Пролог.
Тем, кто принял этот бой
Чья жизнь была игрой без правил.
Тем, кто в небо взяв разгон
Судьбу свою на кон поставил.
(с) Louna, “Штурмуя небеса”
Красива Северная Столица* Великой Империи - ох, до чего ж красива! Многие поколения зодчих приложили руки и вложили душу в это великолепие. Более всех постарались, конечно же, ханьцы, испокон веков проживавшие на землях Поднебесной, но не отстали и русские каменных и иных дел мастера, да и многие другие. И подданные Великих Императоров, и гости, пришедшие в Пекин в поисках лучшей доли, признания или просто звонкой монеты. Со всех концов Евразийского континента - потому как не было такого места на суше или на море, куда не достигала слава стольного города многонационального сверхгосударства.
[*Слово “Пекин” сложносоставное и переводится как “столица-на -севере”. Кстати говоря, “Токио” переводится как “столица-на-востоке”.]
Но было одно место в самом Пекине, словно храм в храме для зодчих и камнетёсов, инженеров и каменщиков, художников и скульпторов, куда каждый нашедший работу в самом городе мечтал попасть. Святое в святом, великое в великом, сакральное в сакральном - Запретный Город. Резиденция Императора, недоступная для простых смертных, да и для многих непростых - тоже. Надо было привести за собой многотысячную армию, да ещё и в период очередной смуты в Поднебесной, чтобы попасть туда без приглашения - как сделали великий Чингизхан и ещё более великий Иван Пятый Рюрикович. Последнему удалось то, что не удалось воинственным монголам и даже самим китайским правителям: превратить гигантский дворцовый комплекс в уютный и надёжный дом династии Рюриковичей.
Шли века, пределы Великой Империи неуклонно и последовательно раздвигались, включая в дружную семью всё новые народы, даже фамилия правящей семьи переплавилась в жарком горниле времени, но ни разу Запретный Город не предал своих хозяев. Воины и жрецы, монахи и дипломаты, советники и прислуга - все, до последнего дворника готовы были не только служить в своей профессиональной сфере, но и в любой момент отдать жизнь за своих властителей. Разумеется, это было заслугой не только божьего промысла, но и скромных неприметных людей, что жили и работали в одном из зданий недалеко от покоев императорской семьи. Согласно раз и навсегда утверждённому порядку, в доме том всегда красили внешние стены жизнеутверждающей, небесного оттенка лазурной краской…
Время безжалостно. Подтачивает и рушит всё, даже незыблемые на взгляд смертных горы не могут противиться его воле. Только человеческие руки могут остановить, повернуть вспять разрушения - противопоставить созидание неумолимым законам природы. Но человек сам подвержен этим законам - если оступится, кто поддержит его самого? На рубеже последнего в тысячелетии века пала абсолютная монархия. Не стали Рюриковы-Хе Мин жадно вцепляться в свои привилегии - наоборот, Император протянул своему народу открытую ладонь, предложив взять причитающееся по праву, но до времени сберегаемое в руках императорской семьи. Власть. А Наместнику, потомку самого первого Наместника Петра Великого Николаю, отдал последний приказ в качестве единоличного хозяина всех имперских земель: сформировать переходное правительство, что эту власть способно принять, и выбрать затем новый, более эффективный государственный строй.
Если спросить любого русского, ханьца, монгола, казаха - да кого угодно из числа живущих ныне на имперской земле и пребывающих в совершеннолетнем возрасте, о личности последнего Романова, можно услышать много разных слов, многие из которых отнюдь не будут цензурными. “Разрушил всё, что создал великий предок” - одно из самых мягких высказываний. В школьном учебнике истории говорится немного иначе: “оказался на острие социально-неизбежных событий эпохи перемен и принял их удар на себя”. Но любой адепт Пути, особенно Первого, скажет - принять удар можно ой как по-разному! Последний Наместник принял удар, да - деваться было некуда - и не удержал его.
