрашиваю, что мне делать вообще. Он же отравил меня собой, Март!
– Девочка моя, – глубокомысленно произнес он, целуя меня где-то за ухом, а затем прикусывая мочку и смешно рыча, от чего я прикрыла глаза и немного расслабилась, – я тебя не буду утешать. Увы, в этом случае твой яд является твоим лекарством. И рано или поздно тебе придется это признать. И чем раньше ты это сделаешь, тем менее катастрофичными будут последствия для окружающих.
– А может, просто поженимся, Март? – я серьезно посмотрела ему в глаза. – Мы ведь можем быть счастливы.
Он легко поцеловал меня в губы. Потом еще и еще, сильнее и страстнее, так мощно, что у меня закружилась голова, и я уперлась ладонью ему в грудь.
– Вот-вот, – усмехнулся маг. – Марина, не смеши меня, это слишком избитый сюжет. Я готов поиграть в твоего жениха, если тебе очень нужно, но ведь итог будет один. Тебя тянет к нему, его тянет к тебе, и при всей твоей воле, железная ты Рудлог, однажды вы окажетесь в постели. Вот когда – и если – наиграешься им, тогда и поговорим о нашей возможной семейной жизни.
– Нет, – сказала я твердо, и он недоверчиво тряхнул головой. – Не окажемся.
Мартин покачивал меня на коленях, а я молчала. Тихо играла музыка, и было слышно, как потрескивают поленья в камине гостиной. Сейчас очень остро чувствовалось, что мужчина, в чьих руках я успокаиваюсь, действительно много старше меня. Много опытней. И много мудрее. И он не позволял мне врать себе.
– Знаешь, – сказал Март весело, – давай-ка повторим вечерний глинтвейн. Если уж тосковать и не спать, то под хорошее вино. Угу? Напьемся?
– Угу, – согласилась я. – Только за сигаретами схожу.
И мы правда напились, и тоска часа через два куда-то ушла. Последнее, что я помню, – как мы кружились под музыку посреди спальни, и я горячо уверяла Мартина, что обожаю и люблю его, а он клялся мне в том же в ответ.
Проснулись мы около полудня, в одной кровати, и не было ни неловкости, ни стыда. Март балагурил, я язвила, за окнами светило солнце, кофе был прекрасен, потому что его было много, и во дворец я вернулась в хорошем настроении. И новости дома тоже были хорошими: нашлась Пол, и на радостях мы с Алиной поехали по магазинам. Надо было оторваться, ведь завтра предстоял первый рабочий день. Вот я и оторвалась.
И я даже почти не вспоминала о невозможном Люке, и о том, что его дом в десяти минутах езды от дворца, и о том, что нужно выбросить телефон и вернуть ему машину – чтобы избавиться наконец от всего, что связано с этим мужчиной.
Глава 2
Вторая половина октября, Иоаннесбург
Утро воскресенья началось с переполоха в доме начальника Управления госбезопасности Рудлога, плавно перешедшего в переполох во дворце.
Во-первых, звонок Игоря Стрелковского из Бермонта застал Тандаджи в тот самый момент, когда его супруга и матушка громко выясняли, кто же должен печь традиционные тидусские лепешки с медом в честь народного праздника Великой Реки и подавать их соседям в знак расположения. Печь хотели обе, подавать – никто, потому что соседи были, надо признать, препротивные, и Майло с терпением мученика разруливал конфликт, предложив женщинам разместиться на кухнях в противоположных концах дома и испечь каждой свою порцию. А разнесет угощение по соседям он сам. Уж у него-то примут и с улыбкой, и с поклонами. И даже съедят, опасаясь, что бдительность сотрудников госбезопасности простирается и на эту сферу.
Прекрасно, когда у тебя есть возможность оборудовать две кухни для каждой из хозяек. Ради этого стоило уезжать из Тидусса.
Во-вторых, известие о том, что четвертая принцесса стала медведицей и что на нее напал демон, не прибавило Тандаджи хорошего настроения, и он стал усиленно соображать, как донести эту новость до отдыхающей королевы после пятничного фиаско и стоит ли сообщать заодно о роде деятельности оной принцессы. А если не сообщать – как объяснить нападение? А еще надо бы понять, остался ли жив темный, и если да, то не вынырнет ли он в Иоаннесбурге – в университете, например. Где учится пятая Рудлог.
Размышления были столь тяжелы, что, когда матушка и жена вновь начали ругаться, определяя, кто из них какую кухню займет, Майло воздел руки к небу и поклялся шестиглазым духом Шивалой, что если сейчас в доме не настанет тишина, то он запретит им выходить из своих комнат до конца года, а сам купит себе другой дом, как и поступают приличные тидусские отцы семейств.
