На самом деле Клеманс просто хотела как можно дольше оставаться наедине с дочерью. Ей безумно нравилось проводить дни в ее обществе. А балетная школа имела одно неоспоримое преимущество перед детским садом: матерям разрешалось присутствовать на занятиях.
С восторженной гордостью следила она за пируэтами дочери. «Да у нее просто талант!» В сравнении с Плектрудой другие девочки казались ей гусынями.
После каждого урока дама-педагог неизменно подходила к Клеманс со словами:
– Ей обязательно нужно учиться танцу, у нее выдающиеся способности.
Клеманс приводила малышку домой, пересказывая ей по пути услышанные комплименты. Плектруда принимала их с благосклонностью истинной дивы.
– Ну что ж, значит, обойдемся без детского сада, – заключал Дени с веселым фатализмом подкаблучника.
Увы, приготовительного класса никак нельзя было избежать.
Когда в августе Дени собрался записывать Плектруду в школу, Клеманс запротестовала:
– Ей всего пять лет!
– В октябре будет шесть.
На сей раз он держался стойко. И первого сентября повез в школу не двоих, а всех троих детей.
Впрочем, младшая вовсе не отказывалась учиться. Наоборот, она очень гордилась тем, что надела школьный ранец. В результате у дверей школы разыгралась странная сцена: мать плакала, глядя вслед уходящей дочери.
Но Плектруда быстро разочаровалась. Уроки в школе совсем не походили на балетные занятия. Здесь нужно было не шевелясь сидеть за партой целыми часами. И слушать учительницу, которая говорила совершенно неинтересные вещи.
Потом была перемена. Плектруда устремилась во двор, чтобы попрыгать на воле, – ее бедные ножки затекли от долгой неподвижности.
Во дворе дети играли вместе: почти все они знали друг друга еще с детского сада. Они дружно болтали, и Плектруде захотелось узнать, о чем идет речь.
Она подошла и прислушалась. Шум стоял страшный, дети кричали все разом, так что невозможно было различить, кто о чем говорит: «А наша учительница… а мои каникулы… а эта Магали… а твои заколки… дай мне „малабарку“!.. Магали – моя подружка… молчи, сама дура!.. уй-юй-юуууй!.. у тебя нет „малабарок“?.. ну почему мы с Магали не в одном классе!.. отстань, мы с тобой больше не играем!.. вот скажу учительнице!.. эх ты, ябеда-корябеда!.. а нечего было толкаться!.. Магали меня любит больше, чем тебя… ну и дурацкие у тебя туфли!.. ой, кончааай!.. девчонки, хватит дурить!.. хорошо, что я не в твоем классе… а Магали…»
Плектруда в ужасе отошла подальше.
Затем снова пришлось слушать учительницу. И то, что она рассказывала, опять было неинтересно, хотя и более связно, чем шумная болтовня одноклассников. В общем, урок еще можно было стерпеть, если бы не запрет двигаться. К счастью, в классе имелось окно.
– Ну-ка, скажи… я тебя спрашиваю!
Услышав в пятый раз «я тебя спрашиваю» и смешки детей, Плектруда поняла, что обращаются именно к ней, и обвела присутствующих испуганными глазами.
– Туго же до тебя доходит! – заметила учительница.
Дети с любопытством пялились на Плектруду, как на застигнутую врасплох преступницу. Это было ужасное ощущение. Маленькая танцовщица никак не могла понять, в чем она провинилась.
– Изволь смотреть на меня, а не в окно! – приказала учительница.
На это нечего было ответить, и она смолчала.
– Нужно сказать: «Да, мадам»!
– Да, мадам.
– Как тебя зовут? – спросила учительница с таким видом, словно грозила: «Ты у меня станешь шелковой!»
– Плектруда.
– Как-как?
– Плектруда, – звонко повторила девочка.
Дети были еще слишком малы, чтобы оценить всю оригинальность этого имени. Зато учительница вытаращила глаза, сверилась с классным журналом и объявила:
– Ну, если ты вздумала привлечь к себе внимание, тебе это удалось.
