Затем спустил вниз плечи ночной рубашки и стал ласкать ее губами и языком. Почувствовав его колкие усы, она застонала.
– Ты играешь нечестно.
– Сколько нам еще придется ждать?
– Как минимум шесть недель после родов.
Он шутливо простонал.
– Лучше не начинать то, что мы не сможем прекратить.
– Слишком поздно, – сказал он, подмигнув.
Аманда, смеясь, поправила на плечах ночную рубашку и встала.
– Тебе пора идти.
– Да, верно. – Он тоже встал, надел пиджак и направился к двери. – Как ты себя чувствуешь?
Она обеими руками взялась за живот.
– Не я, мы. Мы себя отлично чувствуем.
– Ты плохо спала.
– Выспишься тут, когда в животе у тебя некто играет в футбол.
Возле порога они поцеловались на прощание.
– Что приготовить вечером на ужин?
– Я свожу тебя куда-нибудь. В какой-нибудь ресторан.
– В китайский?
– Конечно.
По утрам она обычно провожала его до двери и махала рукой. Но сегодня они вышли вместе, под руку, и она довела его до машины. Когда настал момент отпустить его, она подумала, что ей этого очень не хочется. Неужели его пессимизм так заразителен? Его дурное предчувствие, должно быть, передалось и ей. Ей хотелось прижаться к нему, попросить его солгать коллегам, сказаться больным и на весь день остаться дома.
– Не думай, что я пожертвую всей своей жизнью ради материнства. На твою долю тоже хватит грязных подгузников, которые постоянно нужно менять, – пошутила она, стараясь скрыть то, что, скорее всего, было лишь перепадами настроения, свойственными многим беременным.
– Жду не дождусь этого момента, – улыбнулся он в ответ. Затем, посерьезнев, положил руки ей на плечи. – Тебя так легко и просто любить. Ты хотя бы догадываешься об этом?
Она наклонила голову и улыбнулась ему.
– Знаю. – Яркое солнце слепило глаза. Может быть, поэтому он не заметил в них слезы. – Я тоже люблю тебя.
Прежде чем поцеловать ее, он взял ее лицо в свои ладони и пристально посмотрел ей в глаза.
– Попытаюсь пораньше вернуться домой, – произнес он чуть охрипшим голосом и, сев за руль, добавил: – Если буду нужен тебе, звони.
– Обязательно.
Когда он доехал до угла дома, она подняла руку и помахала ему.
Она почувствовала боль в пояснице, когда мыла посуду. Она немного отдохнула, прежде чем заправить постель, но тупая боль не отступала.
К полудню боль дала о себе знать сокращениями брюшных мышц. Она собралась было позвонить ему, но передумала. Такое иногда бывает даже за несколько недель до родов. Но до родов у нее еще целых две недели. Наверное, это ложная тревога. Работа у него сложная и ответственная; не стоит отвлекать его по пустякам.
Вскоре после четырех часов у нее отошли воды, и ей стало понятно, что дело серьезное. Она позвонила своему акушеру. Тот заверил ее, что спешить и нервничать не стоит, что роды первого ребенка нередко длятся по нескольку часов, но посоветовал на всякий случай позвонить в больницу.
Стало ясно: со звонком тянуть больше нельзя. Она позвонила ему на работу, но ей сказали, что его на месте нет, он якобы вышел. Что ж, ничего трагического. Все равно ей нужно кое-что сделать, прежде чем отправиться в больницу.
Она приняла душ, побрила ноги, вымыла с шампунем голову, не зная, когда сможет сделать это в следующий раз. Ее чемоданчик уже был собран. В нем лежали несколько ночных рубашек, новый халат, тапочки и конверт для выписки малыша домой. В последнюю минуту она положила туда туалетные принадлежности и кое-какие мелочи. Закрыв чемоданчик, она поставила его возле входной двери.
Схватки тем временем делались все сильнее. Она в очередной раз позвонила ему на работу.
– Он вышел, – ответили ей. – Но я могу пойти поискать его. Вам это срочно?
Было ли это ей срочно? Наверно, нет. Женщины рожают в самых разных обстоятельствах. Она вполне сможет самостоятельно добраться до больницы. Тем более ему совсем не по пути заезжать за ней домой и везти в клинику.
