Где-то на подступах к аэродрому должны стоять станции наземной разведки, чтобы обезопасить подступы. Плюс радары ПВО и вынесенные зенитные установки. Для такой аппаратуры нужно промышленное электричество. Тем более, на зенитном посту имеется личный состав, несущий дежурство. Американцы, если есть возможность, обустраиваются со всевозможным комфортом. Кабели в земле здесь не закопаешь, преобладание камней и скального грунта. Значит, должны идти линии электропередачи и должны быть какие-то или подъездные пути, или хотя бы хорошо оборудованные подъёмы к постам. Так, продолжаем осмотр дальше. Вот она – самая высокая гора островка. На вершине даже снег белеет. По карте – одна тысяча семьсот метров. Невысоко в принципе. Но там сплошные скалы и лишайник. Подъём для установки аппаратуры будет крайне затруднён: действительно, вопрос с альпинистским снаряжением не продуман. Хотя по инструкции я должен устанавливать комплекс сам, но вряд ли я справлюсь в одиночку даже с подъёмом. А мне ведь ещё предстоит раскидывать согласно схеме антенны, маскировать приборы. Нет, определенно придётся тащить с собой Ковалёва и на прикрытие Бахраджи – у армянина неплохая горная подготовка. Придётся очень тщательно изучать местность и маршрут к высоте. Наверняка где-то стоят зенитчики, да и, скорее всего, датчики разведывательно-сигнализационной аппаратуры по склонам накиданы.
– Кузнец, ты что выглядел? – спросил я старшину, отрываясь от своего бинокля.
– Вон тот крайний ангар, скорее всего, дизельная подстанция, возле неё хранилище ГСМ, зенитные установки по краям аэродрома и, скорее всего, на вершинах высот.
Старшина начал пальцами указывать на высоты. Я достал карту, вынул её из пакета, отметил высоты.
– С чего взял, что установки именно там?
– Да бомбёры на остров, скорее всего, с той стороны могут зайти и на обратном курсе: бомбить такую площадную цель поперек никто не станет. Ну, плюс поправка на штурмовики – ещё пара установок на расходящихся курсах. Тут реально на доразведку дня три-четыре надо. Но мы, чую, не за этим высадились, а, командир?
– Да, не за этим. Короче, план на завтра – надо доразведать маршруты выдвижения на вон ту самую высокую горушку. Особое внимание – на датчики разведывательно-сигнализационной аппаратуры. Плюс, у аэродрома должна быть зона разведки наземными техническими средствами, а потом уже зона минных полей и потом уже охраняемый людьми периметр. Я чувствую – после основной задачи хрен нам разрешат эвакуироваться. Из объектов на острове наиболее важный – аэродром. Так что тоже придётся вскрывать и его системы, и думать, что можно сотворить…
Кузнец тяжело вздохнул и продолжил осмотр местности, размышляя о чём-то своём. Наверху просидели до самого наступления темноты. Пора спускаться вниз. Старшина хорошо закрепил и замаскировал антенну приёмника и зафиксировал ещё один фал для быстрого спуска к месту забазирования. Сверху база была абсолютно не заметна: ни дыма, ни отблесков костра – лишь только эхо от волн среди чернеющих осклизлых скал. Спустились буквально за несколько секунд. Внизу уже поджидал Рыхлый.
– Пойдём за мной. Осторожно, я тут тоже пару ловушек выставил. Не дай бог наткнетесь, камень в башка прилетит, совсем мёртвый будешь, – схохмил он фразой из кинофильма.
На ужин Ара угощал нас свежезажаренной рыбой, пойманной Иваном, и крепким, хорошо заваренным чаем. Штатный паёк решили пока беречь и питаться подножным кормом. Тем более рыба была достаточно вкусная и хорошо приготовленная. За ужином армянин проводил политико-информационную работу, благо он всё-таки смог настроиться на нужную волну радиобашни с Камчатки и сквозь помехи и статику расслышал отголоски какой-то информационной передачи – то ли сводку с фронтов, то ли «В последний час».
– Докладываю, вчера наши войска начали наступательную операцию на фронтах Центрально-Европейском и Средиземноморском. Войска Германской Демократической Республики во взаимодействии с частями Советской армии, ведя тяжёлые бои, вышли на окраину столицы ФРГ города Бонн и закрепились на рубежах. «Смерть реваншистам!» – говорят наши германские товарищи», – выдохнул Ара и подхватил на нож ещё кусочек жареной рыбы.
