Капли влаги собрались на концах волос Роджера, капли медленно скользили по его шее; он чувствовал, как они сбегают вниз, по одной, холодя его спину.
— Они перевернули меня на живот и врезали мне по затылку, — продолжил капитан. — Очнулся я на дне рыбачьей лодки. Рыбак оставил меня на берегу неподалеку от Питхэда и сказал, что посоветовал бы мне поскорее снова наняться на корабль, потому что, как ему кажется, для суши я не слишком гожусь.
Боннет взял сигару и легонько постучал по ней пальцем, чтобы сбить пепел.
— И еще, — добавил он, — те люди отдали мне то, что я заработал. Когда я сунул руку в карман, то нашел там шиллинг. Так что со мной поступили честно.
Роджер перегнулся через поручень.
— Но вы вернулись на сушу? — спросил он, и услышал свой голос как бы со стороны — ровный, странно спокойный.
— Вы хотите сказать, отправился ли я на поиски тех людей? — Боннет повернулся и тоже свесился через поручень, искоса глядя на Ричарда. — О, да. Но гораздо позже, через несколько лет. И я их искал по одному. Но нашел всех до единого. — Капитан разжал ладонь, в которой все еще держал монету, и задумчиво уставился на светлый кружок, чуть заметно поблескивавший в бледных лучах фонаря. — Орел — и ты жив, решка — и ты умер. Чистая случайность, ты согласен, Маккензи?
— Для них?
— Для тебя.
Роджер был словно во сне; снова он почувствовал, как в его ладонь ложится тяжелый металлический кружок… Он слышал плеск и шипение волн, лизавших корпус корабля, громкое дыхание китов… и шипящие вдохи Боннета, затягивавшегося дымом сигары. А семь китов меньше одной Сирин Кройн…
— Чистая случайность, — повторил Боннет. — Удача всегда с тобой, Маккензи. Смотри, может к тебе опять явится Дану… или на этот раз то будет Пожиратель Душ?
Туман над палубой сгустился еще сильнее. Теперь и вовсе ничего не было видно, кроме алого кончика капитанской сигары, как будто в тумане затаился циклоп, и его горящий глаз всматривался в Роджера… И Роджер в буквальном смысле стоял между дьяволом и глубоким синим морем, а его судьба светилась серебром в его собственной ладони.
— Это ведь моя жизнь. Я принимаю вызов, — сказал он и удивился тому, как уверенно он это произнес. — Решка… решка — в мою пользу. — Он кашлянул, потряс монетку в сложенных ладонях, подбросил, поймал… и, закрыв глаза, протянул ладонь Боннету, не зная, какой приговор вынес ему серебряный шиллинг. «Прости, — мысленно обратился он к Брианне. — Мне очень жаль…»
Теплое дыхание коснулось его кожи, потом он почувствовал, как пальцы капитана взяли монетку, — но он не шевельнулся и не открыл глаз.
Прошло довольно много времени, прежде чем Роджер понял, что остался на палубе один.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
PASSIONNEMENT
Глава 40
Лишение девственности
Велмингтон, колония Северная Каролина, 1 сентября 1769 года
Это была уже третья атака болезни Лиззи, что бы ни представляла собой эта болезнь. После первого приступа жестокой лихорадки Лиззи вроде бы вполне оправилась, и через день уже восстановила свои небольшие силы, настояв на том, что она вполне может отправиться в путешествие. Однако они проскакали на север, к Чарльстону, всего один день, а потом лихорадка вернулась.
Брианна поспешно стреножила лошадей и наскоро организовала место для стоянки поблизости от небольшого ручейка, — а потом всю ночь напролет бегала к этому самому ручью, карабкаясь вверх и вниз по скользкому берегу, набирая воду во флягу, смачивая пылающее тело Лиззи, вливая капли в ее распухшее горло…
Брианна ничуть не боялась темного леса или рыскающих вокруг зверей, но мысль о том, что Лиззи умирает в этом пустынном краю, вдали от тех мест, где ей могли бы оказать помощь, была достаточно страшной для того, чтобы Брианна готова была сломя голову броситься в Чарльстон сразу же, как только Лиззи сможет сесть в седло.
