– Я не вижу в этой прозрачной крышке ни одного отверстия, через которое мы сможем проникнуть на корабль, – сказал Широков. – Или она поднимается, как на олити?
– Посмотрите внимательнее, – ответил Гесьянь. – Вход прямо перед вами.
– Я его вижу, – сказал Синяев.
Пристально всмотревшись в поверхность «стекла», Широков, наконец, заметил тонкую синюю линию. Мало заметная на голубом фоне, она шла от борта вверх, плавно изгибалась и снова опускалась к борту. Точно тонкой кистью была нарисована арка.
В тот момент, когда он увидел ее, «дверь» сдвинулась назад и скользнула в сторону. Образовалось отверстие. Возле него собрались все восемь членов экипажа.
Широков и Синяев ожидали, что с корабля будет подан на берег трап или какая‑нибудь сходня, но произошло совсем иное, чего они никак не могли ожидать.
Каменная плита, казавшаяся столь прочной и неотъемлемой частью набережной, сдвинулась с места и опустилась вместе с ними. Кто и как привел в действие механизм этой оригинальной подъемной машины, они не заметили.
Вход на судно оказался прямо напротив, на одном уровне, и оставалось сделать только один шаг, чтобы очутиться на палубе.
Один из моряков выступил вперед.
– Люди Земли, – сказал он, – желанные гости на корабле. Мы рады видеть вас у себя. Прошу вас войти.
Широкову и Синяеву пришлось первыми перейти на борт судна. Петр Аркадьевич снова подумал при этом, что их присутствие невыгодно Диегоню и другим звездоплавателям – на них почти не обращали внимания, оно целиком поглощалось им и Синяевым.
К их удивлению, экипаж корабля встретил гостей очень сдержанно. Никто не пытался обнять их, как раньше. Моряки приветствовали их только жестами. Это было результатом нескольких слов, сказанных Женьсиньгом так, что они не слышали. Еще раньше Диегонь высказал опасение, что чересчур восторженная встреча может в конце концов утомить людей Земли.
Вслед за ними на борт корабля перешли все члены экипажа звездолета. Женьсиньг и другие каллистяне остались на берегу.
– Мы скоро увидимся, – сказал Женьсиньг.
– Мы гости Каллисто, – ответил Широков. – Я благодарю вас за приглашение, но мы будем жить там, где нам укажут. Мое и моего товарища желание – не расставаться с нашими друзьями и спутниками по полету.
Диегонь протянул руку и ласково провел пальцами по лбу и волосам Широкова.
– Все будут рады видеть вас у себя, – сказал он.
«Стеклянная дверь» беззвучно стала на место. Каменная плита с провожающими поднялась и снова неразличимо слилась со всей набережной. Корабль незаметно отделился от стенки и медленно отходил от нее.
Женьсиньг и все остальные шли по набережной вслед за кораблем, но вскоре отстали. Корабль шел все быстрее и быстрее. Длинный узкий корпус судна легко разрезал темную воду океана, оставляя за собой расширяющиеся полосы вспененных волн. Чуть заметно покачиваясь, он с нарастающей скоростью удалялся от берега.
Прошло несколько минут, и судно пошло так быстро, что гладкая поверхность воды у его бортов превратилась в мелькающие полосы. И без того малозаметная качка совершенно прекратилась. Как стрела летел по воде корабль; высокие волны вздымались перед его острым носом, с молниеносной быстротой оставаясь далеко позади.
– Если бы не этот колпак, – сказал Синяев, – стоять на палубе было бы невозможно.
– Очевидно, он для того и сделан, – ответил Широков.
Но прошло совсем немного времени, и они узнали, что сплошной футляр, закрывавший палубу судна, имел не одно назначение.
Оранжевый остров быстро уменьшался. Все тоньше становились кольца бьеньетостанции.
Далеко за ними виднелся крохотный шарик звездолета.