– Хорошо говоришь однако, – похвалил Рыхлый, довольно жмурясь и прихлёбывая чай с американской кружки.
– А концерт будет по заявкам бойцов Советской армии? – заинтересовался увлечённый политинформацией армянина Кузнец.
– Ай, всё будет, все расскажу, спою! И Баянову, и Зыкину, и Аллу Пугачёву, и Магомаева – всё сделаем! Итак, дальше слушайте, товарищи. Части воздушно-десантных войск провели крупномасштабное десантирование в Восточной Европе. Всего лишь одним парашютно-десантным полком под командованием гвардии подполковника Г. был взят один из ключевых западногерманских городов на Центрально-Европейском плацдарме. Гвардейцы-десантники, мужественно сражаясь с войсками империалистической коалиции, не теряют присутствия духа и просят передать для них песню «Песня без слов» в исполнении Эдуарда Хиля!
Ара откашлялся, явно намереваясь запеть.
– Ой, только не это! – взмолился Ковалёв. – Ара, дорогой, спой что-нибудь другое, но только не Хиля!!
– Старшина, давай я тебе Арлекина спою, а? – возмутился Бахраджи. – Я политинформацию провожу! Что попросили гвардейцы десантники гвардейского парашютно-десантного полка подполковника Гэ спеть, то и пою!
– Да успокойтесь вы! – прервал их Рыхлый. – Я вот Колу Бельды бы послушал про оленей, а дорогой Ара только и может дурное «Тро-ло-ло» американское тянуть, – высказавшись, Иван сделал глубокую затяжку и хитро прищурился.
– А про оленей никто не заказывал, – не понял высказывания хитрого чукчи Бахраджи.
Старшина-радист сообразил быстрее всех, что Рыхлый пошутил, и громко фыркнул.
Бахраджи, ошеломлённо покрутил головой и продолжил:
– Иван Фёдорович-джан, закажут гвардейцы горнострелкового Анадырского корпуса про оленей, ей-богу, спою! Вай, как хорошо спою!!
– Хыыыы, – выдохнул клуб дыма Рыхлый и, уткнувшись в локоть, откровенно заржал.
Я от смеха чуть не обжёгся чаем.
– А, шутка такая? – наконец-то понял армянин и широко улыбнулся. – Ваня-джан, зачем над Ашотом так пошутил? Я тебе припомню «оленей утром ранним».
Ещё чуть посмеялись. Рыхтенкеу взял свою винтовку, запас махорки и начал разматывать тонкий шнур, используемый в разведгруппах для связи с дозорами в режиме радиомолчания. На один из концов шнура Рыхтенкеу привязал автоматный шомпол и зажал его между двумя камнями. Подёргал. Шомпол, ударяясь о камни, начал издавать почти не слышный, но весьма различимый среди шума волн звук.
– Пошёл я, командир, на берег, сектор наблюдения подобрал, на фишке буду, менять не надо – я и спать буду, и слышать буду.
– Точно менять не надо?
– Да зачем? На мишку-«хозяина» и дольше в засаде сидел, всё хорошо..
Спальные мешки на эту задачу нам выдали хорошие, иностранные – мягкие и компактные, производства какой-то норвежской фирмы. Да ещё в плоту были упакованы, как дополнительное спасательное средство, специальные плащ-палатки «Дождь». Часть этой палатки надувалась как матрас, часть служила пологом-одеялом. Так что я устроился с максимальным комфортом среди камней – головой к шомполу-«сигналке». Заснул быстро, даже без таблетки. Все равно проснусь через два часа: уже организм так настроился за время подготовки к задаче. Проснулся сам вовремя. Всё-таки снилась какая-то ерунда. Вроде как американцы согласились на проведение Олимпиады-80 в Москве и все советское общество с энтузиазмом принялось готовиться и даже строить какие-то Олимпийские деревни, а я почему-то уже был в Афганистане и даже штурмовал какой-то дворец. А американцы, узнав про это, отказались присылать своих спортсменов.
Я проснулся и очумело потряс головой. Это наверняка из-за погибшего моряка такая чушь в голову лезет. И тут моё ухо явственно различило дребезжание шомпола о камни.
– Чшшш, – известил я группу о тревоге.
Ковалёв и Бахраджи молча подползли ко мне, сжимая оружие.
