Степанов отвернулся, но совсем уйти не мог, вдруг что-то потребуется и с облегчением вздохнул, когда приехала скорая. Он провел к ней врачей, а сам ушел на кухню, заварил чай и поставил воду на пельмени, бросив в нее кубик куриного бульона.
— Вы что, совсем не кормите ее? — спросила вошедшая на кухню врачиха, — довели девушку до голодного обморока, она наверняка не ела несколько дней, разум даже помутился, номера квартир путает, вас, говорит, что не знает или знать не хочет.
Доктор смотрела на него с укоризной и каким-то презрением. На душе заскребли кошки…
— Вы всегда выносите приговор сразу, не разобравшись? — глядя на врача в упор, спросил Степанов.
— Поясните…
Но Степанову не хотелось ничего пояснять, и он спросил о другом:
— Вы говорите у нее голодный обморок, но есть-то ей можно все?
— Можно, — ответила с презрением врачиха, считая Степанова виноватым.
— Тогда спасибо, больше я вас не могу задерживать, — он показал рукой на дверь.
Врачиха что-то буркнула зло в ответ, но он не разобрал ее слов, да и не хотел разбирать, закрывая за ней дверь. Он прошел в комнату, незнакомка сидела на диване и держала на локтевом сгибе ватку, около нее, на журнальном столике, валялись несколько использованных ампул. Степанов взял их и прочитал — кофеин, кордиамин, глюкоза. «А всего-то надо было — накормить», — подумал он.
— Давайте знакомиться, меня зовут Борис Алексеевич, и я вовсе не преследовал вас, я шел к себе домой, — он снова улыбнулся, стараясь расположить к себе незнакомку. — Вы не волнуйтесь, я не причиню вам зла.
Она смотрела на него уже по-другому, не так, как в подъезде — благодарно и с интересом.
— Спасибо, Борис Алексеевич, меня зовут Света, я не знала, что вы здесь живете, хотя… я знала, что сюда кто-то переехал, но почему-то не подумала о вас. Я живу здесь же, в соседней квартире, вот и подумала, что вы меня преследуете. Извините…
— Все нормально, Света, сейчас мы поедим, а потом поговорим дальше. Я еще не ужинал, и кушать хочется, — как бы оправдывался Степанов.
Он быстро ушел на кухню, принес пельмени и всю купленную сегодня нехитрую холостяцкую еду. Ели молча, Света старалась не торопиться, но все равно заставала себя на мысли, что иногда частит ложкой, плохо пережевывая пищу. Вернулись к разговору только за чаем, и Света с какой-то обреченностью поведала Степанову свою жуткую, как ему показалось, историю.
Окончив биофак университета, Света так и не смогла устроиться на работу по специальности, даже в школах отсутствовали свободные места преподавателей биологии. Пришлось окончить курсы секретарей и проситься на работу в частную фирму. Из газетных объявлений она знала, что секретарши, в основном, требуются с высшим образованием, может, эта мода пошла оттого, что сами бизнесмены часто не имели его.
Ее взяла на работу одна солидная частная фирма, руководитель, мужчина 50-ти лет, неплохо платил ей — шестнадцать тысяч рублей в месяц, не смотря на контракт, в котором стояла сумма всего лишь 300 рублей. Ей объяснили, что так делают все, никто не хочет платить налоги, поэтому и такая разница. Вначале все шло хорошо, она регулярно получала обещанную сумму, ей хватало на одежду, еду и содержание однокомнатной квартиры, где она уже давно жила одна после смерти родителей. Ее начальник частенько заходил к ней, и она постепенно стала понимать, чего он хочет. При одной только мысли ей становилось противно, но он не предпринимал никаких действенных шагов, и она не увольнялась с работы. Старый «волк» хотел глубже утопить ее в долгах и обязанностях. Один раз он попросил сделать ему одолжение, якобы ему срочно потребовалась однокомнатная квартира и у него таковой не имелось. Но зато была двухкомнатная, которую он не хотел отдавать постороннему, а Света не посторонняя, лучше уж пусть ей достанется эта квартира. Все оформили по закону. Двухкомнатная квартира стала принадлежать Свете. Она очень радовалась этому и все боялась, что начальник предъявит ей свои требования, которые она выполнить не в силах. Слишком противным он ей казался. А он наоборот был сама вежливость и любезность и даже предложил ей 50 тысяч рублей на мебель, сказав, что станет вычитать из зарплаты по 3 тысячи в месяц. Света потеряла бдительность и подписала долговую расписку, получила деньги, купила мебель и пригласила на новоселье сослуживцев.