Однако к утру лихорадка отпустила девушку, и хотя Лиззи была ужасно слаба и бледна, она оказалась в состоянии ехать верхом. Брианна сначала колебалась, но наконец решила все же продолжить путь к Велмингтону, а не поворачивать назад. Желание, гнавшее ее вперед все это время, получило новый импульс: теперь Брианне необходимо было найти мать не только ради себя самой, но и ради Лиззи.
Большую часть своей жизни Брианна ощущала недовольство собственными размерами, поскольку на всех школьных фотографиях она маячила где-то в глубине кадра; но чем взрослее она становилась, тем более начинала ценить и свой рост, и свою силу. А уж теперь, когда они с Лиззи очутились в этих диких местах, она окончательно поняла выгоду своего телосложения.
Брианна одной рукой уперлась в раму кровати, а другой извлекла горшок из-под тощих белых ягодиц Лиззи. Лиззи была худой, но на удивление тяжелой, да к тому же сейчас она почти ничего не соображала; она лишь стонала да беспомощно дергалась всем телом, а потом эти подергивания внезапно перешли в самые настоящие судороги, вызванные сильным ознобом.
Но постепенно содрогания утихли, хотя зубы Лиззи были все еще крепко стиснуты, — так сильно, что острые скулы выпирали из-под кожи.
Малярия, в сотый, наверное, раз подумала Брианна. Да, это должна быть малярия, раз приступы вот так вот регулярно повторяются. Множество маленьких розовых пятнышек на щеках и шее Лиззи напоминали о москитах, терзавших пассажиров с того самого момента, как с марса «Филиппа Алонсо» стал виден американский берег. Корабль вышел к материку слишком далеко к югу, и потом целых три недели тащился по прибрежным водам, подбираясь к Чарльстону, и всех без исключения все это время грызли кровососущие твари.
— Ну вот… тебе немножко лучше, да?
Лиззи едва заметно кивнула и попыталась улыбнуться, но ничего у нее не вышло, — она только стала похожа на белую мышку, хватившую отравленной приманки.
— Вода с медом. Попытайся немножко выпить, а? Хоть один глоточек, — сказала Брианна просящим тоном и поднесла чашку ко рту Лиззи. Ее охватило странное чувство дежа-вю… все это вроде как уже было… но — нет, она просто слышала отзвук материнского голоса в собственных словах и интонации. И осознание этого непонятным образом успокоило Брианну, как будто мать действительно стояла рядом, обращаясь к больной через дочь.
Впрочем, если бы тут действительно присутствовала Клэр, то больной сразу ж были бы выданы таблетки аспирина с апельсиновым экстрактом, крошечные пилюльки, которые следовало рассасывать не спеша, а заодно и другие лекарства, которые сбили бы жар и успокоили лихорадку с такой же скоростью, с какой тает на языке нежный крем пирожного. Брианна уныло посмотрела на седельные сумки, сваленные в углу комнаты. Нет там никакого аспирина; Дженни дала ей небольшой узелок с сушеными травами, которые она называла целебными, но чай из ромашки и перечной мяты лишь вызвал у Лиззи сильную тошноту.
Хинин, вот что нужно тем, кто страдает малярией; именно он был необходим Лиззи. Но Брианна понятия не имела, действительно ли хинин называют хинином в эту эпоху, и где его раздобыть. Но малярия была давно известной болезнью, а хинин добывают из растений… и уж наверное, здешний доктор имеет этот препарат, как бы он сейчас ни именовался?
Лишь надежда найти медицинскую помощь помогла Брианне справиться со вторым приступом болезни Лиззи. А после него она, боясь, что малярия снова захватит их в пути, посадила Лиззи на спину лошади впереди себя и поддерживала девочку, спеша вперед и вперед, ведя вторую лошадь в поводу. Лиззи то пылала жаром, то тряслась от холода, и они добрались до Велмингтона измученные вконец и ослабевшие до невозможности.
Но теперь они были здесь, в самом центре Велмингтона, — и все так же беспомощны, как и до сих пор. Бри, сжав губы, посмотрела на столик у кровати. На нем лежала смятая тряпка, испачканная кровью.
Хозяйка постоялого двора, едва глянув на Лиззи, тут же послала за аптекарем. Вопреки тому, что говорила ей мать о примитивном состоянии медицины и необразованности медиков восемнадцатого века, Брианна почувствовала внезапное облегчение, увидев пришедшего мужчину.