Вскоре остров совсем скрылся. Со всех сторон раскинулась равнина океана. Корабль мчался, как исполинская торпеда, к вечно недостижимой линии горизонта. Трудно было даже представить, какой силы был бы встречный ветер при такой скорости, будь палуба открыта.
С безоблачного неба лился яркий свет Рельоса.
– Ты заметил, что здесь совсем не жарко? – спросил Широков, стоя с Синяевым и остальными на носу судна.
– Заметил, но не знаю, чем это объяснить.
– Футляр, которым закрыта палуба, ослабляет тепловые лучи, – объяснил один из моряков.
– Значит, – сказал Широков, – каллистянам самим неприятно чрезмерное тепло?
– Нисколько! – ответил тот же моряк. – Мы не находим, что на Каллисто чрезмерно жарко. Это сделано для вас. Раньше на этом корабле футляр был из другого материала. Его сменили. Мы, – пояснил он, – готовились встретить вас и знали, что на вашей планете холоднее, чем у нас.
– И только ради этого изготовили такой огромный футляр?
Моряк пожал плечами.
– А почему же нет? – сказал он. – Иначе вам пришлось бы оставить палубу и находиться внизу. Мы думали, что это вам не понравится.
– Действительно, – сказал по‑русски Синяев и рассмеялся, – чего проще! Удивляюсь, что они не построили специально для нас новый корабль.
Их не удивила осведомленность каллистянина. Они знали, что, пока были на Кетьо, Каллисто получила много бьеньетограмм, посвященных им.
– Далеко до города? – спросил Широков.
– Две тысячи километров.[12]
– Сколько же времени займет переезд?
– Четыре часа.
– Ого! – сказал Синяев. – Быстро идет ваш корабль.
– Шестьсот километров в час.
– Это быстрее, чем на глиссере. – Синяев сказал слово «глиссер» по‑русски.
– Я вас не понял.
– Мой товарищ говорит, – ответил Широков, – что ваш корабль движется быстрее самых быстроходных судов на Земле. Вы командир корабля?
– Я управляю кораблем в этом рейсе, – ответил каллистянин.
Казалось, его удивил вопрос Широкова. Прежде чем ответить, он на минуту задумался.
Диегонь вмешался в разговор.
– У нас, – сказал он, – нет командиров или некомандиров. Каждый член экипажа может выполнять обязанности командира и все другие обязанности на корабле с одинаковым успехом. Распределение обязанностей – дело добровольное.
– Я ожидал этого, – сказал Широков. – Я был уверен, что у вас именно так, – пояснил он свои слова.
– Однако на звездолете, – заметил Синяев, – дело обстояло несколько иначе.
– В космическом рейсе – конечно. Там нужны специальные знания и опыт. Вести звездолет может не каждый.
Моряк предложил гостям осмотреть корабль. Широков и Синяев с удовольствием согласились. С ними пошли два члена экипажа – Диегонь и Мьеньонь. На корабле не было ни одного трапа, которые на Земле кажутся столь неотъемлемыми и характерными признаками морских судов. Для спуска внутрь служили лифты.
В трех местах – на носу, посередине и на корме – находились круглые, огражденные едва поднимающимися над палубой кольцевыми выступами, окрашенными в зеленый цвет, площадки подъемных машин. Шесть человек свободно поместились на одной из них. Командир корабля ногой нажал на край выступа, где находилась совершенно незаметная педаль, и площадка плавно опустилась.
– Все их лифты сделаны по одному принципу, – сказал Синяев. – Точно такие же на звездолете и на пристани.
– Наши лифты с кабинками мне больше нравятся, – ответил Широков.
Они ожидали увидеть каюты, но их не оказалось. Не было и привычного коридора. Внутренность судна была разделена переборками на три отделения, каждое из которых имело свой лифт.
Этот корабль не был пассажирским судном. Широков и Синяев тут же узнали, что на Каллисто уже давно не существует морского транспорта. Все перевозки совершались по воздуху.
– Для чего предназначен этот корабль? – спросил Синяев.
– Для научных работ в океане, – ответил моряк.