Все гости вскоре ушли, а начальник остался. Подвыпивший, он открыто заявил о своих желаниях, но получил отказ, дело чуть не дошло до изнасилования, но он опомнился вовремя и ушел, бросив напоследок, что добьется своего и Светлана еще приползет к нему на коленях, станет просить, нет — умолять: сделать ему минет.
Степанов видел, что последние слова дались Светлане с трудом, он решился прервать ее рассказ, успокоить немного ее трепещущую душу и тело.
— Не знаю, Света, но мне почему-то хочется налить вам немного вина, поддержать ваши силы и успокоить. Но, к сожалению, у меня дома ничего нет. Я, конечно, сделаю из этого вывод, но это будет завтра, а сегодня могу предложить только кофе.
Он подогрел чайник, налил две кружечки растворимого кофе и приготовился слушать. Эта женщина почему-то казалось ему давней и старой знакомой, от прихода которой в дом становится теплее и уютнее. Светлана отпила несколько глотков и продолжила свой рассказ. Он внимательно слушал ее и поражался человеческой непристойности и подонству одновременно со стойкостью взглядов и убеждений, поражался начальнику и его секретарше.
После этого работа Светланы превратилась в пытку, постоянно обнаруживались промахи, недочеты и упущения, взыскания следовали один за другим. Зарплата, ставшая сразу 300 контрактных рублей, не выплачивалась, все шло в погашение долга, который в настоящее время вырос уже до 200 тысяч. И чем больше она его гасила, тем почему-то больше рос процент.
Света ходила на работу пешком, не на что было взять билет или проездной, в крайнем случае, ездила зайцем, деньги, занимаемые в долг у знакомых, кончались быстро, она голодала, но не сдавалась. А начальник все время напоминал ей, что можно все прекратить в одночасье. Света решила, что лучше умрет, но любовницей его не станет. Сегодня она нашла выход — продаст квартиру и погасит долг, а там будь что будет.
— Я и на вас, Борис Алексеевич, подумала, что вы подосланы моим начальником и поэтому испугалась. Простите, — она неожиданно улыбнулась, допивая свой остывший кофе.
А Степанов сидел в кресле понурившись, как показалось Свете, думая над услышанным рассказом, потом взял сигарету и закурил, глядя ей прямо в глаза.
— Знаешь, Света, я, наверное, смогу помочь тебе, но не бесплатно, есть у меня здесь и свой интерес.
— И, конечно, этот интерес — я, — перебила его она, — мне деваться некуда, между начальником и вами, я выбираю вас. О любви говорить нечего, но вы хотя бы не противны мне, не заезжайте издалека и говорите прямо. Я приму ваш интерес, если вы выпутаете меня из этой истории и уже думала над тем, чтобы отдаться какому-нибудь симпатичному бизнесмену, лишь бы не видеть этого слащавого гада. У меня нет ничего, кроме тела, пользуйтесь им в свое удовольствие, я лягу с вами в постель и стану ублажать вас, может, вы и понравитесь мне со временем.
Она саркастически улыбнулась, вытащила сигарету из пачки, закурила и закашлялась. Степанов, поначалу обидевшийся на ее слова, заулыбался, поняв, что Светлана наговорила ему разного от безысходности.
— Я совсем не знаю вас, Света, но мне почему-то кажется, что вы совсем другой человек, каким хотите казаться. Неплохой человек, хоть и наговорили здесь много лишнего. Завтра после обеда вы подадите заявление об увольнении, и все ваши проблемы будут разрешены.
— Дудки, он не уволит меня, — перебила его снова Светлана, — а вы, видимо, богатенький «Буратино», если готовы выложить за меня 200 тысяч и квартирка у вас не «пыльная», — продолжала ехидничать Света.
— Хватит, — резко оборвал ее он, — неприятности не дают вам права оскорбительно ёрничать. Разве я причинил вам зло? Да, мы можем лечь в постель, но если оба этого захотим, у вас действительно красивое тело, но без желания оно мне ни к чему. И запомните, никто здесь не собирается вас трахать за деньги, услуги или одолжения, не надо мерить всех мужчин по одному засранцу. Вас действительно завтра уволят, а мой интерес заключается в следующем.
