У Варфоломея не было ответа на эти вопросы. Но он видел, что тема очень волнует Амадея. В уголках его рта пузырилась слюна.
– А ты в курсе, сколько всего представлений об Аде? Некоторые считают, что Ад состоит из каких-то кругов. Другие думают, что там жарко. Но тут же находятся те, кто считает, что там жутко холодно. А самое главное, люди уверены, что мы обязаны обеспечить всем места в Аду на основании их представлений! Прикинь, заявочка? Люди вообще уверены, что они – центр мироздания и им все поголовно должны.
Варфоломей слушал внимательно. Его удивило, что о родине ходят такие странные легенды.
– Но больше всего меня бесит другое! Они считают, что черти – это вредоносные твари, которые только и делают, что зло творят.
Неожиданно Амадей выскочил из комнаты.
Варфоломей заглянул в пакеты, достал джинсы и с сомнением принялся их рассматривать. Затем извлек рубашки, футболки, несколько пар носков и трусы. В другом пакете обнаружилась коробка с замшевыми ботинками. Непрактично для московской изменчивой погоды, но зато красиво.
Амадей вернулся с планшетом:
– Вот, слушай! Так-так-так… Новости, значит. Ага! Вот оно! Трое молодых людей из ЮАР пытались вступить в интимную связь с самкой крокодила, чтобы избавиться от импотенции, и были разорваны ее сородичами. Ты думаешь, это какому-то черту в голову пришла такая идея? Нет. Все сами. Вот у меня тут подборочка сохранена, ознакомься…
Варфоломей взял планшет и принялся листать различные сводки криминальных новостей, исторические факты о войнах, статьи о маньяках всяких мастей. У Амадея все было свалено в кучу: глобальные события и совершенно незначительные, даже мелкие. Попадались фотографии.
Через пятнадцать минут просмотра у Варфоломея зашевелилась шерсть на всем теле.
– Скажу тебе честно, чтобы это все устроить, помощь чертей им не требуется. Люди зло сами творят прекрасно, как и добро, – заявил черт. – Но, как говорится, черт с ними, с людьми. Тебе нужно привыкнуть к одежде.
Глава 4
Персонажи рождались в адских муках. Режиссер менял замыслы и искал… Его глаза, серые, словно мокрая морская галька, но на самом деле холодные и пустые, смотрели с недовольством на весь белый свет. Странно, что шея не собралась гармошкой, так часто он мотал головой: «нет-нет».
Ева нарисовала девяносто семь вариантов кроликов.
«Глазки такие, ах нет, чуть более раскосые».
«Больше драмы во взгляде».
Вы когда-нибудь подбирали оптимальный угол наклона кроличьих ушей? А Еве пришлось. Она уже сама чувствовала себя немного крольчихой: произвести на свет столько ушастых. Кролики начали являться к ней во снах и зло смотрели знакомыми серыми, словно морская галька, глазками.
Арсений некрасиво орал матом и устраивал истерики. Раньше, по наивности своей, Ева считала, что создание персонажей для мультфильмов – довольно приятное и веселое занятие, но Арсений выдавливал любую радость, выкручивал творческие порывы и вгонял в тоску бесчисленными комментариями и придирками.
– Как можно быть такими недоумками? Я же ясно выразился… Нет, с вами невозможно работать, мне нужно выпить бокал вина…
Он смахнул на пол Евины эскизы и торопливо покинул студию, хлопнув дверью. Графики и волшебники, отвечающие за анимацию, тоже получившие сегодня за «бездарность», в молчании разбредались кто куда. «Бокал вина» обычно растягивался часа на два-три.
Ева разозлилась, внутри все кипело. Арсений так быстро унесся, что она не успела высказать все, что о нем думает. А сказать хотелось многое. Тем более что за две недели совместной работы…
Ева бросилась вдогонку. Сейчас она ему покажет! Хотелось настигнуть наглеца и надавать ему… по режиссерской гордости. В тот момент ей было плевать на последствия. Еще немного – и из глаз посыпались бы искры.
Она почти бегом добралась до небольшого бара напротив студии. Именно там Арсений предпочитал лечить расшатанные нервы. Правда, когда Ева толкнула стеклянные двери и обвела горящим взором уютный зальчик, ее ждало разочарование: режиссера не было. Ева несколько раз глубоко вздохнула и уселась за стойку, твердо решив, что кроликов на сегодня хватит и в студию она не вернется.