Носовое отделение, в которое они спустились, было командным пунктом, откуда осуществлялось управление кораблем. Подъемная машина находилась в задней части этого помещения. Площадка опустилась до самого пола и как бы слилась с ним. Впереди, закрывая внутренний вид помещения, стояла какая‑то машина.
Когда они обогнули ее, глазам Широкова и Синяева предстала удивительная картина.
Им показалось, что они каким‑то образом вновь очутились на палубе. Впереди и по сторонам расстилалась равнина океана. Сверху было небо и ослепительно белый диск Рельоса.
Стены и потолок были абсолютно невидимы.
Но они знали, что это помещение находится ниже ватерлинии, и легко было догадаться, что это – все та же система телевизионных экранов, но только более совершенная, чем на звездолете. Не было решетки из рамок отдельных экранов, он был сплошной, охватывая все помещение, кроме пола и задней стены. Нечто подобное они видели на звездолете внутренних рейсов.
Но если гости Каллисто подумали, что только для них удивительна эта картина, то слова Мьеньоня доказали им, что это совсем не так.
– Поразительно! – воскликнул инженер. – Я вижу, что техника далеко ушла вперед за время нашего отсутствия.
– Перед стартом к Мьеньи, – сказал Диегонь, обращаясь к Широкову, – на кораблях были экраны, ничем не отличающиеся от тех, которыми оборудован звездолет. Такой сплошной экран для нас новость.
– Этот корабль построен два года тому назад, – пояснил моряк.
– Экраны старого типа где‑нибудь сохранились? – спросил Широков.
– Насколько я знаю, нет. Зачем они, если есть новые, более совершенные?
На командном пункте не было ни одного человека. Ожидаемый, по привычке, рулевой отсутствовал.
– Кто сейчас ведет корабль по курсу? – спросил Синяев.
Моряк указал на «машину», стоявшую сзади. Это был гладкий темно‑синий куб, на котором не было никаких приборов, кнопок или рукояток.
– Курс проложен по карте. Корабль сам дойдет до назначенного места.
Он подошел к стоявшему посередине помещения второму кубу, гораздо меньших размеров.
Гости увидели, что внутри находится большой лист, на котором синей и красной краской изображена географическая карта. Она была очень похожа на земные карты, с такими же меридианами и параллелями.
– Это участок океана между островом Неба и Атилли, – сказал моряк. – А вот эта черная линия – проложенный курс. Без вмешательства командира корабль не уклонится от него.
– А подводные течения?
– Автомат учитывает их.
– Но если кораблем управляет автомат, то для чего этот сплошной экран?
– Кораблем можно управлять вручную. Вот смотрите!
Он нажал маленькую кнопку.
До сих пор Широкову и Синяеву казалось, что куб сделан из прозрачного материала, но вот он вдруг «потух», и они поняли, что он не прозрачный. Теперь он был темного цвета и походил на пластмассовый. Карты не стало видно.
Передняя стенка куба откинулась, и появилась панель с множеством кнопок.
– Это ручной пульт управления, – сказал моряк.
Чувствовалось, что корабль замедляет ход. Это было видно и по экрану.
– Когда карта выключена, автомат не может работать.
Двигатели остановились.
Моряк положил пальцы на кнопки.
– Совершим круг.
Кисти рук у каллистян обладали необычайной гибкостью. Их длинные тонкие пальцы могли совершать одновременные и совершенно различные движения, недос‑тупные руке человека Земли. У них не было «левой» и «правой» руки, обе работали одинаково.
Движения пальцев командира корабля, перебегавших с кнопки на кнопку, напомнили Широкову игру на рояле.
Двигатели заработали снова. Слегка накренившись на левый борт, корабль описал по океану широкий круг.
– Следите за мной, – сказал моряк. – Я отвожу корабль в сторону от курса. Поворачиваю его носом в обратную сторону. А теперь снова включаю автомат. Смотрите, что будет дальше.
