Исцеление - Мишарин Борис Петрович 2 стр.


Генианторус запретил вмешиваться и обнаруживать себя на подобных планетах, в данном случае Цитропиус соглашался с ним, люди еще не достигли необходимых знаний…

Он приказал доставить экземпляр для исследования и в настоящее время осматривал его.

Безобразная фигура и особенно голова вызывали отвращение. Длинные, мощно-корявые конечности, выступающий на лице орган дыхания, маленький, в сравнении с телом, головной мозг, запертый в твердую кость и челюсти с зубами. «Какая мерзость, они похожи на «зеленых», — подумал Цитропиус, — но гораздо ужаснее».

На его корабле были «зеленые», предназначенные для черных работ. Основной состав носил желтую форму и два его помощника оранжевые мундиры. Только он, командир, носил красный мундир, признак совершенства расы.

Его помощники объясняли, что земляне еще ходят ногами и делают все своими руками, пользуются малой частью своего мозга, не используя и половины его возможностей, хотя таковые уже заложены в них. Они еще не умеют работать силой внутренней энергии, поэтому у них развиты конечности.

— Мы полностью изучим его и представим отчет, — послали они мысль командиру.

— Нет, — ответил он медленно, — вы свободны.

Оранжевые переместились в свои каюты.

Ему стало жалко этого самца, как бывает иногда жалко лабораторных крыс и собачек. После исследования землянина направят в разложитель, а атомы и молекулы используют для энергетического питания.

Цитропиус решил вначале просмотреть доставленные чипы мозга других землян и включил считатель, иногда мысленно комментируя усвоенное: «Да, необходима перестройка. Стоп, но кто же ее так делает — без четко выверенной и намеченной программы. Ох, ошибки, большие ошибки. Эх, не туда, так надо… Посмотрим, — он взял чип вожака племени, — сволочь, какая сволочь! Куда торопишься? Знаешь же о несовершенстве программы. Дорабатывай… Авось, это что? А-а-а, понятно… Вот гад, тебе мнение чужой стаи важнее… Славы? Хочется? А свое племя в хаосе… забыл? Пока не дохнут?.. Парази-ит. Если бы не знал… ты же делаешь осмысленно! Не-ет, в любой галактике за такое — разложитель.

Так, где другой… вот, — он взял чип следующего вожака, — лучше, лучше… Конечно, мешают… Свое племя важнее. Эх, не туда… А мафия зачем? Олигархи? Где былая энергия? Скис… понимаешь.

Так, где другой чип, — он поставил следующего. — О-о! Медленно, медленно… Аж извилины зачесались, хочется ему мозги вправить, чтоб шевелился. Нельзя, строго с этим, в разложитель попаду».

Считав мысли лежавшего землянина, Цитропиус задумался. Корректировка мозга простолюдина грозила ему, максимум, отстранением от полетов в голубые, синие и фиолетовые галактики. Он, наконец, решился. Взяв ничтожную дозу теллурита, препарата бессмертия, ввел самцу, удлиняя его жизнь, но, не делая бессмертным. Задействуя определенные участки мозга, Цитропиус, в основном, расширил его профессиональные возможности и так же увеличил некоторые другие способности…

Вызвав «зеленого», он приказал доставить землянина обратно.

Практически это был такой же землянин с виду, но использующий свой мозг на полную мощность. Его конечности, похожие на людские, находились в начальной стадии рудиментации и напоминали детские или «сухие» ручки, а черепные кости еще не разошлись по родничкам, как у желтых для увеличения мозгового объема. Если «оранжевые» имели остатки мозговых костей, то у «красных» их не было. Их огромный мозг находился в плотной кожаной оболочке, передние конечности отсутствовали за не надобностью, а ноги скорее походили на подставки, на которых покоилась большая голова. Передвигаясь за счет внутренней энергии, они не касались поверхности пола и могли летать достаточно быстро.

Сколько пройдет лет, пока земляне научаться проникать сквозь пространство и время? Тысячелетие они будут накапливать знания, познавать окружающий мир. Пока же их самые мощные компьютеры не могут сравниться даже с мозгом «зеленых». Сколько утечет воды, сменится поколений? Как хотелось бы видеть этого землянина в зале Совета, рассказать ему о сегодняшнем контакте, но не имеет он право на бессмертие и тысячную долю накопленных галактиками знаний. Всему свое время, так гласит Основной Закон развития.