– Бокал белого вина, пожалуйста, – голос слегка вибрировал от ярости, которая так и не нашла выхода.
Бармен кивнул и красивым отточенным движением налил бледно-золотое вино. Ева поудобнее устроилась на высоком табурете и постаралась обрести контроль над собственными эмоциями.
Говорят, чтобы избавиться от гнева, обиды или злости, нужно представить их в виде гнилой луковицы. Такой склизкой, вонючей луковицы… Ева прикрыла глаза. Образ получился ярким. Если обида – или луковица – останется при тебе, ты продолжаешь ее таскать, а она воняет и портит твою сумку или карман.
Ева представила свою чудесную сумку из мягкой кожи цвета топленого молока, с удобными кармашками и подкладкой благородного бирюзового цвета. Мысленно она швырнула луковицу прямо в лицо Арсению. Да пошел он со своими кроликами! С нее хватит. От этого решения стало легко. Ну, не заплатят за работу. Бывает! Переживет. А пока – никаких мультипликаторов.
Она пригубила белого вина.
– Простите, Ева?
На соседний табурет опустился высокий темноволосый мужчина в легком плаще нараспашку.
– Да.
Ева машинально улыбнулась и повертела бокал в руках.
– Вячеслав Поплавский, сценарист, писатель, литератор и немного актер, – он продемонстрировал в улыбке тридцать три крупных белых зуба. – Я видел ваших кроликов, ужасно хотел с вами познакомиться… Могу я вас угостить?
Ева поколебалась секунду.
– Почему бы и нет!
Вячеслав Поплавский, сценарист, писатель, литератор и немного актер, производил весьма приятное первое впечатление. Они выпили еще по бокалу вина, поговорили о разной, ничего не значащей чепухе, нашли нескольких общих дальних знакомых, и Вячеслав вызвался проводить Еву до метро.
Через несколько минут после того, как они расстались, она получила уведомление на «Фейсбук» о том, что Вячеслав Поплавский «хочет добавить вас в друзья». Ева приняла его предложение, и в мессенджер тут же пришло сообщение:
«Приятно познакомиться с Вами, Ева. Давайте как-нибудь встретимся?»
«Спасибо за компанию, Вячеслав. Мне тоже было приятно», – быстро напечатала Ева.
Потом ей прилетел смайлик с улыбочкой.
* * *
У Евы было свидание. Вячеслав пригласил ее на кофе. Всю неделю он слал милые сообщения и свои фотографии. Нет-нет, ничего неприличного. Вполне обычные фотографии. Но это было довольно странно. Вот спрашивает «Как дела?» и через секунду присылает фото. Например, висит на турнике, или кормит уток в парке, или просто стоит на улице и смотрит вдаль.
Ева не посылала своих фотографий в ответ.
Еще Вячеслав очень быстро печатал. Некоторые сообщения напоминали простыни и были длиннющими. В них он излагал свои взгляды на жизнь, а иногда писал, какая Ева замечательная, умная и талантливая.
Это она тоже считала довольно странным, поскольку, не обладая скоростью печати Вячеслава, отвечала не очень развернуто. На его фоне ответы в одно-два предложения выглядели даже скупо, поэтому как он умудрился сделать такие далеко идущие выводы, оставалось загадкой. Но кому же неприятно, когда делают комплименты?
Так что когда Вячеслав предложил встретиться, Ева согласилась, хотя и решила не загадывать. И еще очень хотелось отношений.
Вячеслав не опоздал, ждал в условленном месте. Прохаживался рядом с Пушкиным с элегантной белой розой в руках. Плащ снова распахнут, на шее свободным кольцом повязан легкий шарф.
Заметив Еву, он подошел и снова широко улыбнулся. Она не успела опомниться, как он поцеловал ее в щеку и подхватил под руку, увлекая гулять по улицам Москвы.
Они пошли в сторону Столешникова.
– Какой прекрасный день…
В общем-то, нормальное начало разговора.
Ева открыла рот, чтобы подтвердить, что «да, действительно, погода чудесная», но Вячеслав не дал ей этого шанса. Он продолжил говорить и не останавливался до того момента, как они расстались.
Для начала он сообщил, что его фамилия – Поплавский – польская.
«Ну мало ли, – подумала Ева, – человек гордится своими корнями, это очень даже хорошо».