Как будто Плектруда сама выбрала себе это имя.
Малышка подумала: «Ничего себе! Уж если здесь кто и хочет привлечь к себе внимание, так это она. Не зря же она злобствует, когда на нее не смотрят! Хочет, чтобы все ею любовались, а чем там любоваться-то!»
Однако учительница была главнее, и Плектруде пришлось покориться. Она уставилась на женщину своими огромными немигающими глазами. Той стало не по себе, но протестовать она не осмелилась, дабы не опровергнуть собственный приказ.
Но самое ужасное случилось во время обеда. Учеников привели в просторную столовую, где царили два весьма характерных запаха – детской рвоты и хлорки.
Детям полагалось рассаживаться по десять человек. Плектруда не знала, куда идти, и зажмурилась, чтобы избежать выбора. Толпа подхватила ее и вынесла к столу с незнакомыми соседями.
Подавальщицы стали разносить блюда с какой-то непонятной едой мутного цвета. Испуганная Плектруда никак не могла решиться положить себе эту странную снедь. Тогда ее обслужили, не спрашивая, и перед ней очутилась полная миска зеленоватой бурды, усеянной крошечными кусочками коричневого мяса.
Плектруда тоскливо спрашивала себя, за что ее постигла столь жестокая участь. До сих пор обед был для нее волшебным празднеством, где она сидела в мерцании свечей, надежно защищенная от внешнего мира красными бархатными портьерами, и где ее красивая мама в царственном одеянии под звуки неземной музыки подносила ей пирожные и кремы, которые даже не обязательно было есть.
Здесь же, в этом убогом помещении, где так странно пахло, где гулкое эхо повторяло крики противных, грязных мальчишек и девчонок, ей шлепнули в миску порцию зеленого пюре, предупредив, что она не уйдет из столовой, пока не съест все до конца.
Возмущенная несправедливостью судьбы, Плектруда все же решила смириться и очистить миску. Это была настоящая пытка. Малышка давилась, с трудом глотая пищу. Едва она одолела половину, как ее вырвало прямо в миску, и тут ей стало ясно, отчего в столовой так пахнет.
– Фу, насвинячила! – закричали ей соседи по столу.
Одна из подавальщиц со вздохом унесла миску.
Слава богу, в тот день ее больше не заставляли есть.
После этого кошмара Плектруде опять пришлось слушать учительницу, которая безуспешно старалась обратить на себя всеобщее внимание. Она выписывала на черной доске неведомые, сцепленные между собой закорючки, которые даже и красивыми-то назвать было нельзя.
В половине пятого Плектруде наконец разрешили покинуть это жуткое, отвратительное место. Выйдя из школы, она увидела маму и со всех ног кинулась к ней, ища спасения.
Клеманс с первого же взгляда поняла, как настрадалась ее дочка. Она прижала ее к себе, гладя и нежно утешая:
– Ну-ну, все уже позади, все кончилось.
– Правда? – с надеждой спросила малышка. – Я больше туда не пойду?
– Придется, дорогая. Это необходимо. Но ты привыкнешь.
И Плектруда поняла, что люди рождаются на свет вовсе не для радости.
Она не смогла к этому привыкнуть. Школа как была, так и осталась для нее адом.
К счастью, она продолжала заниматься балетом. И если все, что рассказывала учительница в классе, казалось ей глупым и бессмысленным, то все, что объясняла преподавательница танца, было упоительно интересно и в высшей степени полезно.
Этот разрыв начал создавать определенные проблемы. По истечении нескольких месяцев большинство детей в классе уже научились читать и писать буквы. Плектруда же, видимо, твердо решила для себя, что эти вещи ее не касаются: когда учительница вызывала ее и показывала букву на доске, она произносила первый попавшийся звук, всегда ошибаясь и слишком уж нарочито демонстрируя свое безразличие.
В конце концов учительница вызвала в школу родителей этой лентяйки. Дени был уязвлен: Николь и Беатриса учились хорошо и никогда не подвергали отца с матерью такому унижению. Клеманс в глубине души ощутила смутную гордость: эта маленькая строптивица ни в чем не похожа на других!