Ей отчаянно хотелось поговорить с ним. Стоит услышать его голос, и ей станет намного спокойнее. Увы, пришлось довольствоваться тем, что она попросила передать ему, чтобы он как можно раньше приехал к ней в больницу.
Ей же нет никакого смысла изображать благородство и самой сесть за руль, но ни родственников, ни друзей, кого она могла бы попросить об этом, не было. Она набрала номер 911.
– У меня начинаются роды и меня нужно срочно отвезти в больницу.
«Скорая помощь» приехала через десять минут. Медики осмотрели ее.
– Нехорошее кровяное давление, – сообщил один из них, снимая манжету тонометра с ее запястья. – Когда точно начались схватки?
– Несколько часов назад.
К этому моменту схватки уже сделались невыносимыми. Дыхательные упражнения, которым ее учили на занятиях для будущих мам, оказались менее действенными, они удавались лучше, когда она делала их в группе. Она попыталась правильно дышать, но это не уменьшило боль.
– Еще долго? – спросила она, шумно хватая ртом воздух.
– Не очень. Держитесь. Вы все делаете правильно.
Но что-то было не так. Она поняла это по озабоченному лицу врача, когда тот осмотрел ее в предродовой.
– Ягодичное предлежание плода.
– О боже! – ахнула она.
– Не волнуйтесь. Такое часто бывает. Попробуем перевернуть его. Не получится, будем делать кесарево сечение.
– Я позвонила по тому номеру, который вы дали мне, – сказала акушерка, уловив ее панику. – Он уже в пути.
– Слава богу, – вздохнула Аманда, немного успокоившись, и повторила: – Слава богу.
– Он ваш наставник?
– Он – мое все.
Акушерка сжала ее руку и говорила с ней все время, пока она была в очередном туннеле боли, пока доктор пытался перевернуть плод головкой вниз, постоянно контролируя его сердцебиение. В свою очередь, акушерка все чаще и чаще измеряла Аманде кровяное давление.
– Готовьте ее к кесареву, – раздался голос врача.
Следующие несколько минут промелькнули для нее калейдоскопом света, звуков и движения. Ее в срочном порядке повезли на каталке в родильный зал.
Где же он? Она жалобно позвала его сдавленным голосом, затем сжала зубы, сдерживая рвавшийся из горла крик, пока боль терзала ее тело.
В следующую секунду до нее донесся обрывок разговора двух акушерок.
– …На окружной жуткая авария…
– Еще бы. Я только что из отделения экстренной помощи. Там настоящий цирк. Несколько смертей, в основном черепно-мозговые травмы. Трансплантологи уже слетелись туда и ждут прибытия родственников.
Чуть ниже сгиба локтя Аманде в руку вонзилась игла. Живот обмазали какой-то холодной жидкостью, ноги обернули стерильными голубыми простынями.
Авария на окружной?
Он должен был ехать как раз по окружной. Он торопился к ней, хотел успеть до родов. Гнал машину, превышал скорость, чего обычно не делал.
– Нет! – простонала она.
– Держитесь! Еще несколько минут, и ваш малыш появится на свет. – Голос был добрым. Но это был не его голос. Не тот голос, который она хотела бы услышать.
Внезапно до нее дошло, что она больше никогда его не услышит. Каким-то шестым чувством она поняла и то, что больше никогда не увидит его самого.
В это утро, когда на ее глаза навернулись слезы, у нее возникло недоброе предчувствие, будто их поцелуй станет последним. Как будто она знала, что ей больше никогда не прикоснуться к нему.
Так вот почему ей так не хотелось отпускать его. Она вспомнила, как пристально он посмотрел ей в глаза, как будто хотел навсегда запомнить каждую черточку ее лица. Неужели он чувствовал, что прощается с ней навсегда?
– Нет! – зарыдала она. – Нет!
Увы, их судьба была предрешена, она поняла это окончательно и бесповоротно.
– Я люблю тебя! Люблю тебя.
Ее крик эхом отскочил от стен родильной палаты. Он уже не мог услышать ее слов. Его больше не было.
Он ушел. Навсегда.
Глава 4
10 октября 1990 года
– Цик – мудак и урод, – заявил Пити, выковыривая ножом из-под ногтей маслянистую грязь, после чего вытер лезвие о джинсы. – Причем даже больше мудак, чем урод. На твоем месте я бы вернул ее ему. Честное слово, Спарки, так лучше для тебя самого.
