Он называл ее «милой» и «дорогой», акцент его проступал явственнее, когда они занимались любовью, и она таяла от его слов и прикосновений, с удивлением открывая, что не только доставляет наслаждение ему, но и блаженствует сама.
В свою очередь Крис рассказывала о ферме, о своей любви ко всему, что растет, о горе, постигшем ее со смертью бабушки. Сэнди хотел, что она поехала с ним в Новый Орлеан, на Марди-Гра, веселый городской праздник, восхитительный и хаотичный ритуал, совпадающий по времени с весенними каникулами в Пелэме. В тайне от всех Крис связалась с новыми владельцами фермы — уже мечтая о долгом уик-энде — и получила заверения, что ее с радостью примут в любое время и с любыми гостями. Никому больше она о Сэнди не рассказывала. Ни родителям, с которыми никогда не была так близка, как с бабушкой, ни даже Рэчел. Да, она хотела сохранить Роберта Александра Лафлера исключительно для себя. Их отношения не походили на то, что было у ее одноклассниц с их «кавалерами» — погулять, оторваться, может быть, обручиться. Банально и скучно. У них с Сэнди все куда глубже, реальнее, возвышеннее. У них — любовь до смерти.
— Я решила, что хочу закончить с отличием, — объявила Прин, входя — без стука — в комнату Феб. До недавнего времени эта ее привычка Феб не раздражала. В прошлом году ее это даже радовало, радовала близость к Прин.
— Чудесно. Но тебе нужно представить тему дипломной. Последний срок, по-моему, пятница.
— Вот именно. Поэтому и вспомнила. Несколько страничек на латыни… через пару лет о них никто и не вспомнит, но мне они могут помочь получить работу в галерее. — Прин уже нацелилась на одну из модных галерей в Лондоне, Париже или Нью-Йорке. — Пусть думают, что я красивая и жутко умная.
— Так оно и есть, — не стала перечить Феб. — Тебя с удовольствием примут в любом музее.
— Я подумала… может быть, что-то насчет дизайна двадцатого века. Тебе не придется закапываться в незнакомую тему.
— Что? — Феб оторвалась от конспектов по психологии — зачет уже завтра — и повернулась к подруге. — О, нет, Прин. Только не сейчас. Хочешь написать дипломную, поработай сама. Не говоря уже об этической стороне дела, у меня просто нет времени. Я начала еще прошлой весной. Как и большинство. Это же огромная работа.
Прин ничего не сказала, но опустилась на кровать и откинулась на подушку.
— Я серьезно. Это же не доклад какой-нибудь. Это дипломная работа. Исследование. Нас запросто выставят из колледжа, если поймают.
Тирада осталась без ответа. Прин закурила сигарету и выпустила в воздух колечко дыма.
— Послушай, я помогу составить план, подготовить литературу. Но не больше. Может быть, поддержу шоколадным сандеем, — добавила она, надеясь смягчить отказ и рассеять мрачное настроение Прин. Дымовые кольца и бесстрастное выражение на ее лице никогда не были добрым знаком.
— Думаю, ты кое о чем забыла, — негромко сказала Прин.
— Что? — Феб прекрасно знала, о чем речь, но решила не подавать виду.
— Некий инцидент.
Три с лишним года в Пелэме обрушились вдруг на Феб. Она почувствовала, что задыхается, как будто кто-то высосал из нее весь воздух, и легкие сморщились, как проколотые воздушные шарики. Вся их дружба, так называемая дружба, вела к этому моменту, моменту, когда Прин попросит сделать что-то абсолютно невозможное, моменту, который Прин планировала с самого начала. Необязательно к просьбе написать дипломную, но к чему-то подобному. Все другие случаи были репетицией, и Феб исполнила свою роль идеально, вошла в нее настолько полно, что потеряла себя. И теперь ей ничего не оставалось, как играть до конца.
— Вдохни поглубже, — услышала она издалека. — Черт, вот, дыши в это.
Прин схватила бумажный пакет и прикладывала его ко рту и носу Феб. Помогло.
Феб отстранила пакет и встала.