– Если так будет продолжаться, она останется в приготовительном классе на второй год! – угрожающе объявила учительница.
Клеманс пришла в восторг: ей никогда не доводилось слышать, чтобы кто-то остался на второй год в «нулевке». Нежелание дочери учиться казалось ей блистательным проявлением независимости, бесстрашия и чисто аристократического пренебрежения условностями. Ну какой еще ребенок осмелился бы на такой мятеж! Там, где даже самые недалекие без особого труда справлялись с программой, ее Плектруда храбро отстаивала свою непохожесть на других, нет, свою исключительность!
Однако Дени придерживался иного мнения:
– Мы примем меры, мадам! Возьмем ситуацию под контроль!
– А можно ли еще избежать повторения нулевого цикла? – спросила Клеманс с надеждой, которую присутствующие истолковали превратно.
– Ну разумеется. При условии, что девочка освоит буквы до конца учебного года.
Клеманс с трудом скрыла разочарование. Увы, это было слишком прекрасно, чтобы оказаться правдой!
– Она освоит, мадам, – обещал Дени. – Но вообще, это странно: малышка выглядит очень толковой.
– Возможно, месье. Проблема в том, что ей неинтересно.
«Ей неинтересно! – в восторге думала Клеманс. – Она просто изумительна! Ей неинтересно! Какой характер! Там, где другие дети покорно глотают все, что в них впихивают, моя Плектруда делает сознательный выбор между тем, что интересно и неинтересно!»
– Мне это неинтересно, папа.
– Но ведь интересно же – уметь читать! – возразил Дени.
– Зачем?
– Чтобы читать всякие истории.
– Ну уж, ты скажешь! Нам иногда читают в классе истории из учебника. Они такие дурацкие, что я перестаю слушать через две минуты.
Клеманс мысленно зааплодировала дочке.
– Хочешь остаться на второй год? Ты этого добиваешься? – возмутился Дени.
– Я хочу быть балериной.
– Даже для того, чтобы стать балериной, нужно закончить приготовительный класс.
Внезапно Клеманс стало ясно, что муж прав. И она тотчас приняла решение. У себя в спальне она отыскала огромный том сказок, изданный еще в прошлом веке.
Посадив малышку к себе на колени, Клеманс благоговейно перелистывала книгу. У нее хватило благоразумия не читать вслух, она только показывала девочке самые красивые иллюстрации.
Это произвело настоящий переворот в жизни Плектруды: никогда еще она не была так очарована: принцессы, слишком прекрасные, чтобы называться земными созданиями, томились в каменных башнях, беседовали с голубыми птицами (которые оказывались заколдованными принцами) или же переодевались в нищенские лохмотья, чтобы через несколько страниц стать еще прекраснее, чем прежде.
В тот миг она уже знала, с детской несокрушимой уверенностью, что и сама когда-нибудь станет таким существом, которое заставляет старых жаб грустить о прошлом, ведьм обращает в гадких уродин, а принцев – во влюбленных дурней.
– Не волнуйся, – заверила мужа Клеманс, – она научится читать еще до конца недели.
Ее предсказание сбылось с большой поправкой: два дня спустя Плектруда вдруг освоила скучнейшие буквы, которые, как ей казалось, она не запомнила в классе, и связала наконец воедино знак, звук и значение. На третий день она читала в сто раз лучше, чем первые ученики приготовительного класса. Откуда вывод: единственный ключ к знаниям – желание, и ничего более.
Плектруда вообразила, что в книге сказок есть рецепт, как стать одной из принцесс, изображенных на картинках. Чтение сделалось необходимостью, и она мгновенно овладела этой наукой.
– Почему ты не показала ей эту книгу раньше? – в восторге спрашивал Дени.
– Потому что такая книга – просто сокровище. И я не хотела показывать ее раньше времени, чтобы не испортить впечатления. Плектруде нужно было дорасти до настоящего искусства.
Итак, два дня спустя учительница констатировала чудо: отпетая двоечница, единственная в классе не знавшая букв, читала теперь не хуже первых учеников начальной школы.