Может, и не случилось бы в стране хаоса: имперские источники того времени говорят - всё шло к тому, что вышло бы государство из неизбежной трансформации в полных своих границах, а то и опять приросло бы землями, ибо “трясло” в ту пору не только гиганта, но и “пигмеев” Евразии. Вот пигмеи и решили укрепиться (пока сами ещё целы), ну и поживиться, разумеется, за счёт ослабевшего колосса… Теперь европейские “знатоки старины” часто говорят: поторопились предки. Нельзя было рвать ещё живого дракона: умершего да чуть протухшего и жевать было бы сподручнее. А так сами сунули себя в его пасть: переваривающему самого себя в агонии чудовищу только и стоило, что шевельнуть пару раз челюстями и сглотнуть. Результат оказался немного предсказуем: если ты по сравнению с монстром, как мышь рядом с горой - сколько не бей гору, толку - чуть. Хоть рудник в ней выкопай, хоть флаг в макушку воткни - каменному массиву ни жарко, ни холодно. А вызовешь обвал - горе урон, конечно, но тебя самого вообще насмерть засыплет.
Нельзя сказать, что тридцать лет Великой Мировой Войны оказались для Империи сущим благом: миллионы смертей, целое поколение, родившееся и выросшее, чтобы уйти на фронт в полном составе. Однако, по итогам страна смогла пережить потери и извлечь уроки. Более никто, от самовластного потомственного боярина и до нищего бездомного бродячего монаха-даоса не сомневался: без единого лидера государству никак нельзя. Как не может быть двух капитанов на корабле, так и у имперской мультинации не может быть более одного вождя! Другое дело, что не может один человек отвечать сразу за всё и за всех, пока не случится большой беды, когда надо собрать все силы под единым началом. Ну или выражаясь языком законотворцев, в Великой Империи всенародным выбором была утверждена Конституционная Монархия.
Семьдесят лет креп исцелившийся в битве Дракон, а на обломках Европы уцелевшие в войне страны пытались затянуть полученные раны, с тоской вспоминая прошлое величие и амбиции. Выжженная, набитая смертоносным металлом и костьми павших, не раз и не два в прямом смысле перепаханная снарядами и магически инициированными катаклизмами земля от границ Московской губернии и Петрограда до западных пределов Священной Римской Империи вновь зазеленела и стала родить хлеб. Могучее оружие, использующее принцип распада и синтеза материи, казалось, навсегда поставило точку в новых глобальных конфликтах. Не капризная магия, не доблесть сжимающих в руках оружия солдат стала гарантом мира, а страх взаимного и бессмысленного гарантированного уничтожения. Мнилось, что каждый из окончательно сформировавшихся по итогам войны конгломератов - Западный Мир во главе с Соединёнными Штатами Америки и Мир Восточный, велико-имперский - пойдёт своим путём, лишь изредка поглядывая на соседа на предмет перенять нечто наиболее удачное из найденных научно-технических или культурных решений…
М-да. Законы истории - неумолимы и, видимо, в какой-то степени объективны. Эпоха стабильности и неизбежного застоя сменяется эпохой перемен, причём раскачивают ту лодку те же, кто, казалось бы, крепит государственную стабильность и благополучие людское. Развитие науки и техники порождает новые средства производства, их используют для получения прибыли купцы и промышленники, непроизвольно меняя этим само общество. И, пока на планете есть сосед, который может обойти тебя в этой невидимой простому человеку гонке, нельзя просто взять и запретить прогресс, раз и навсегда закрепив наиболее удобное состояние всего. А, значит, с этим соседом придётся рано или поздно что-то решать… Или попытаться, смирившись с неизбежными потрясениями в будущем, поменять само игровое поле. Но какой же “здравомыслящий политик” выберет вместо простого и надёжного опасный и прогрессивный вариант?