— Нет. Извини, но я не могу это сделать. — Она была удивительно спокойна и уверенно себя контролировала. Новая Феб. Феб-феникс, возродившаяся из пепла прежней Феб. Прин ничего никому не скажет, потому что тогда вскроется неприятный для нее факт незаконного использования машины. К тому же, если дело дойдет до разбирательства, ей ничего не доказать без свидетелей. Нет, так Прин никогда рисковать не станет. Она всегда должна быть уверена в победе.
Она и была уверена.
Прин стряхнула пепел на подоконник.
— Знаешь, я приняла некоторые меры предосторожности. Пит сфотографировал машину и снял с бампера образцы собачьей шерсти. Я описала, как все было. Документы у него в сейфе.
Феб не собиралась сдаваться. Она не поддастся шантажу, а в том, что это шантаж, сомнений уже не оставалось. Ужас и ненависть к той, что сидела перед ней, проникли во все клеточки ее существа, вытеснив мельчайшие молекулы обожания.
— Ты не сможешь доказать, что я была за рулем.
— А ты не помнишь, что говорила в гараже у Пита? Боюсь, дорогуша, ты вела себя немного несдержанно. «Я убийца! О, Боже, я убила пса!» Я запомнила эти слова, и Пит тоже. Мы с ним недавно как раз предавались воспоминаниям. Мне никогда не нравился новый цвет — серебристый, впрочем, тоже, — и его брат перекрасит ее для меня к выпускному в ярко-красный. Будет очень неприятно, если профессор Шоу вдруг узнает, что в гибели его собачки виновата студентка старшего курса Пелэма.
Феб мысленно прокрутила сцену в гараже, разыгравшуюся в ту дождливую ночь. Все лето она старалась не думать о случившемся, все лето работала с детьми из бедных семей в центре социальной помощи и даже отказалась от предложенной родителями поездки в Европу. Она понесла наказание. Но этим дело не закончилось, и теперь платить придется до конца жизни. Феб поняла, что проиграла.
— Какая у тебя тема?
Гвен Мэнсфилд всегда нравился пелэмский обычай пятничного послеполуденного чаепития. Угощения стоило того, чтобы соблазнить самого привередливого кавалера и в свою очередь похвастать очередным завоеванием. После разрыва с Эндрю она пустилась во все тяжкие, собирая скальпы и теряя интерес к трофею, как он оказывался надежно приколоченным к стене. Гарвард, Йель, Принстон, Дартмут… Вот только МТИ пока не давался. Год пролетел незаметно. На календаре март, а мае она уже закончит колледж с отличием, может быть, даже с отличием высшей степени. Заявление о приеме в школу бизнеса было отправлено задолго до конечного срока, и Гвен не сомневалась в положительном решении. Сегодня ее парнем был старшекурсник Гарварда, Джефф Уивер, тоже готовившийся продолжать учебу в школе бизнеса. Они встречались несколько недель. Гвен уже планировала порвать с ним, но что-то — может быть, его напористость, целеустремленность — постоянно вынуждало откладывать этот шаг. Кроме того, он был очень хорош в постели и весьма недурен собой: каштановые волосы, ясные голубые глаза. Джефф не шел на поводу у современной моды, оставаясь верным классике, «Брук бразерс» и твил, которую носил с тех пор, как вырос из коротких штанишек. Сегодня он пригласил ее на вечеринку в Гарварде, которую устраивал его приятель.
Гвен увидела Эндрю раньше, чем он увидел ее. Эндрю стоял с Прин, спиной к окнам, занимавшим целую стену в гостиной Крэндалла, и оба были окружены солнечной аурой. Прин крепко держала его под локоть. Гвен не знала за что ненавидит ее больше: за то, что отняла у нее Эндрю — Эндрю, который по-настоящему любил Гвен, — или за то, что Прин делает с ним, водя за нос, как водила беднягу Макса Гоулда и других. На лице Эндрю застыла глуповатая улыбка. Гвен представила над его головой мультяшный груз в десять тонн, висящий на веревочке, которую уже готова перерезать Прин.
— Я знаю этого парня, — сказал Джефф. — Видел в клубе. Эндрю Скотт. Давай подойдем. — В Гарварде не было братств, но клубы функционировали активнее, чем где-либо.
Гвен последовала за ним к стоящей отдельно парочке. Эндрю сразу же шагнул навстречу Джеффу, и они, обменявшись рукопожатием, заговорили об общих знакомых. Прин подождала с минутку, потом вмешалась.