Он закурил сигарету и заметил, как удивленно она на него смотрела.
— Я живу совсем недавно в этом городе и живу один, целый день провожу на работе и возвращаюсь в пустой дом. А иногда хочется поесть что-нибудь домашнего, столовые уже все обрыдли. Поэтому я хочу взять вас на работу к себе, домработницей, пусть это слово и звучит еще пока необычно. Думаю, вам не сложно будет убрать квартиру и приготовить еду. Я не стану платить вам денег, через год мы будем в расчете и вы полностью свободны. Захотите, останетесь, не захотите — вольному воля.
Света с удивленным интересом смотрела на него и Степанов не чувствовал в ее глазах доверия к себе. Изумление — более ничего он прочесть не смог и ждал ее ответа.
— Вы это серьезно? — тихо спросила она.
— Очень серьезно, — ответил он.
— 200 тысяч очень большая сумма…
— А почему вы решили, что я собираюсь выплатить ему 200 тысяч? Вы же брали у него 50, и в расписке не было указано про проценты. Не было?
— Нет, не было.
— Пять месяцев вы работали на него задарма, значит, вы уже погасили долг. Разве это не справедливо?
— Но-о, я не знаю, что вы любите кушать, какие блюда готовить, я не повар…
— О-о-о! — засмеялся Степанов, — сейчас вопрос должен быть решен в принципе, если согласны, станем обсуждать детали, знакомиться ближе. Так как, вы согласны?
Степанов понимал, что в принципе она согласна, это следовало из ее последних слов, но какие-то сомнения еще мучили ее истерзанную душу.
— Да, я согласна, — словно очнулась она, — вы про меня знаете почти все, хотелось бы и о вас что-нибудь услышать. И пожалуйста, не обижайтесь на меня, я не хотела причинить вам зла, не хотела обидеть.
Выражение ее лица и глаза стали другими, исчез сарказм и обиженная надменность, недоверие и предвзятость. Лед обреченности таял в глазах, наполняя их теплом надежды.
— Вот и хорошо, — вздохнул Степанов, он решил вначале рассказать немного о себе, чтобы она лучше понимала его. — Я военнослужащий, почти все время на службе и редко буду мозолить вам глаза. В пище непритязателен, ем все съедобное, кроме консервированной фасоли, терпеть ее не могу. Переведен в Н-ск недавно и еще плохо знаю город, как меня зовут, вы знаете, а фамилия моя Степанов.
— Вот те на! — воскликнула и засмеялась Света, — сюрпризы еще, оказывается, не кончились — и моя фамилия Степанова.
Настала очередь удивляться ему, только теперь он понял, почему так отнеслась к нему врач скорой помощи — фамилии-то у них одинаковые. Они еще долго и непринужденно болтали, удовлетворяя свой интерес, знакомились ближе в общении, и он предложил ей остаться ночевать у него, показал ей ее комнату, где она может расположиться.
Света, покраснев, согласилась — чего уж там, в свое время предлагала большее, стыдно сейчас отказаться от вежливой малости.
— Пора ложиться спать, Света, мне завтра рано вставать, служба… Ты сходи к себе, принеси что-нибудь из одежды, зубную щетку, все, что потребуется. Вот тебе ключи, где лежат деньги — я тебе объяснил, возьмешь завтра, сколько потребуется. Я приму душ и в постель, завтра будить тебя не буду, рано уйду, позвоню позже с работы.
У Светланы прокатилась внутри теплая волна нежности и благодарности к Степанову — такое доверие дорого стоило. Подспудно стучалась мыслишка, а вдруг опять какая-нибудь уловка, но она отогнала ее — предлагала себя: не взял, что еще с меня взять?
Стоя под душем, Степанов надеялся, что не ошибся в соседке, и она не окажется пройдохой, завтра его сотрудники проверят всю ее подноготную — иначе нельзя, он не может жить в одной квартире с компрометирующей его женщиной. Пусть она домработница, а не близкий человек, все равно нельзя.
Ему вдруг захотелось, чтобы она пришла к нему в спальню, внутри забились мужские гормоны, давно не находившие выхода, перед глазами замаячили ее красивые ноги. Усилием воли или контрастным душем, но он подавил желание, выключил воду, вытерся и, накинув халат, вышел.