Говоря, он приводил свои слова в исполнение. Куб опять стал прозрачным. Появилась карта. Рядом с черной линией курса виднелась маленькая точка, которая медленно двигалась.
– Что это? – спросил Широков.
– Вероятно, место корабля, – сказал Синяев.
– Совершенно верно. Эта точка – наш корабль. Сейчас автомат выведет его на правильный путь.
Следя за движениями крохотной точки, Широков и Синяев увидели, как она повернулась, совершив полукруг, и слилась с черной линией.
– Спасибо! – сказал Широков. – Это очень интересно.
– Если не возражаете, пойдем дальше, – предложил моряк.
Среднее помещение было предназначено для жизни и работы экипажа. Здесь было много приборов и аппаратов непонятного назначения и неизвестной конструкции. Гости ни о чем не спрашивали; было ясно, что это оборудование для научных работ.
– Может быть, вы голодны? – спросил моряк. – Здесь есть все, что нужно.
Широков и Синяев отказались. Они действительно не чувствовали голода.
Осмотрев жилой отсек, они перешли в третье отделение. Здесь помещались двигатели корабля.
«Машинный зал» представлял собой небольшое помещение с металлическими стенами, полом и потолком. Вплотную друг к другу стояли четыре длинных и как будто стальных цилиндра. От них отходили гибкие трубки, исчезая под полом.
Командир корабля объяснил, что каждый цилиндр – двигатель. Трубки связывают их с агрегатами управления. Каждый заряжен на несколько лет непрерывной работы.
– Обслуживающий персонал не нужен, – сказал моряк. – Они не требуют никакого ухода за собой.
Объяснения каллистян всегда отличались ясностью, но на этот раз ни Широков, ни Синяев не поняли, на каком принципе работали двигатели. Это были не турбины и не реактивные моторы. Цилиндры приводило в движение что‑то, находящееся за кормой. Им показали чертежи, но вопрос не стал яснее. На конце каждого цилиндра находились по три, словно вложенных друг в друга, удлиненных конуса.
Какое‑то сложное чувство удержало Широкова и Синяева от дальнейших расспросов. Оба притворились, что хорошо поняли. Синяев неожиданно заявил (по‑русски), что техника каллистян начинает раздражать его.
– Мы просто устали, – ответил ему Широков. – Слишком много впечатлений сразу.
Задняя стенка машинного отделения была не металлической. Прозрачная и очень тонкая пластинка размером два на три метра отделяла помещение от океана, представляя собой корму судна. За ней бурно клубилась белая пена. Временами в глубине этого «кипятка» мелькали сверкающие круги.
– Через эту стенку, – пояснил командир судна, – можно осматривать наружные концы двигателей, когда они не работают. Это делается во время каждой стоянки корабля.
– А она не может разбиться?
– Если бы такая опасность существовала хотя бы теоретически, – последовал ответ, – мы никогда не позволили бы вам войти сюда.
– Из чего сделана стенка?
– Из особого сорта стекла.
– Мне кажется очень рискованным применять стекло в таком месте.
– Оно более чем крепко. Практически его невозможно разбить без применения специальных методов.
«РЕЛЬОС ВИТИНИ»
– Знаешь, что мне нравится больше всего? – спросил Синяев, когда, после осмотра машинного отделения, они снова поднялись на палубу. – Тишина. Все их машины работают бесшумно.
– Давно известно, что шум вреден, – ответил Широков. – Но, к сожалению, наша техника еще не может уничтожить его. В будущем это обязательно сделают. Машины на Земле будут работать беззвучно, как здесь.
Они стояли на носу судна вдвоем. Каллистяне, как и раньше на звездолете, не навязывали своего общества. Они всегда охотно разговаривали с людьми, но инициативу неизменно предоставляли гостям. Широков и Синяев давно привыкли к естественно непринужденной деликатности своих друзей. Поэтому, когда подошел Мьеньонь, очевидно желая вмешаться в разговор, они поняли, что им хотят сказать что‑то важное.