Потом он склонил голову и тряхнул волосами.
– Знаете, Ева, я давно не пишу…
Тут Ева поняла, что от нее требуется задать вопрос.
– А почему?
– Понимаете, я не похож на других. Слишком отличаюсь. Я говорю это вам, Ева, потому что вы, как мне кажется, способны меня услышать и понять.
«Вот блин!» – подумала Ева.
Дальше начался подробный рассказ о трудностях Вячеслава, о том, что издатели хотят убить высокую, большую литературу, поэтому не рассматривают его рукописи, о том, что продюсеры хотят наживы, поэтому не рассматривают его гениальные синопсисы к фильмам… Потом последовала тирада, что общество свалилось в дикое потребление. Поплавский плавно перешел на то, что на работе его начальник только и занят тем, что чинит ему препятствия, завидует очевидному успеху. Плавно выяснилось, что он работает официантом.
Вячеслав распалялся все больше и больше. От неуемного хвастовства он скатывался в душевные терзания, которые описывал с таким же наслаждением, с каким заправский ипохондрик жалуется на свои болезни.
Ева невольно вспомнила Дениса. Тот как раз был ипохондриком. С ним она выдержала месяц…
Вячеслав перемежал рассказ цитатами из пабликов «ВКонтакте» для тех, кто хочет выглядеть интеллектуалом. Ко всему прочему он разбирался в джазе, а это уже служило тревожным звоночком. Не то чтобы сам джаз являлся большой проблемой, но… тем не менее. Как говорится, «осадочек остался».
Ева глубоко вздохнула. Она пыталась поддержать разговор, но потом сдалась и перестала: собеседнику это не требовалось. Он любовался собой, распушив хвост, как павлин.
– Знаете, Ева, я сразу понял: вы удивительно умная и чуткая. Я ценю в женщинах проявление ума.
Ева подавила желание закатить глаза. «Проявление ума»… Видно, по мнению Вячеслава, оно выражалось в молчании.
Вячеслав продолжил:
– Вы знаете, я эмпат. И мне не составляет никакого труда нравиться женщинам. В каком-то смысле я воплощение женской мечты…
Он скривил губы и горько усмехнулся. Вид был такой, словно он несет на своих плечах все бремя женских «мечт».
Признание оказалось в равной мере абсурдным и неожиданным. Ева начала злиться, подозревая, что Андрей с перекосом на джаз был совсем неплох.
– Я считаю, что женщина должна быть мягкой, интересной. Ее должно хотеться прижать к себе и накормить завтраком, вдыхать запах рассвета с ее волос…
Ева не знала, как пахнет рассвет на волосах. Зато мысль, что Вячеслав будет ее прижимать и нюхать, вызвала отвращение. Еще с полчаса она продолжала слушать, какими качествами должна обладать женщина.
Список получался внушительным, и с некоторым облегчением Ева поняла, что здорово недотягивает до идеала. Она попыталась найти паузу в нескончаемом потоке, чтобы вежливо проинформировать оратора о своем уходе, хотя вариант «резко развернуться и убежать» уже казался ей идеальным.
Вячеслав втянул ее в одну из маленьких уютных кофеен, где не преминул продемонстрировать, что разбирается в сортах кофе. Стало казаться, что он еще и чревовещатель, потому что ни горячий напиток, ни пирожное не прерывали словесный поток ни на секунду.
Неожиданно для себя Ева развеселилась.
– Вы, сказали, что вы эмпат. Так, может, угадаете, чего я сейчас хочу?
Она улыбалась, а сама думала: «Помолчи хоть пять минут, а потом мы с тобой распрощаемся…»
Он нахмурил лоб, пристально посмотрел на Еву, взял ее за руку, и…
– Я прочту вам свои стихи…
И начал душить своими стихами, как ласка душит курицу.
Ева не считала себя знатоком поэзии. Она любила Бродского, Евтушенко, некоторых поэтов Серебряного века, но ей вполне хватало читательского опыта, чтобы понять, где стихи, а где не очень. Вячеслав был увлеченным стихоплетом. Он уже успел прочесть пять штук виршей.
У Евы начала болеть голова. Она принялась рыться в сумке в поисках кошелька.
– Извините, Вячеслав, но мне пора, – твердо сказала она. – Мне надо… просто мне надо…
Со свидания Ева убегала стремительной рысцой, чуть не подпрыгивая от радости.