– Ара! На базе, при возникновении боя, уничтожаешь все станции и мой контейнер! Чеку на лямке рюкзака выдернешь, там патроны с ЛВЖ (легко воспламеняющаяся жидкость) по всему рюкзаку! Кузнец, за мной!
Бахраджи занял позицию для стрельбы за моим рюкзаком. Кузнец дёрнул несколько раз шнур, дав понять Рыхтенкеу, что мы движемся к нему, и, пропуская шнур в ладони, осторожно двинулся вперёд.
Рыхлый лежал за грудой камней и напряженно всматривался в море и прибрежную полосу. Я и старшина подползли с разных сторон. Рыхлый, даже не оглядываясь на нас, прошептал:
– С моря, командира, с моря идут!
– Кто идёт, Иван Фёдорович? – тихо ответил я, напряжённо вглядываясь в темноту. – Никого не вижу ни хрена!
– Я тоже не вижу, но я чувствую! И слышал – кто-то с моря идёт…
Я стал вслушиваться в шум прибоя. Ни черта не слышно, даже криков чаек. Только волны о камни бьются.
– Я тоже кого-то учуял, – внезапно прошептал Кузнец, – кажется от камней в воде или идут, или плывут.
– Тюлени может?
– Нет, тюленя не ходит так, не они это.
– Хватит пороть чушь обоим! Кто это? На что похоже?
Рыхтенекеу помолчал. Скорее всего, всматривался в темноту. Или вслушивался. Или внюхивался. Кузнец затаился, вжавшись в груду сухих водорослей. Иван наконец откликнулся:
– Однако, это мертвяки. Они за своим пришли. Выйдут как раз там, где мёртвый водолаз лежал. Соляру чую…
Не хватало мне еще, чтобы разведчик с ума на задаче сошёл. Как ни печально, но в таких случаях положено разведчика убить. А жаль! Ведь Рыхтенкеу мог принести много пользы. Неужто на него так высадка и мертвый водолаз подействовали?
– Хер знает кто, – зашептал, с другой стороны, Ковалёв, – но кто-то есть!
И второй туда же. Ну не могут два разведчика одновременно сойти с ума. Я принялся пристально вслушиваться и вглядываться в темноту. И тут – краем слуха, почти уходящий в шум волн, но отличимый на общем фоне звук. В мозгу почему-то всплыл шагающий по воде человек, дошедший уже до самого берега. Потом ещё такой же. Где-то на недосягаемой вышине ветер прогнал тучи, и побережье на короткий промежуток озарилось неясным лунным светом. Среди камней у самого берега, чуть пригнувшись, одна за другой, в цепочку стоят три чёрные, неясных очертаний фигуры, облитые неярким лунным светом.
Сердце ухнуло в пятки. Как нас янкесы смогли вычислить? Догадались, что неудачной высадкой с подводной лодки разведгруппы водолазов дело не ограничится? Вычислили по акустическим буям? Радиоразведчики что-то перехватили?? Да не может такого быть! Надо затаиться и ждать. Скорее всего нас не заметили. Фигуры начали осторожно, держа строй уступом вправо, передвигаться по берегу, держа что-то в руках на уровне груди. Скорее всего оружие. Сейчас наверняка доразведают место выхода на берег и на море выйдут основные силы. Ну почему же Рыхлый сказал, что это мертвяки? Почему пахнут соляркой? Неизвестные выдвигались прямо к месту, где мы нашли мертвого моряка. Ещё немного – и они окажутся у нас по правому флангу. Молча, условным знаком показываю разведчиком, что надо сделать и как переместиться. Теперь пришедшие из моря окажутся прямо перед скалой, а мы – с фланга. У меня и у Ковалёва – АКМ-Сы с уже прикрученными приборами бесшумной стрельбы. У Рыхлого – «Мосинка» и американский «Кольт М1911». Если ударим неожиданно, то в течение нескольких секунд перебьём всех. Разведчики тихо, словно крабики, переползли на новые позиции: теперь через несколько минут незваные гости будут у нас на прицеле. Пришлые из моря внезапно остановились и залегли. Что-то их вспугнуло. Неужто каким-то образом нас учуяли? Нет, один встал и пребежками начал передвигаться к тому месту, где был обнаружен труп. Хитро! Один на досмотре, другие прикрывают. Но почему американцы идут именно туда? Откуда они могут знать, что там лежал мёртвый водолаз.