Аптекарь оказался прилично одетым молодым человеком с добрым лицом и довольно чистыми руками. Вне зависимости от того, каковы были его медицинские познания в целом, он явно знал кое-что о малярии, — хотя, возможно, и не намного больше, чем сама Брианна. Но для нее куда важнее было то, что она теперь не одна, что кто-то еще готов позаботиться о Лиззи.
Молодой человек скромно попросил Брианну выйти за дверь, пока он будет осматривать больную, — и она оставалась в коридоре, пока не услышала негромкий вскрик, и тогда рывком распахнула дверь… и увидела молодого аптекаря с ланцетом в руке, бледную как мел Лиззи — и кровь, струившуюся из разреза на руке девушки, у локтя.
— Но это изгонит из нее лишнюю влагу, мисс! — умоляющим тоном повторял аптекарь, отбиваясь от разъяренной Брианны и одновременно пытаясь защитить свою пациентку. — Разве вы не понимаете? Это необходимо — изгнать лишнюю жидкость! Если этого не сделать, горячая желчь отравит ее внутренние органы и наполнит все тело, ей же самой от этого будет большой вред!
— Это вам будет причинен немалый вред, если вы не уйдете сейчас же! — сообщила аптекарю Брианна, шипя сквозь стиснутые зубы. — Убирайтесь сию минуту!
Медицинское рвение угасло, подавленное чувством самосохранения, и молодой человек схватил свой чемоданчик и, преисполненный негодования, вышел из комнаты, и лишь на секунду на нижней ступени лестницы, чтобы выкрикнуть несколько слов, предупреждая Брианну о возможных последствиях ее поступка.
Эти слова звучали в ее ушах, пока она бегала вверх-вниз но ступеням, то и дело набирая в кувшин воды из кухонного медного котла. Конечно, по большей части слова аптекаря говорили просто о его невежестве… все эти рассуждения о дурной крови и горячей желчи… но он сказал и кое-что такое, что смутило Брианну. «Если вы не желаете прислушаться к полезному совету, мисс, вы просто доведете свою горничную до смерти! — вот что кричал аптекарь из темноты под лестницей, искренне негодуя. — Вы же не знаете, что делать!»
Она действительно не знала. Она даже не была уверена в том, чем именно больна Лиззи; аптекарь назвал ее болезнь просто «лихорадкой», а хозяйка постоялого двора говорила о «привыкании». Хозяйка сообщила, что этим страдают многие только что приехавшие в колонии, и что такая лихорадка повторяется время от времени, и это просто потому, что люди осваиваются с новыми условиями и насекомыми. Судя по словам этой доброй леди, такая болезнь обычна для иммигрантов, но далеко не каждый переживает процесс привыкания.
Таз наклонился, горячая вода плеснула на запястье Брианны. Вода — вот и все, что у нее было. Бог знает, чистая ли вода в колодце за постоялым двором; лучше брать кипяченую воду из котла и ждать, пока она остынет, хотя это и занимает довольно много времени. Вода в кувшине была уже прохладной; Брианна влила несколько капель в пересохшие губы Лиззи, потом снова уложила девушку поудобнее. Обтерла влажным лоскутом лицо и шею Лиззи, откинула стеганое одеяло и слегка смочила льняную рубашку… крошечные соски Лиззи проступили под влажной тканью, как темные бутончики.
Лиззи умудрилась улыбнуться, потом ее веки опустились, она вздохнула — и провалилась в сон, расслабившись, как старая тряпичная кукла.
Брианна почувствовала себя совершенно опустошенной. Она подтащила единственный имевшийся в их номере табурет к окну и упала на него; облокотившись о подоконник, Брианна тщетно пыталась отыскать хоть глоток свежего воздуха. Духота царила и здесь — духота, давившая на них всю дорогу до Чарльстона, как тяжелое ватное одеяло… нечего было и удивляться, что Лиззи была просто раздавлена весом этой чудовищной атмосферы.
Брианна осторожно почесала зудевшее место на ноге; насекомые нападали на нее далеко не с таким аппетитом, как на Лиззи, но все же и ей досталось несколько укусов. Малярии она не боялась; ей делали соответствующую прививку, равно как и прививки от тифа, холеры и чего-то еще, она и не помнила всех названий. Но не существовало вакцины для защиты от тропической лихорадки, например, или от десятков других болезней, что таились в плотном влажном воздухе, как злобные духи. Интересно, многие ли из них распространяются кровососущими насекомыми?