Петроград, остров Васильевский, Казённые Хоромы Канцелярии Наместника*, Флигель номер Один, кабинет Его Высокопревосходительства Премьер-Министра Великой Империи.
Полночь.
Во времена оны кабинет, в котором за столом сидели и, на первый взгляд, непринуждённо пили чай двое немолодых мужчин, считался образчиком скромности, и даже больше того - сурового аскетизма. Почти не украшенные золочёной насечкой мраморные стены, минимум лепнины на потолке (то есть только карнизы по периметру и в центре потолка вокруг люстры), никаких статуй, зеркало - и то одно! Паркет всего из трёх сортов дерева, складывающийся в простенький геометрический рисунок и - немыслимо! - ни одной мозаики. Единственным послаблением владельцев кабинету были ковры да подставки для старинного оружия у одной из свободных стен. Считалось, что наследник Наместника, после совершеннолетия проживающий в Первом Флигеле, чрез самоограничения проникается духом предстоящей ему работы - беречь вверенные ему земли от врага внешнего и внутреннего…
[*Привилегированный закрытый квартал для государственных служащих самого высокого ранга, историческое название сохранено. Недвижимость принадлежит государству и является памятником культуры и архитектуры, но при этом продолжает исполнять фактически те же функции, что и последние три сотни лет. В основном используется как “квартиры на рабочую неделю” - выходные чиновники стараются проводить в своих загородных поместьях и домах.]
Впрочем, оружие вместе с подставками вот уже сто лет как украшало экспозицию Свадебных Палат*, а его место занимала огромная карта Империи, вовсе не старинная, а самая что ни на есть современная, отражающая актуальную информацию об административном делении и прочие, часто необходимые в работе Его Высокопревосходительства, сведения. Конечно, в кабинете были компьютеры - и стационарный, и удобный планшетный, но - сильна Великая Империя традициями! Тем более, иногда действительно удобнее было воспользоваться большой и приятно-материальной картой. Для понимания масштаба событий, например. И именно на ней сейчас были сосредоточены взгляды засидевшихся полуночников - самого премьер-министра, и его дорогого, в прямом и переносном смысле этого слова, гостя. Точнее, на одной точке. На городе Пекин.
[*В нашем мире первый Зимний Дворец, построенный для Петра Первого, носил именно такое название.]
- Так, - нарочито-медленно поставил тонкостенную, драгоценную чайную чашку из почти прозрачного “костяного” фарфора на блюдце хозяин дома, - мне позвать охрану или пристрелить тебя лично?
Слова первого человека Империи с делом не расходились - отчётливый металлический щелчок лучше всяких интонаций показал: не шутка. Его Превосходительство, как это часто бывает с профессиональными политиками, не смог высоко подняться по стезе Путей, но стрелял из табельного пистолета, положенного любому государственному чиновнику, отменно. В чём мог убедится любой, придя на ежегодную переаттестацию госслужащих*.
[*В Древнем Китае в период его расцвета чиновником мог стать даже ребёнок голоногого крестьянина - удивительная демократичность по тем временам. Однако экзамены были далеко не каждому по плечу и требовали кропотливой подготовки: нужно было знать наизусть законы Поднебесной и труды философов, обладать безупречной каллиграфией и литературным слогом. А так же… уверенно держаться на быстро скачущей лошади и без промаха стрелять из лука!]
- Хочу, как и другие неравнодушные люди нашей страны, предотвратить гражданскую войну, - а вот второй мужчина с чашкой расставаться не спешил: отпивал просвечивающий и исходящий паром напиток из произведения искусства, прикидывающегося чашкой, и, казалось, совершенно не тяготился стволом в руке визави. - Заряд боеголовки подобран так, что волна разрушения затронет только пределы Запретного Города. В Северной Столице даже стёкла не пострадают, и фон не поднимется выше допустимого. Зато одним ударом накроем и верхушку антигосударственного заговора, и самые боеспособные соединения, однозначно преданные Юрию, и основную массу самых опасных вербовщиков и провокаторов.