Внезапно, шедший на досмотр, начал пятится назад к остальным, оставшимся на прикрытии. Скорее всего, что-то заметил. Отбежал к своим и начал что-то говорить. И тут Ковалёв, обладавший профессиональным слухом радиста, сделал то, от чего у меня волосы встали дыбом. Переполз чуть подальше и крикнул:
– Курсант Мошарук! Я тебя антенной, «карася», по Крещатику гонять буду, пока все группы наизусть не вызубришь!!
Дальше началось непонятное. Группа незнакомцев в несколько секунд развернулась вкруговую и начала отползать к морю. Раздался еле слышный крик:
– What you say commi? (Что ты сказал, коммунист?)
– Слышь, кончай прикидываться! Выхожу я и ты! Мои держат тебя на мушке, твои – меня! А твой белгородский выговор я даже в Тихом океане узнаю, двоешник хуев!
– Главстаршина Ковалёв, ты что ли?! – раздался изумлённый крик.
– Гляди-ка, признал! А то я думал, вопросы начнешь задавать – сколько раз ты с голяком (веник ВМФ) в казарме по палубе шуршал, волны разгоняя!
Совершенно не боясь, Кузнец встал и, закинув автомат на плечо, пошёл к незнакомцам, успев шепнуть:
– Свои! Я курсанта своего узнал! Но все равно, командир, держи на мушке – мало ли что…
От берега в сторону старшины направилась черная фигура. Теперь понятно, почему незнакомцы блестели при лунном свете – они были в гидрокостюмах.
Две фигуры подошли достаточно близко, короткий разговор, начали обниматься, хлопая друг друга по спине. Кузнец помахал руками мне. Мошарук, появившийся из моря, махнул своим..
Советская малошумная подводная лодка из состава дивизиона обеспечения вывода разведывательного пункта специального назначения Краснознамённого Тихоокеанского Флота две недели назад приняла на борт группу водолазов-разведчиков и, отшвартовавшись от судна обеспечения, ушла в глубину.
Диверсанты были изолированы от экипажа и закрыты в отдельном специально оборудованном отсеке. Через несколько дней перехода лодка вступила в подводный бой с несколькими вражескими судами. Американские подводные лодки проекта «Пермит» атаковали сразу с нескольких сторон. Разведчики все время находились в каюте и абсолютно не ведали, что творится на борту. Дрожали переборки, стальные борта вздрагивали от гидроударов. Из боя наши подводники вышли, удачно торпедировав одного из американцев. Потом чуть ли не трое суток лодку «глушили» с воздуха и надводных кораблей. Всплытий для забора воздуха, заводки дизелей для подзарядки аккумулятров больше не было. Электрический свет в каюте разведчиков становился всё тусклее, воздух стал пресыщаться углекислым газом. Вскоре по всему корпусу лодки раздался страшный скрежет, появился дифферент на нос и заметно ощутимый крен на левый борт. Лодка ложилась на грунт, постепенно переворачиваясь. На вызовы переговорного устройства из экипажа никто не отвечал. Водолазы оказались заперты в стальной мышеловке. Вскрыть изнутри специально оборудованную каюту было абсолютно невозможно. Через несколько часов диверсанты все должны были умереть от недостатка кислорода. Командир группы принял единственно правильное на его взгляд решение – раздал всем шприц-тюбики морфина с ядом. В момент, когда уже вся группа готовилась одновременно сделать себе смертельную инъекцию, заскрипела кремальера и кто-то с обратной стороны откинул входной люк. Это оказался штурман подводной лодки капитан-лейтенант Крючков.
– Мы на месте высадки, – прохрипел он, – все торпедные задраены и заклинены. Выйти сможете только с левого борта – лодка легла на него, но чувствую есть там щель, можно попытаться. Я пойду первым. Если не вернусь, то – или застрял, или вышел. Берег, по моим расчётам, в нескольких сотнях на запад.
Каплейт, шатаясь, побрёл в торпедный отсек. Водолазы начали осматривать лодку. Весь экипаж был мёртв: моряки лежали на своих постах неестественно скрюченные, словно бились в агонии. Разбираться в причинах гибели всего экипажа времени не было. Отговаривать каплейта идти на верную смерть никто не собирался. Не та обстановка – всё равно все погибнут. Офицеру помогли переодеться в матросскую робу, натянули свитер и гидрокостюм, повесили на грудь дыхательный аппарат. Торпедный отсек был наполовину заполнен забортной водой. Перед тем как нацепить водолазную маску, капитан-лейтенант попросил водолазов уничтожить всю шифровальную аппаратуру и документацию подводного корабля.