Все, что мог, Цитропиус сделал, благодаря ему земляне появятся в зале Совета раньше на сотню, две сотни лет — пару секунд галактического времени. По земным меркам он сам прожил всего 500 миллионов лет и еще не раз встретится с землянами на трассах Вселенной.

* * *

Врач и фельдшер пулей вылетели из дома, их потряхивало и колотило, словно в лихорадочном ознобе. Они бежали по наитию, не замечая вокруг окружающих предметов, и не рассуждали. Их гнал страх, ужас, который они испытали только что. Добежав до машины и плюхнувшись в нее, они перевели дыхание, похожее на то, как дышат марафонцы. Сил и кислорода не хватало, доктор судорожно махнул рукой и машина тронулась. Водитель попался молчаливый, и это обоих устраивало в полной мере.

— Зина, ты в-видела, это не ч-ч-человек, исчадие ада, антихрист, сатана, — трясся губами доктор.

Зина молча кивнула, продолжая испуганно смотреть на доктора, который впервые стал заикаться, а она этого даже не замечала. Настолько сильное было перенесенное потрясение.

— Что нам теперь делать, Александр Николаевич?

— Н-не знаю. Нас м-м-могут принять за п-п-психов, если мы р-р-раскажем все.

Водитель удивленно смотрел на заикающегося доктора.

— Что у вас там случилось? На вас напали? — спросил он.

— Н-нет, н-н-не знаю.

В эфире заработала рация: «21-ая, Гаврилин, 21-ая, Гаврилин, прием».

— От-т-тветь, — кивнул доктор шоферу.

— 21-ая на приеме.

— Вернитесь назад, заберите свою сумку, прием, — вещала рация.

Доктор кивнул и посмотрел на Зину. Ее расширенные от ужаса глаза говорили без слов.

— Добро, — водитель положил микрофон и стал притормаживать для разворота.

— Нет, — резко бросил Гаврилин, — на б-б-базу.

Водитель пожал плечами и покатил дальше. Доктор и Зина были ему благодарны за молчание и отсутствие лишних вопросов. Страх и ужас, обуявшие их, постепенно уходили. К доктору стала возвращаться нормальная речь, без заикания.

Приехав на станцию, Гаврилин вдруг осознал, что не знает, как заполнить карточку, какой выставить, записать диагноз. Он, держа незаполненную карточку в руках, с немым вопросом посмотрел на Зину. Она поняла, и это обрадовало Гаврилина.

— Я думаю, нужно все рассказать старшему врачу смены, а там будь что будет. Нам все равно не поверят, — вздохнула она, — только назад я не вернусь, ни за что, — нараспев произнесла она последнее.

— Да, так и сделаем, — Гаврилин помолчал немного, продолжил, — а если дела пойдут плохо, ну, ты понимаешь, о чем я, — Зина кивнула, — скажем, что пошутили, я напишу диагноз, типа ОРЗ, у него ведь была температура.

— Да-а-а, — протянула Зина, — с такой нормальные не живут…

— Вот видишь! Ну, пошли, с Богом.

Они направились в диспетчерскую. Мария Ивановна, старший врач смены станции скорой помощи, пила чай с печеньем.

— Ну что, забрали сумку? — спросила она.

— Я, мы… Марь Ивановна, — начал Гаврилин, — хотели посоветоваться с вами, случай не совсем обычный.

— То-то я смотрю на тебя, Александр Николаевич, не в твоих правилах советоваться. Ты же у нас «пуп земли», самый знающий. Драпанул, даже сумку с лекарствами забыл. Хорошо, что забрал, ну, садись, рассказывай, чуму что ли нашел, — она злорадно рассмеялась, — тогда садись подальше.

Начало разговора не предвещало ничего хорошего, но Гаврилин все же решился.

— Понимаете, Марь Ивановна, пришли мы в эту квартиру, больной то ли спит, то ли без сознания, пока непонятно. Его сосед сказал, что он потерял сознание на балконе, и он перетащил его на диван. Смотрю — пульс в норме, дыхание в норме, легкие чистые, без хрипов, сердце бьется ритмично, без шумов, живот мягкий, без видимой патологии. Все в норме, только показалось мне, что он больно горячий. Поставили градусник, а он зашкалил.

— Как это зашкалил? — перебила его Мария Ивановна.