– Ты – это не я, – он сплюнул рядом с потертым мысом черного сапога своего приятеля. – Если он вновь явится за ней, я ничего не собираюсь ему возвращать. Пусть пеняет на себя.
– Не забывай, что Кисмет уже давно его баба. Еще до того, как ты нарисовался в кадре. Он это отлично помнит.
– Он обращается с ней, как последняя свинья.
Пити философски пожал плечами.
– Пусть только попробует дотронуться до нее хоть пальцем, хотя бы замахнется, клянусь, я гвоздем прибью ему яйца к какому-нибудь пню.
– Да ты, я вижу, рехнулся! – воскликнул Пити. – Не спорю, хорошая телка – это, конечно, круто, но разве других нет? Только помани, сбежится не один десяток. Не понимаю, чего ради подставлять под удар задницу. – Пити словно этакий указующий перст, воздел вверх нож. – Смотри, как бы он не пристукнул тебя сзади. Это он может. Иначе как бы он стал вожаком?
Спарки выругался себе под нос.
– Тоже мне вожак. Мудак и громила, вот кто он такой.
– Так и я о том же.
– Я его не боюсь. Пусть только попробует измываться надо мной. Кстати, и над ней тоже.
Он бросил взгляд на группу молодых женщин, что ловили кайф на шатком крыльце придорожной забегаловки, передавая друг другу «косячок». Сама забегаловка притулилась над городом среди холмов, на обочине местного шоссе, которым сейчас почти никто не пользовался, так как рядом пролегала современная автострада.
Место было глухое. В былые времена оно наверняка притягивало к себе бутлегеров, шлюх, картежников и гангстеров всех мастей. Сейчас же оно манило к себе байкеров, мелких воришек и прочих маргиналов. Почти каждую ночь здесь вспыхивали драки, однако даже в случае поножовщины конфликт улаживался без вмешательства полиции.
Кисмет выделялась из сидевших на крыльце женщин как алмаз в кучке пепла. Черные, густые кудрявые волосы. Темные глаза, соблазнительные выпуклости, которые она, перехватив талию черным кожаным ремнем с серебряными заклепками, гордо демонстрировала, щеголяя в джинсах в обтяжку. Сегодня на ней был топик с таким низким вырезом, что была видна татуировка в виде полумесяца, сделанная над самым сердцем.
Спарки с удовольствием отметил, что выше локтя у нее надет бронзовый браслет, который он несколько недель назад привез ей из Мексики. В каждом ухе болталось по нескольку сережек, в основном в виде обручей.
Поймав на себе его взгляд, Кисмет с вызовом тряхнула головой. Ее губы были соблазнительно приоткрыты. Одна из женщин что-то сказала, и она рассмеялась, однако взгляд ее был по-прежнему устремлен в его сторону.
– Смотрю, ты по ней сохнешь, чувак, – со вздохом заметил Пити.
Его слова задели Спарки, но он не подал вида. Этот интеллектуальный ноль не стоил того, чтобы с ним спорить. К тому же Спарки сам не был уверен, что чувствует по отношению к Кисмет. Сомнению не подлежало лишь то, что другие женщины не вызывали в нем никакого, даже отдаленно похожего чувства.
Он не любил распространяться о своем прошлом и раскрывать свое настоящее имя. Другие байкеры их банды наверняка бы искренне удивились, скажи он им, что имеет ученую степень в области литературы, полученную в одном из самых престижных университетов страны. В этой среде ум и знания, полученные из книг, ценились невысоко. Вернее, никак не ценились. Так что чем меньше они о нем знают, тем лучше.
Похоже, что и Кисмет в равной степени предпочитает помалкивать о своей прежней жизни, до того как она связалась с Циклопом. По крайней мере, тему своего прошлого она упорно обходила стороной. Он же со своей стороны ее не расспрашивал. Родственные души, они тотчас узнали друг в друге бродягу, причем оба стали такими не от хорошей жизни. Оба пустились в бега в надежде на лучшее.
Наверно, сами того не зная, они искали друг друга. И вот теперь, похоже, поиски завершились. Ему нравился этот метафизический сценарий, и он часто размышлял о нем в минуты безделья.
Когда он впервые увидел ее, она ходила с синяком под глазом и разбитой губой.