Девушка закрыла глаза и прислонилась головой к деревянной оконной раме, промокая выступившие на лбу капли пота полой рубашки.
Должно быть, пахнет от нее… сколько времени она не меняла одежду? Но это не имело значения; она почти не спала два дня и две ночи, и слишком устала для того, чтобы переодеваться, ее сил хватало лишь на то, чтобы умыться.
Лиззина лихорадка вроде бы наконец-то прекратилась, но надолго ли? И если она вернется, то почти наверняка убьет маленькую горничную; она уже и без того невероятно похудела за время морского путешествия, а ее бледная кожа не то чтобы загорела, а приобрела какой-то странный желтый оттенок.
Но здесь, в Велмингтоне, им все равно никто не поможет. Брианна резко выпрямилась на табурете, чувствуя, как хрустнули утомленные суставы. Устала она или нет, все равно выход у нее только один. Она должна найти свою мать, и как можно быстрее.
Она могла бы продать лошадей и нанять лодку, чтобы подняться вверх по реке. И даже если лихорадка возобновится, ей легче будет ухаживать за Лиззи в лодке, чем в этой душной маленькой комнатке, насыщенной дурными запахами… и к тому же они даже в таком случае будут приближаться к своей цели.
Брианна встала и плеснула в лицо водой, попутно отводя назад влажные от пота волосы. Расстегнув измятые бриджи, она сняла их, и в ее сонном уме строились отрывочные планы дальнейшего путешествия.
Лодка, река. Наверняка на воде намного прохладнее… Больше никакой верховой езды; мускулы ее ног отчаянно болели после четырех дней, проведенных в седле. Да, они должны доплыть до Кросскрика и отыскать Джокасту Маккензи.
— Тетя… — пробормотала Брианна, слегка пошатнувшись, когда тянулась к масляной лампе. — Двоюродная бабушка Джокаста. — Она вообразила себе некую добродушную седовласую леди, старую, морщинистую… и как эта леди радостно приветствует ее, узнав, что Брианна прибыла из Лаллиброха… Семья. Как это было бы здорово — снова обрести семью! Потом перед ее мысленным взором промелькнул Роджер, как это слишком часто случалось… Но Брианна решительно отогнала его образ; у нее еще будет время подумать о Роджере, когда она справиться со своей главной задачей.
Над огоньком лампы зависло крошечное облачко насекомых, а стена рядом была сплошь испещрена тонкими тенями москитов и златоглазок, решивших сделать перерыв и отдохнуть от бесконечных поисков пищи.
Брианна прикрутила фитиль — пламя лампы было едва ли горячее окружавшего ее воздуха, — и в темноте через голову стащила с себя рубашку.
Джокасте наверняка в точности известно, где сейчас находятся Джейми Фрезер и ее мать… и она должна помочь Брианне добраться до них. В первый раз с того момента, как она шагнула в круг стоячих камней, Брианна подумала о Джейми Фрезере без любопытства или тревоги. Сейчас ее не интересовало ничто, кроме поисков матери. Ее мать знает, как вылечить Лиззи; мама знает, как уладить любую проблему…
Брианна расстелила на полу одеяло и легла на него, совершенно обнаженная. Она уснула в одно мгновение, и ей снились высокие горы и чистый белый снег.
К следующему вечеру дела выглядели уже куда лучше прежнего. Лихорадка действительно отступила, как и в прошлый раз, оставив Лиззи слабой, измученной, но с ясным и трезвым умом. И температура у девушки была в норме, насколько это вообще было возможно при такой жаре. Брианна, неплохо отдохнувшая за ночь, вымыла волосы и обтерла все тело губкой, обмакивая ее в таз с водой. Потом она попросила хозяйку постоялого двора присмотреть за Лиззи, пока Брианна, в бриджах и пальто, отправилась по делам.
Дела эти заняли большую часть дня — и причинили немало страданий, поскольку Брианну постоянно сопровождали взгляды вытаращенных глаз и разинутые рты, когда мужчины догадывались о том, что она — женщина… но она продала лошадей, и надеялась, что ей дали хотя бы относительно честную цену. И еще она узнала о некоем человеке по имени Вайорст, который возил пассажиров из Велмингтона в Кросскрик и обратно на своем каноэ за не слишком большую плату. Однако ей не удалось найти этого Вайорста до наступления темноты, а болтаться ночью в доках — хоть в бриджах, хоть без них, — было слишком опасно.