Света уже была в легком ситцевом домашнем халатике, подчеркивающим ее стройную фигурку, соски грудей выделялись шишечками, а оголенные до верхней трети ноги заставляли дыхание становиться глубже. Он понял, что вскоре низ его живота оттопырится и сделать в этой ситуации он ничего не сможет другого, как быстро уйти. Пожелав спокойной ночи, Степанов закрыл за собой дверь и вскоре услышал журчание воды — душ принимала она.
Плюхнувшись в постель, он постарался уснуть, но образ вставал перед глазами, словно в отрочестве, «натягивая палатку». Такого с ним не происходило давно, желание будоражило плоть, но он твердо решил не ходить к ней. Степанов постарался переключить мысли на работу, но вместо этого понял, что не сможет этого сделать. Он слышал, как она вышла из ванной, и ощущал, что ее флюиды зовут его. «Надо вызвать машину и уехать на работу. Нет, зачем отвлекать сотрудников».
Он вздрогнул от прикосновения ее руки, словно его пронзило электрическим током и, не думая, с жаром притянул ее к себе…
* * *
Никифоров кое-как дождался окончания рапорта, его не интересовали сводки происшествий по городу, объявления и наставления руководителей. Его тревожила одна мысль — сумели ли девочки соблазнить Михайлова и записать все на пленку. За их работу он получал солидный куш и отказываться от него не хотел, уже подсчитав, что получит чистыми 29 тысяч долларов — якобы он отдаст проституткам по 5 штук, а его гонорар должен быть в 2 раза выше. Чабрецов не станет перепроверять, сколько он заплатил на самом деле, высокомерие ФСБэшника не позволит ему сделать это. «Лопух кичливый», — подумал он, спеша на условленную встречу.
Поднявшись в номер, он постучал один раз, второй и забарабанил почти непрерывно. Внутри противно заныло — неужели обманули, сучки, разыграли его. Лоб покрылся холодной испариной — его денежки уплывали.
— Кто?
Сонный голос из-за двери успокоил его.
— Это я, Леночка, я, — заторопился он с ответом, словно боясь, что ему не откроют.
— Кто, я? — переспросила она сонно.
— Да я же, Петя, мы договорились с тобой, — снова заволновался он.
За дверями какое-то время, видимо, обдумывали услышанное, наконец, щелкнул замок и он увидел заспанную Елену.
— Какого хрена в такую рань приперся? — недовольно пробурчала она, пропуская его в номер, — сперма в горле булькает? Ложись, счас обслужим.
Она ушла в ванную комнату, а ее подружка так и не оторвала головы от подушки. Последнее время они работали вдвоем, так было безопаснее, а деньги те же. Многим мужчинам нравилось общаться с двумя сразу, попробовав, они становились их постоянными клиентами.
Вскоре Лена вышла из ванной, и Никифоров завел разговор, сейчас деньги интересовали его больше секса.
— Как дела Ленчик, в норме? — она кивнула, — а спор наш?
Он ничего не мог с собой поделать, очень хотелось, не терпелось узнать — смогли ли девочки соблазнить академика и записать все на пленку, без нее все теряло смысл.
— Успокойся, петушок, не кукарекай, — презрительно бросила она, — все в порядке, покажем тебе сейчас пленку, но денежки гони вперед.
Он торопливо отсчитал 500 долларов.
— Не-ет, дорогуша, мы так не договаривались — каждой по 500.
Никифоров отсчитал еще 500 долларов и прильнул к зрачку кинокамеры, чувствуя, как разжигается сам, глядя на оргии. Но желание заполучить денежки пересилило, на них он сможет оторваться по полной программе много и много раз. Облизнув пересохшие губы, он умоляюще попросил, вытаскивая кассету из кинокамеры:
— Леночка, подари мне эту кассетку, будь другом.
— Ага, щас, размечтался…
Он убрал кассету в карман.
— Я вам за нее по 100 баксов отстегну.
— Чего-о-о? Гони назад, — возмутилась Лена.
Таня спрыгнула с кровати и встала у двери, закрывая отход своим телом. Но Никифоров тоже не собирался отдавать пленку: — «Не смогу выкупить, заберу силой», — решил он.
— Хорошо, девочки, дам по 200 баксов — хорошая цена за пленку стоимостью 30 рублей.