За два дня она освоила все, чему профессиональный преподаватель не смог научить ее за пять месяцев. Мадам сочла, что родители девочки владеют какой-то особой методикой, и позвонила им. Лопаясь от гордости, Дени сказал чистую правду:
– Да мы ничего такого не делали. Просто показали одну замечательную книгу, чтобы ей захотелось читать. Именно этого ей и не хватало в классе.
Простодушному родителю было невдомек, что он сморозил большую глупость.
Учительница, которая и раньше-то недолюбливала Плектруду, теперь просто возненавидела ее. Случившееся чудо она восприняла как личное оскорбление и прониклась к малышке ненавистью, которую посредственные умы питают к блестящим: «Ах, мадемуазель требуются особые книги! Скажите пожалуйста! Как будто моя хрестоматия недостаточно хороша для нее!»
В недоумении и ярости она проштудировала от корки до корки пресловутую хрестоматию. Там рассказывалось о повседневной жизни некоего Тьерри, маленького веселого мальчика, и о его старшей сестре Мишлине, которая готовила братцу тартинки на полдник и не разрешала шалить, поскольку сама была умной и послушной девочкой.
– Но ведь это очаровательно! – воскликнула учительница, окончив чтение. – Так свежо, так интересно! Чего ей еще надо, этой привереде?
А «привереде» требовались золото, мирра и фимиам, пурпур и лилии, синий бархат ночи, усеянный звездами, гравюры Гюстава Доре, неулыбчивые девочки с серьезными глазами, страшные и диковинные волки, зловещие леса – словом, все, что угодно, только не полдники Тьерри и его старшей сестрицы Мишлины.
Учительница пользовалась любым предлогом, чтобы излить свою ненависть на Плектруду. Поскольку та считала хуже всех в классе, она окрестила ее «безнадежным случаем». Однажды, когда девочке никак не удавалось сложить два числа в пределах десятка, мадам отослала ее на место со словами:
– Сколько ни старайся, все равно ничего из тебя не выйдет.
Ученики приготовительного класса находились еще в том бездумном возрасте, когда кажется, что взрослые всегда правы и сомневаться в их доводах немыслимо. Плектруда стала объектом всеобщего презрения.
Зато в балетной школе она, в силу той же логики, была королевой. Преподавательница восхищалась ее блестящими способностями и, не говоря об этом вслух (что было бы непедагогично по отношению к другим детям), считала ее лучшей из всех, кого ей доводилось учить. Поэтому и девочки благоговели перед Плектрудой и оспаривали друг у дружки честь танцевать рядом с нею.
Таким образом, она вела две совершенно разные жизни – в обычной школе, где ей приходилось в одиночку противостоять всему классу, и в балетной, где на нее смотрели как на звезду.
Плектруда была достаточно самокритична и понимала, что дети из балетной школы первыми запрезирали бы ее, учись они вместе с ней в приготовительном классе. Поэтому она держалась высокомерно с теми, кто искал ее дружбы, и эта холодность еще сильнее подогревала обожание маленьких балерин.
К концу учебного года Плектруда все-таки сумела, ценой тяжких усилий, освоить четыре действия арифметики и кое-как перешла в следующий класс. В награду родители подарили ей балетный станок, чтобы она могла заниматься дома перед большим зеркалом. Она провела каникулы за упорной работой и к концу августа научилась вытягивать ногу вертикально вверх.
В первый день школьных занятий ее ждал сюрприз: класс был тем же, что и в прошлом году, с единственным, но важным исключением: в нем появилась новенькая.
Правда, новенькой она была для всех, кроме Плектруды, ибо Розелина училась вместе с ней в балетной школе и пришла в полный восторг от того, что оказалась в одном классе со своим кумиром. Она попросила разрешения сидеть рядом с Плектрудой. Поскольку на это место никто никогда не претендовал, разрешение было дано.
Розелина смотрела на Плектруду как на недосягаемый идеал. Она могла целыми часами восхищенно любоваться этой неприступной богиней, каким-то чудом оказавшейся ее соученицей.