— Думаю, Эндрю, ты кое о чем забыл.
Он смутился, покраснел и, торопливо поздоровавшись с Гвен, растерянно отступил в сторонку.
Прин вытянула левую руку и пошевелила безымянным пальцем.
— Да, я действительно кое-что забыл, — подавив смущение, с явной гордостью заявил Эндрю. — Прин согласилась выйти за меня замуж.
— Отлично. Поздравляю. Как говорится, повесил камень на шею! — Джефф шутливо толкнул нового знакомого в плечо. Эндрю притворно обиделся и потер якобы ушибленное место.
— Перестань, приятель. Тебе бы и самому не помешало попробовать. Гвен потрясная девчонка.
Джефф одобрительно посмотрел на свою спутницу.
— Ты прав, Гвен действительно потрясная девчонка, и я буду счастлив, когда она скажет «да».
— Тогда почему же ты ее не попросишь? — бросила с вызовом Прин. Солнечные лучи, отражаясь от ее брильянта, переливались радугой на ковре.
— Что скажешь, Гвен? Думаю, из нас получилась бы отличная команда. — Джефф опустился на колено. — Ну, что, выйдешь замуж за такого бедолагу, как я?
Гвен посмотрела на Джеффа. Дурацкая сцена. И на виду у всего общежития. Комната притихла, все выжидающе смотрели на нее.
— Да, — сказала она. Год назад отец проинформировал Гвен, что ввиду просчета с его стороны, выразившегося в неудачном вложении семейных капиталов, им всем в ближайшее время придется сильно затянуть ремни. Денег хватит на последний курс, но дальше ждать нечего. Джефф, пожалуй, пойдет далеко, и почему бы ей не пойти вместе с ним? — Я выйду за такого бедолагу, как ты.
Он поцеловал ей руку и вскочил. Комната взорвалась аплодисментами. Гвен только что добавила титул «миссис» к степени «бакалавр», о чем большинство пелэмских выпускниц лишь мечтало.
— По такому случаю нужно выпить шампанского, — сказала Прин. — Идемте отсюда. Предлагаю «Ритц».
А Гвен Мэнсфилд думала, что никого не ненавидит и не будет ненавидеть так сильно, как Хелен Принс. Сказав Джеффу, что ей нужно переодеться, она пробилась через толпу доброжелателей, включая воспитательницу, которая сказала:
— Ты у меня уже десятая! Спасибо, дорогуша.
Да, только одна из этих десяти своего парня не получит, подумала Гвен. Она еще не знала, что сделает, но знала, что не допустит, чтобы Прин попала в брачную рубрику «Таймс» как миссис Эндрю Скотт. Гвен сдерживала слезы, пока не оказалась в комнате, и только там позволила себе минуту слабости, уткнувшись лицом в подушку и жалея, что не может придушить Прин.
Пропустив месячные, Крис не почти не обратила на это внимания. Ее цикл никогда не отличался регулярностью, а Сэнди всегда был осторожен и никогда не забывал предохраняться. Он удивился, узнав, что она не принимает противозачаточные, а она удивилась, что он думает, будто она их принимает. Он знал, что она девственница, и не раз говорил о ее даре ему. Таблетки. О них твердили все вокруг, но их не дают, если ты не замужем, а уж тем более в Массачусетсе. Крис никогда не принимала участия в дискуссиях о сексуальной свободе, проходивших в общей комнате на их этаже. До встречи с Сэнди она предпочитала думать о самом акте в терминах растительной жизни, а потом просто не желала подвергать его осмеянию и опошлению, с чем сталкивалась, увы, слишком часто. Мать изложила дочери основы сексуальной жизни, когда той исполнилось одиннадцать, и на этом просвещение закончилось. На последнем курсе колледжа для обрученных студенток вели краткий курс «Лекции о браке». В Пелэме студенткам, вышедшим замуж перед выпуском, разрешалось доучиться и получить степень, но оставаться в общежитии они уже не могли. «Не хотят, чтобы мы знали, что пропускаем», — сказала Рэчел на первом курсе, когда впервые услышала об этом правиле. Однако шли недели, а ничего не происходило. Крис заволновалась. Она не могла пойти в больницу и попросить провести тест на беременность, да и что это такое, представляла весьма туманно. И все же нужно было что-то делать. Заглянув в телефонный справочник, Крис созвонилась с гинекологом в Кэмбридже и записалась на прием под девичьей фамилией бабушки, Толливер. Помогло и подаренное бабушкой кольцо, которое вполне могло сойти за обручальное. Врач встретил ее доброжелательно, осведомился, впервые ли она на обследовании, и, объяснив, что собирается делать, приступил к осмотру. Присутствовавшая при этом медсестра была примерно одного с Крис возраста. Вся процедура оказалась довольно страшноватой и весьма унизительной. Медицинской науке следовало бы изобрести более совершенный способ такого рода обследования, но вероятно для этого нужен более сильный стимул, думала Крис, представляя на своем месте мужчину. Вот тогда бы соответствующая передовая методика мгновенно появилась бы на рынке.