– Какого хрена уставился? – огрызнулась она, поймав на себе его взгляд.
– Просто задумался, кто это тебя так.
– Какое тебе до этого дело?
– Такое, что, может, стоит вправить ему мозги. Чтобы больше не распускал руки.
– Кто вправит? Ты, что ли? – окинув его взглядом с головы до ног, она презрительно фыркнула.
– Я сильнее, чем ты думаешь.
– Точно, а я, на фиг, царица Савская. В любом случае я сама о себе позабочусь.
Как оказалось, не смогла. Через несколько дней все лицо и верхняя часть тела снова были в синяках. К этому времени он узнал, что она принадлежит Циклопу, которого так звали за его единственный глаз. Второй был стеклянный.
Впрочем, физический недостаток ничуть не умалял его брутальности. Здоровый глаз смотрел на мир столь же холодно и безжизненно, как и стеклянный. Когда Циклоп смотрел на кого-то, кто не нравился ему, зловещий блеск единственного глаза компенсировал собой безжизненную стекляшку, которая, кстати, сидела довольно криво.
За глаза Циклопа называли «полукровок». Помимо англосаксонской крови в его жилах текла не то мексиканская, не то индейская. Какая точно, никто толком не знал. Похоже, не знал этого и сам Цик. Впрочем, ему это было до фонаря.
Он был смугл, поджар и мускулист. Его любимым оружием был нож. Если бы не Кисмет, Спарки ни за что бы не стал с ним связываться.
К сожалению, судьба распорядилась иначе. Он с первого взгляда влюбился в Кисмет. В ее женственное тело, в томные, темные глаза, в непокорные волосы. На каком-то глубинном уровне причиной тому были ранимость и страх, которые он разглядел в ее дерзких глазах и надменной позе. Удивительным образом, ее тоже потянуло к нему.
Он не сделал ни единого шага ей навстречу, ни разу не озвучил приглашение сесть на его байк. Тем не менее она уловила его немые сигналы. Однажды утром, когда они разбивались на пары и седлали железных коней, она уселась на сиденье позади него и крепко обхватила голыми руками за талию.
В следующий момент все испуганно примолкли. Это к своему байку направился Цик. Он огляделся по сторонам, ища ее взглядом. Заметив ее за спиной Спарки, он зловеще сощурил свой единственный глаз. Ощерив в зверином оскале зубы, он нажал на педаль газа и с ревом унесся прочь.
В тот вечер Кисмет пришла к нему сама. Помня о недавних побоях, полученных ею от Циклопа, он намеревался одарить ее нежностью и лаской. Каково же было его удивление, когда она оказалась настоящей тигрицей – она впивалась в него ногтями и зубами, а ее ненасытный сексуальный аппетит, похоже, не имел границ. Впрочем, это было скорее ее достоинство, нежели недостаток.
Так они стали любовниками и в глазах остальных – парой. Увы, те, кто пришел в банду раньше его, знали Цика как свои пять пальцев. Они не раз становились свидетелями его мести как реальному, так и воображаемому обидчику. Неудивительно, что все до одного опасались, что вожак банды затаил злость, и рано или поздно та прорвется наружу. Еще никто не посмел отобрать у Цика то, что принадлежало ему по праву, и остаться безнаказанным.
Предостережение Пити было излишним. Спарки и сам относился к Цику с оглядкой. Более того, его нарочитое безразличие к Кисмет было, возможно, лишь позой, попыткой спасти лицо в глазах других членов банды. Спарки отнюдь не заблуждался по поводу демонстративного пофигизма Цика, постоянно ожидая удара исподтишка.
Неудивительно, что волоски на затылке встали дыбом, когда на крыльцо бара, пошатываясь, вышел Цик. Схватившись за косяк двери, чтобы не упасть, он другой поднес ко рту бутылку водки. Даже с того места, где он стоял, Спарки в неверном свете сумерек заметил, как его единственный глаз отыскал среди женщин Кисмет.
Пошатываясь, Цик спустился с крыльца и протянул руку, чтобы потрепать ее по шее. Она оттолкнула его руку. Тогда Цик нагнулся и что-то прошептал ей на ухо. Кисмет никогда не лезла за словом в карман. Вот и сейчас она сказала ему что-то такое, отчего остальные женщины рассмеялись.