— Вот так и зашкалил, показывает температуру 42,5 градуса, дальше ртути ползти некуда, с такой температурой, как вы сами понимаете, Марь Ивановна, не живут люди. Это же сплошной белок вкрутую. Сделали ему литическую смесь, мокрая холодная простынь, бутылки со льдом…

— Да погоди ты, не тараторь. Градусник чей был, ихний? — Гаврилин кивнул, — ну вот, просто он, наверное, бракованный, а ты паникуешь, — съязвила Мария Ивановна.

— Нет, Марь Ивановна, не паникую, тут и без градусника видно, что это не человек, а сплошная жаровня. Простыни на нем, как на плитке парили.

— А потом что? — перебила его Мария Ивановна.

— Потом ничего. Встал нормально, говорил, правда, вначале голос был хриплый, компьютерный какой-то. Может загробный?

— Ты что, Александр Николаевич, рехнулся? Крыша поехала? Ужасов по телеку насмотрелся? Или разыгрывать меня пришел? — ее голос твердел и повышался, — все, слушать тебя больше не хочу… иди, работай.

— Да, но-о, сумка-то там осталась, — встряла в разговор Зина, — а я туда больше никогда, никакими силами…

— Вы что, с ума посходили, играть со мной вздумали? Завтра утром оба, обе, оба, — запуталась в крике Мария Ивановна, — чтоб были у главного врача. А сейчас пошли вон! — Задохнулась и закашлялась она, гневно размахивая руками, — и чтоб сумка и все… в норме, — кашляла она вслед.

— Стерва, — выскочив за дверь, бросил Гаврилин.

— И что мы теперь будем делать? — спросила Зина, ее руки мелко подрагивали.

— Да не трясись ты, — выдохнул Гаврилин, — все будет в порядке. Сейчас пойдем, все обсудим.

Они направились по коридору в комнату отдыха, сели рядышком в удобные кресла, теплая и уютная обстановка успокаивала.

— Сделаем так, — начал Гаврилин, — говорить больше ничего никому не будем. Мы еще не сказали главного, а реакция уже видишь какая, — Зина молча кивала головой, и Гаврилин продолжал, — впрочем, винить, видимо, никого нельзя. Окажись мы на ее месте или любой другой — поступили бы также. В это невозможно поверить… если не видеть все наяву.

Гаврилин сделал паузу, прикуривая сигарету, Зина размышляла про себя. «Это не кино, где показывают разных чудовищ, уродливых инопланетян, вампиров и всякую прочую ересь. Это страшно»! Перед глазами стояли зрачки больного, Зина видела разные по телевизору — светящиеся, огненные, белые, лазерные… Таких не было нигде — холодная пугающая темнота, бездна, сквозь черный янтарь которой, казалось, видны шевелящиеся мозги. И полное отсутствие белка… Она содрогнулась.

— Я заполню карточку с диагнозом ОРЗ, — услышала она сквозь свои мысли, — мы об этом навсегда забываем, — Зина удивленно взглянула на него. — Ну, вернее молчим, — поправился он, — едем назад… ты подожди, подожди, не перебивай. Я тоже туда не хочу идти, дадим на бутылку шоферу, он и заберет сумку.

— Слава тебе, господи, — Зина облегченно вздохнула, — скорее бы все закончилось.

Они снова замолчали, глядя на росшую в холле декоративную пальму, словно изучая ее листья и стебли. Со стороны казалось, что развалившись в креслах, отдыхают после битвы со смертью два медицинских работника, еще не совсем остывших и находящихся в своеобразной стадии эйфории, вызванной тяжелой схваткой. Недавние события еще мелькают в их сознании отдельными кадрами, иногда отражаясь на лицах.

— Я вот только хочу спросить тебя, Зина, ты уж извини, — неуверенно начал Гаврилин, — ты действительно беременная?

— Не знаю, — Зина не ожидала подобного вопроса, — по крайней мере, не была, — она покраснела и опустила глаза.

— Ну, а три дня назад у тебя что-нибудь было?.. — продолжал допытываться Гаврилин.

— Было, — еще ниже опуская голову, прошептала Зина, — а у вас… с язвой?

— Он все правильно сказал, — Гаврилин саркастически улыбнулся, — да же про барий, не понимаю как, но он словно видел сквозь брюшную стенку. Это я ощутил… язвой.