- Ты сошёл с ума. Вы все там сошли с ума, - констатировал премьер, опуская было поднятый пистолет (что вовремя выстрелить ему отнюдь не помешало бы) и командуя в интерком резким, уверенным голосом: - Охрану в Малый кабинет!
Двери комнаты распахнулись меньше чем через десять секунд - но напрасно хозяин дома ждал от уже бывшего друга какой-то выходки: вотще, тот продолжал смаковать напиток, будто не он в гостях у министра, а наоборот. И с появлением новых действующих лиц стало понятно, почему.
- Алхимия, мой друг. Наука, знаешь ли, не стоит на месте: раз можно делать новые композиты и топлива для стратосферных истребителей, то можно делать и “программируемые” газы. Ну а выпустить смесь по заранее заданному таймеру, дабы твой Мастер Духа его не почувствовал - вообще детский лепет, - собеседник премьера демонстративно поменял позу и наконец-то оторвался от чая. - Кстати, тебе по-прежнему абсолютно ничего не угрожает, и семье тоже. Полчаса - и все проснутся. Даже если ты нас всех сейчас убьешь. Однако наше предложение всё ещё в силе - без всяких условий, повторяю ещё раз.
И представитель “партии консерваторов” кивнул на “атомный чемоданчик”, пристёгнутый к руке находящегося в беспамятстве помощника Его Превосходительства. “Помощника”, точнее, охранника-телохранителя - по сути дела, как и второго спеца по физической защите, Мастера Первого Пути, аккуратно, можно сказать бережно, внесли в Малый Кабинет Его Превосходительства дюжие молодчики в бесформенных чёрных балахонах.
Что есть честь, и что есть бесчестие? Бесчестием ли считать то, что первый министр, внезапно оказавшийся в совершенно невозможной, как казалось ещё полминуты назад, ситуации, думал прежде всего не о вверенном ему народом государстве, а о своей семье? О нежно любимой, несмотря на тридцать лет брака, супруге, о третьей дочери, как раз утром приехавшей к отцу погостить на каникулах? Неведомый яд, столь сильный, что сумел поразить перестроенное тело Мастера-Воина, сумевший незаметно подобраться к ясновидящему Мастеру Духа, пугал политика, впервые в жизни оказавшегося в столь опасной ситуации, сильнее собственной смерти. Потому, после секунды ступора он не попытался в первую очередь поразить вроде как безоружных противников пулями, а подошёл и нащупал пульс на шее носителя стратегического “Пульта номер один”.
Пульс был, и совершенно нормальный - здорового, крепко спящего человека. Это открытие отрезвило, вновь заставило мужчину мыслить предельно рационально: бросаться к дверям и далее по коридору, проверять гостевые спальни он не стал. Не стал и доставать убранный мимоходом в карман “Макаров”. Всё также стоя на коленях над помощником-телохранителем, он, не поворачивая головы, коротко спросил:
- Зачем?
- За последнюю минуту ничего не изменилось, - не удержался от язвительности лично впущенный в дом “друг”: о, как сейчас сожалел Премьер-Министр о своей душевной слепоте - ведь действительно считал предателя близким человеком! - Тридцать тысяч жизней против полутора миллиардов. Начнётся сумятица - а она начнётся, Юрий не сдастся просто так - и жизнь каждого подданного в Империи будет в опасности…
- Хватит заговаривать мне зубы! - жёстко перебил оппонента хозяин дома, - Уверен, вам не хуже меня известно, что “Юаньжоу”* не даст нанести ядерный удар по собственной территории, если нет одновременного подтверждения целеуказания с трёх пультов**.
- Двух пультов, друг мой, двух. Ведь “Периметр” имеет собственное “право голоса” на равных с “оконечным устройством”. Достаточно убедить систему, и я бы не сказал, что это так уж невозможно…