* * *
Водитель Семен остановил машину. Мелкий дождик превратился в самый настоящий ливень. Варфоломей с Амадеем вышли, торопливо забрали вещи из багажника и поспешили в подъезд. Погода была самая гнусная.
Они молча поднялись на лифте на пятый этаж, так же молча вошли в квартиру. На взгляд Варфоломея это была маленькая коробка. На стенах радовали глаз обои в веселенький цветочек.
– Так… Как подключиться к вай-фай, я тебе объяснил, – деловито начал Амадей. – Мебель выбери сам. Ну там, в «ИКЕА» съезди… Это интересно. Тут можешь делать что хочешь. У меня в этом доме еще одна квартира есть, но ее демоны снимают. Представляешь, платят за весь месяц, а появляются только на два дня. Но такое творят! После них придется серьезный ремонт делать. Даже подоконники сломали. Грызут, что ли? И не выгонишь их так просто… Ну да ладно.
Амадей на секунду задумался.
Варфоломей выглянул в окно. Двор был как две капли воды похож на тот, в котором он впервые появился в этом мире.
– Соседи тут приличные. Относительно. – Амадей расхваливал жилплощадь, как заправский агент по недвижимости. – Платить за воду, свет и газ удобнее через приложение и интернет-банк. Но это мы с тобой тоже обсуждали. Так… Планшетом и смартфоном ты уже пользуешься на уровне.
Неожиданно Амадей обнял Варфоломея:
– Если что, брат-черт, ты заезжай или звони. Самовар поставим. Вера плюшек напечет. На «Фейсбуке» и во «ВКонтакте» профиль заведешь – меня в друзья добавь обязательно. Ну, я побежал.
– Больше никаких инструкций не будет?
Варфоломей испытал странную внутреннюю дрожь.
Амадей замялся.
– Ну… – промямлил он, – живи. Делать можно все, что делают люди.
Он вложил в руку Варфоломею ключи и ретировался. Хлопнула входная дверь. Наступила гулкая тишина.
Варфоломей не мог поверить в происходящее. Он прибыл в новый мир, и теперь полностью предоставлен самому себе. Его никто не контролировал. Никто не говорил, что делать… Сначала он растерялся, даже разозлился. Потом почувствовал страх и пустоту.
Но затем черт стиснул зубы и… решил попробовать выполнить инструкции Амадея: просто пожить. Отдохнуть. В Аду ходила масса шуток о том, как провести отпуск в Раю. Так вот, чем этот новый мир – не Рай?
Варфоломей втянул московский воздух. Амадей сказал, что он может делать все? Черт улыбнулся и избавился от одежды. Решил, что дома будет ходить в первозданном виде.
В ванной над раковиной обнаружилось небольшое зеркало. Вера Сергеевна и Амадей долго колдовали над рогами Варфоломея, и теперь, чтобы их увидеть, ему приходилось сильно напрягать зрение. Хвост трогать не стали, хотя сначала Амадей собирался. Он буквально взялся за нож, утверждая, что «эту всю хирургию знает и вообще на войне резал налево и направо». Вера была непреклонна, решительно встала на защиту хвоста Варфоломея и сказала, что у некоторых людей хвосты растут, мол, «нечего красоты его лишать». Знатный скандал получился. Звучало грозное слово «рудимент».
Насмотревшись на собственное отражение, Варфоломей вернулся в комнату и решительно взялся за планшет. Информации в этом мире было много.
Входная дверь распахнулась – это вернулся Амадей.
– Забыл сказать. Магия, колдовство… ну, и наши специальные особенности и умения… Можешь пользоваться, но аккуратно. Если что – всегда можно отбрехаться. Люди деньги из воздуха получают. Про биржи как-нибудь с тобой поговорим. И да, дверь лучше закрывать. А то мало ли…
* * *
Ева посмотрела на экран телефона. Пришло уведомление из банка. Редакция журнала перевела гонорар за иллюстрации для обложки. Приятно! Хотя и прошло несколько месяцев.
За окном бушевала буря. Ветер хлестал кусты, дождь лил стеной. По небу неслись темные клочья облаков. Опершись на подоконник, она лениво наблюдала за тем, как двое мужчин вытащили из багажника огромного джипа коробки и почти бегом бросились в подъезд.