— Все прекрасно. Я отошлю образцы в лабораторию, но вообще-то необходимости в этом нет. Могу сказать, миссис Толливер, что вашу семью ждет прибавление примерно через семь с половиной месяцев. Одевайтесь и давайте пройдем в мой офис. Я расскажу вам о пренатальной гигиене, а потом вам будет нужно определить с моей секретаршей дату следующего визита. Поздравляю.
Крис стоило немалых трудов сдержаться и не завопить от радости. Сэнди будет идеальным отцом, таким добрым, внимательным, заботливым. Апрель. Значит, ребенок появится на свет где-то в декабре. Как хорошо, если бы это случилось до Рождества! Перед прошлым Рождеством они купили елку на Портер-сквер, принесли ее в квартиру Сэнди и украсили гирляндами из попкорна и клюквы и шестью стеклянными шариками, которые Крис наполнила подкрашенной водой. Они зажгли настоящие свечи, не забыв о мерах противопожарной безопасности, и Крис подумала, что лучшего праздника у нее еще не было. После Рождества она купила орехового масла и птичьего корма и приготовила угощенье для птиц, как делала всегда на ферме. Они отнесли елку в лес, установили среди деревьев, а потом занимались любовью на одеяле, которое расстелили прямо на снегу. Удивительно, но она нисколько не замерзла. Скорее, наоборот. Чувствуя, как его тело растворяется в ней, Крис как будто наполнялась жидким огнем.
Повсюду, куда ни посмотри, были дети — в прогулочных колясках, на коленях у матерей в автобусе. Чудесные дети, но все же не такие чудесные, как тот ребенок, что жил в ней. Она думала о нем и дивилась. В ней росло крохотное семя жизни. Как прекрасно устроено все в природе. Крис вдруг поняла, что знает о беременности уже довольно давно. Она прекрасно себя чувствовала, у нее блестели глаза, и светилась кожа. С губ сорвался смех, и Крис прикрыла рот ладошкой — чего доброго пассажиры в автобусе сочтут ее сумасшедшей. Она поинтересовалась у доктора, когда ждать утренней тошноты и рвоты, и он ответил, что у всех бывает по-разному: «Может быть, вам повезет, и симптомы вообще не проявятся». Проявятся или не проявятся, ей уже повезло. И Сэнди уже дома. Она позвонила на всякий случай, зная, что он мог задержаться после занятий в кампусе. Услышав, что Крис в городе, Сэнди обрадовался, но попросил дать ему полчаса. «В квартире беспорядок, милая». Она сказала, что ничего не имеет против грязных тарелок в раковине, но все же порадовалась — приятно, когда мужчина заботится о чистоте в квартире. Может, он еще и подгузники будут менять. «У меня хорошие новости, — сказала Крис. — Спешу порадовать».
Он распахнул дверь.
— Получила зачет по поэзии! — Понуждаемая Сэнди, который считал математику поэзией и наоборот, Крис записалась на курс современной британской и американской поэзии.
— Да, сдала на «отлично», но новости у меня другие.
— Ты выглядишь, как тот кот, что скушал канарейку. Проходи и рассказывай.
У окна в спальне стояло огромное пухлое кресло, успевшее за год приспособиться к форме их тел, и Крис устроилась у Сэнди на коленях, обняв его за шею.
— Пахнет вкусно. — Она принюхалась. Странный запах, как будто что-то жгли. — Что-то новенькое?
— Ты же пришла сюда не для того, чтобы разговаривать о пачули. Не томи. Что случилось?
Крис погладила его по щеке.