Дамы, осознав серьезность угрозы, замолкли и вполне спокойно разошлись в разные стороны.
В-третьих, королева Василина, получив с утра звонок от начальника разведуправления и узнав о том, что Полина нашлась и находится в Бермонте, но по каким-то причинам стала мохнатой и четырехлапой, мгновенно распорядилась договориться с Демьяном о визите и сообщить придворному магу, что тот должен забрать их из поместья Байдек Зеркалом. Придворный маг отбывал положенный выходной, и агенты Тандаджи с ног сбились, пока не нашли его в Блакории, в доме барона фон Съедентента, в состоянии тяжелого похмелья. Он был так хорош, что даже не мог правильно выговорить собственные имя и фамилию, хотя, признаться, и трезвые язык ломали на сочетании «Зигфрид Кляйншвитцер».
Пока несчастного приводили в чувство, королева несколько раз звонила Тандаджи и грозным голосом вопрошала, почему до сих пор не прибыл маг. Причина «потому что он пьян как свинья» была признана не очень этичной для озвучивания, и пришлось срочно придумывать оправдания.
В-четвертых, дворцовый люд, прознав каким-то образом, что королева со страшным и свирепым мужем возвращаются раньше срока, развил просто паническую деятельность по приведению всего, чего только можно, в идеальное состояние. В результате за пару часов дворец стал блестеть, а самые впечатлительные пили успокоительные капли и тренировались улыбаться при помощи зеркала. Попробуй не улыбнись тому, кто на твоих глазах превратил лицо самого родовитого аристократа королевства в отбивную!
В-пятых, посол Тайтаны выбрал именно этот день, чтобы привезти телепортом во дворец подарок для Байдека от восхищенного эмира – кривой меч и лазурные шаровары, в которых ходили лучшие бойцы восточной страны на ежегодных боевых сабантуях, и настаивал на том, чтобы передать их лично. Так как восторга от своего срыва консорт явно не испытывал, да и времени на встречу с послом у него не имелось, пришлось разруливать ситуацию, грозящую перейти в дипломатический конфликт. В конце концов нашлось устроившее всех решение: и меч, и штаны были торжественно отправлены в королевский музей, а Василина втайне от мужа поблагодарила посла по телефону и пообещала обязательно посетить Большой Сабантуй в Тайтане на следующий год.
Она очень надеялась, что надевать их Мариана не обяжут.
И наконец, сам Тандаджи тоже выдвигался в Бермонт вместе с королевской четой, понимая, что ему, скорее всего, предстоит нелегкий разговор с Байдеком.
В общем, остались соседи тидусса в этот день без медовых лепешек.
Полина
В это же время в замке Бермонт просыпалась Полина Рудлог, и состояние у нее было престранное. В голове был сумбур, события вчерашнего дня никак не хотели вспоминаться. Глаза то и дело закрывались, не позволяя сориентироваться, а во рту почему-то стоял привкус крови. А когда взгляд сфокусировался, оказалось, что Поля находится в незнакомом помещении, полном чужих запахов.
Не все из них, правда, были чужими, и четвертая принцесса дома Рудлог долго втягивала носом воздух, удивляясь, когда это у нее так обострился нюх. Знакомый терпкий аромат щекотал тело, и от этой щекотки хотелось растянуться, покататься по кровати, поизгибаться и порычать.
Порычать?
Она снова приоткрыла тяжелые веки, осматривая помещение. Комната явно дамская – нежные цвета, изящная мебель с вырезанными цветочками-лепесточками, большие окна без занавесок, растения на широких подоконниках. Полина пошевелила пальцами, и по телу пробежала легкая судорога. Почему-то очень мешали волосы, и она подняла руку – поправить, и замерла, разглядывая длинную светло-русую прядь и кисть, на которой не было обручальной серебряной пары. Неужели к ней вернулась ее внешность? Или она где-то ухитрилась покрасить и нарастить волосы, а теперь не помнит об этом?
Что же вчера произошло? Смутные воспоминания о приезде Демьяна в Белую Обитель, о полете над Бермонтом, костре на сопке… Чувство опасности, беспокойство, ужас. Картинки вертелись в мозгу, но никак не хотели становиться отчетливыми. Еще и тело кололо какими-то крошками, и Полина повернулась на бок, чтобы хоть чуть-чуть отодвинуться от неприятных ощущений. Наткнулась глазами на спящего рядом Демьяна, пискнула от неожиданности и стала медленно-медленно сползать с кровати, утягивая за собой одеяло – вдруг пришло осознание, что она совершенно голая.
Сползти удалось тихо, и принцесса обмоталась в трофейное одеяло, как в тогу, и начала отступление. Сначала надо было подойти к окну – понять, где она находится.