— И я почувствовала, что он заглянул внутрь, — не поднимая головы, тихо сказала Зина, — а это… тогда… значит… я беременная?

— Возможно.

Зина совсем сникла.

— Этот тип обладает каким-то даром. Возможно он инопланетянин, — рассуждал Гаврилин, — в сатану я не верю. Ведь не верили люди раньше, тысячу лет назад, что Земля круглая и вертится, что будут летать самолеты и ракеты. Для них это то же самое, что это для нас. Скорее всего, поскольку у него есть прошлое — соседи, квартира и так далее, его состояние здоровья при нашем появлении — он сегодня побывал у них в гостях и вернулся с этим вот необъяснимым пока даром.

Зина, не отрываясь, смотрела на Гаврилина.

— Да нормальный я, нормальный, — улыбался он, — просто сейчас это самое рациональное объяснение. У тебя есть другое?

Зина покачала головой и Гаврилин продолжал:

— Тогда на этом и остановимся, не будем больше ломать голову.

Он немного помолчал.

— Я думаю, тебе завтра стоит провериться, — Зина кивнула, — у тебя есть муж? — неожиданно спросил Гаврилин, смущаясь.

— Нет, это была случайная связь, — Зина пытливо посмотрела на Гаврилина, он догадался.

— Может, завтра сходим вместе, я заодно еще раз свою язву проверю, — готовя на всякий случай запасной выход, предложил Гаврилин.

— Хорошо, Александр Николаевич, с вами мне будет спокойнее.

— Зови меня просто Саша, — улыбнулся Гаврилин.

— Неудобно как-то, не поймут…

— Когда мы одни, — настоял он.

Зина молча кивнула и улыбнулась. Перенесенное потрясение обострило чувства, ее томные глаза смотрели на него изучающе призывно, дыхание слегка участилось.

«Как я раньше не замечал ее глаз, — думал про себя Гаврилин, — они беспокоят меня, зовут, нет… неведомо тянут, притягивают. А ее грудь, равномерно вздымающаяся при каждом вздохе, она будоражит меня, волнует. Нет, нет, сейчас нужно перестать думать об этом». Во рту у него пересохло.

— 21-ая, Гаврилин, на выезд, — раздалось по громкой связи.

Этот вызов временно спас его, но на Зину он больше не мог смотреть, как всегда раньше, она волновала его.

— Пошли, — кивнул он, — заедем за сумкой, как договорились.

Разволновавшаяся было Зина, успокоилась после последней фразы и благодарно сжала протянутую руку.

* * *

Светало, Николай Петрович сладостно потянулся, откинул одеяло и встал с дивана. Погода, как и его настроение, были прекрасными. Легкий морозец серебрил наконец-то покрытую снегом землю, глаза с непривычки слегка слепли от младенческой чистоты осеннего снега.

— Да-а-а, — вслух протянул он и пошел принимать душ.

Вчера вечером Михайлов окончательно понял, что стал обладателем необыкновенного таланта, нет, правильнее сказать — дара. У соседа он смог увидеть начавшие было хандрить бетта-клетки островков Лангенгарса поджелудочной железы. Не просто увидеть, хотя и это было бы огромнейшим счастьем, когда в России создаются дорогостоящие диагностические центры, он понял, что сможет устранить поражение, словно занимаясь очень привычным, проверенным делом. Удивленный способностями, он вмешался и тем самым смог предотвратить возможный в скором времени диабет.

Но все это еще и еще раз требовало проверки, доказательств, а значит новых клиентов.

Михайлов пожалел сейчас, что ушел на пенсию, ему было только 45 лет, и он еще мог продолжать служить. Он был неплохим врачом, грамотным специалистом, но Чеченская война, на которую он попал по долгу службы, расшатала его нервы. Он ни во что не верил: ни в Бога, ни в черта, а тем более в правительство, неоднократно подставлявшее солдат в Чечне. Если из солдата не делали пушечного мяса, то делали бумажный товар. Он хорошо помнил, как солдатам утром приказывали взять квартал. С боем, потерями они брали, теряя своих товарищей. А вечером новый приказ — отойти назад. На следующий день все повторялось, только людские потери были безвозвратны, кто может воскресить погибших!?

Михайлов до боли сжал кулаки… «Нет, нет, нужно успокоиться, — подумал он, — нельзя расслабляться».

Назад Дальше