За окном лежала заснеженная столица Бермонта, Ренсинфорс, и Пол даже разглядела крышу, на которой пряталась до своего ночного приключения.
– Если ты снова попробуешь улететь, – раздался с кровати тихий низкий голос, – я, честное слово, сейчас же поймаю и женюсь, чтобы точно больше никуда не делась.
Поля фыркнула, повернулась. Демьян лежал на кровати, одетый и очень-очень сонный, взъерошенный и серьезный. И она его совершенно не боялась, наоборот, почему-то было весело.
Принцесса показала ему правую руку, с намеком повертела кистью.
– Пропала при обороте, – пояснил его величество Бермонт, – ничего, у меня есть еще. Ты бы не вставала, Поля, у тебя сейчас состояние нестабильное.
– Я ничего не помню, – сказала она хрипло и сипло, закашлялась. В глазах заплясали цветные круги, и через секунду Демьян уже был рядом, схватил, отнес обратно на кровать.
– Послушай, – произнес он очень серьезно, – Полюш, у тебя вчера был стихийный оборот. Ты перекинулась в медведицу у меня на глазах. И это может снова произойти в любой момент. Поэтому нельзя напрягаться, волноваться, хорошо? Я тебе потом все расскажу, что было, а сейчас отдыхай.
– Я что теперь, как ты? – Полина захихикала, подумав при этом, что ведет себя как-то неадекватно.
– Как я, – улыбнулся Бермонт, присаживаясь рядом на кровать, – только маленькая совсем еще. Почти медвежонок.
– А почему? – поинтересовалась принцесса, трогая его за руку. Не могла она удержаться, и все.
– Это из-за моей крови, ноззи. Ты тогда, – Демьян погладил ее пальцы, – наглоталась, вот и получилась реакция. Неожиданная, как ты сама.
«Ноззи» – так он называл ее в детстве. Егоза, заноза.
При упоминании об их встрече в его спальне Полине захотелось с головой укрыться одеялом. Опять стало стыдно.
– Ты не сердишься? – спросила она тихо и жалобно.
Демьян покачал головой, нахмурился.
– Нет. Но сержусь из-за того, что ты улетела из Обители. Полина! Не смей от меня больше убегать. Понятно?
– А чего это ты раскомандовался? – спросила она обиженно, хотя хотелось часто-часто закивать и согласиться. Особенно когда в его голосе появлялись низкие нотки. Тогда и телу опять становилось щекотно. Но чтоб ей командовали? – Я тебе даже не невеста еще, – добавила она мстительно, – а уже должна слушаться?
Болотно-зеленые глаза потемнели, но Демьян улыбнулся, погладил ее по голове.
– Как была вредная, так и осталась. Выйдешь за меня, Полина?
– Чтобы ты мог командовать без всяких ограничений? – проворчала принцесса. Вдруг стало чувствоваться, что и зубы не чищены, и волосы какие-то спутанные, и выглядит она, наверное, словно чучело.
– Именно, – кивнул он серьезно. – Так что, будешь моей королевой?
– Да буду, буду, – пробурчала она, садясь и снова натягивая на себя одеяло, – сам же знаешь. Дай мне умыться, а то я всю жизнь буду вспоминать, что мне делали предложение, когда я выглядела как испуганный дикобраз. И вообще, отнеси-ка ты меня в ванную. Раз мне нельзя перенапрягаться. Хочу помыться и посмотреть на себя – хоть узнаю, как выгляжу сейчас.
– И кто еще кем распоряжается, – пробормотал Демьян тихо, легко поднимая замотанную в одеяло невесту на руки. Полина улыбнулась.
– Ты чего такой растерянный?
– Не ожидал, что ты сразу согласишься, – признался король Бермонта, заходя в ванную. Встал перед зеркалом, держа свою ношу на руках, и Полина завертела головой, рассматривая себя.
– Ну-ка, поставь меня на пол, – скомандовала она, и Демьян послушался, но все равно придержал ее за талию.
Пол глядела на себя в зеркало. Высокая, голубоглазая, на носу еле заметная горбинка – как она переживала из-за нее в детстве, ведь ни у кого из сестер такой не было! И лицо совсем не похоже на мамино – узкое, без характерных скул. И волосы у нее не вьющиеся, а прямые, правда, у Марины тоже были такие, а у Ангелины волны едва заметные, поэтому можно считать, что здесь Полина не выделяется. Но в целом… очень неплохо.
– Ты очень красивая, – сказал Демьян, встретив в зеркале ее скептический взгляд. Он был еще выше ее и гораздо шире – плечи выглядывали даже из-за толстого одеяла. – Ты и в восемь лет была хорошенькой, а сейчас просто расцвела. Ваши женщины всегда славились своей красотой.