Тайна Тюдоров - Гортнер Кристофер Уильям 3 стр.


Собравшись с духом, я спросил:

– А вы давно здесь живете?

Задав вопрос, я забеспокоился, не сочтет ли он меня слишком напористым. Но в конце концов, не ожидает же он, что я всему научусь сам, ни о чем не спрашивая. Он ведь тоже слуга. Пусть по должности он стоит выше мастера Шелтона, но леди Дадли точно так же отдает приказы и ему.

На его лице вновь появилась странная улыбка.

– Я не живу здесь. У меня собственный дом неподалеку. В покоях при дворе живут те, кто может себе это позволить. Если тебя интересует моя служба: я государственный секретарь его светлости герцога и Совета. Так что в некотором роде мы с тобой едим с одной ладони.

– О, я понимаю, – ответил я как можно более беззаботно. – Я не хотел обидеть вас, милорд.

– Как я уже сказал, «мастер Сесил» будет достаточно. Здесь и так слишком много церемоний. – В его глазах вспыхнул шаловливый огонек. – А тебе не следует быть чересчур почтительным. Придворным не так часто выпадает радость слышать речь, не обезображенную притворством.

Взобравшись на лестничный пролет, мы оказались в коридоре более узком, чем недавние галереи; здесь не было гобеленов и ковров – просто стены, покрытые штукатуркой, и дощатый пол. Сесил остановился возле одной из дверей. Все они казались одинаковыми.

– Вот покои герцогских сыновей. Я не знаю, кто сейчас внутри, если вообще там кто-то есть. У каждого из них свои обязанности. Но так или иначе, здесь я тебя оставлю. – Он вздохнул. – У секретаря дела никогда не переводятся.

– Благодарю вас, мастер Сесил.

Мой поклон в этот раз вышел менее эффектным из-за седельной сумки, но я был искренне признателен за доброту. Все-таки ему пришлось отложить какие-то занятия, чтобы проводить меня и сгладить мое чувство одиночества.

– Пожалуйста. – Он чуть задержался, задумчиво разглядывая меня. – Прескотт… У твоей фамилии латинский корень. Давно твоя семья ее носит?

Вопрос застал меня врасплох. На мгновение я поддался панике, не зная, что отвечать и стоит ли отвечать вообще. Будет ли правильно солгать не моргнув глазом или понадеяться на едва обретенную, но все же возможную дружбу?

Я выбрал второе. Сесил вызывал доверие, но к правдивому ответу меня в большей степени побуждало не это. Наверняка ему уже все известно. Он знал, что я прибыл служить лорду Роберту. Разумеется, леди Дадли, а возможно, и сам герцог могли рассказывать обо мне что угодно. Едва ли они проявляли осмотрительность в отношении меня. Если сейчас дать заведомо лживый ответ их доверенному лицу, это может разом лишить меня всех возможностей продвинуться при дворе.

Сесил продолжал бесстрастно разглядывать меня.

– Прескотт, – отважно начал я, – это не настоящая моя фамилия.

– Вот как? – удивился он.

Меня снова охватили сомнения – еще не поздно. Я еще могу сочинить какое-нибудь убедительное объяснение. Не знаю почему, но я этого не сделал, вдруг почувствовав непреодолимую потребность сказать правду Никогда прежде я ни с кем не делился тайной своего происхождения по доброй воле. Однажды поняв, что мои признания делают меня объектом злобных насмешек и жестоких подозрений, я решил, что буду рассказывать правду только в случае крайней необходимости. О некоторых вещах не стоит говорить вслух, если не спрашивают. От этого лишь рождаются разные домыслы.

Пока все это проносилось в моей голове, Сесил глядел на меня со спокойной задумчивостью, и мне казалось тогда, что он воспримет мои слова как нужно или даже сможет посочувствовать мне. С таким пониманием смотрела на меня только мистрис Элис – и даже самое трудное признание давалось легко. Я привык доверять такому взгляду.

Я набрал в легкие побольше воздуха:

– Я найденыш. Мистрис Элис, женщина, вырастившая меня, дала мне это имя. В совсем старые времена Прескотты жили в доме священника. Там-то меня и нашли – в бывшем доме священника, рядом с замком Дадли.

– А твое имя? – спросил он. – Тоже заслуга мистрис Элис?

– Да. Она была из Ирландии. И очень чтила святого Брендана.

Последовала тягостная пауза. Ирландцев презирали, считая их бунтовщиками, но до сей поры мое имя не пробуждало ничьего любопытства. Я испугался, не сболтнул ли лишнего. Разумеется, деятельный человек даже рождение вне брака мог обернуть в свою пользу. С другой стороны, подобный изъян в происхождении отнимал больше возможностей, чем предоставлял. Фактически это был приговор к пожизненной службе в полной безвестности в лучшем случае и к нищете – в худшем.

Наконец Сесил произнес:

– Ты сказал «найденыш». Полагаю, это означает, что твои родители отказались от тебя?

– Да. Мне было самое большее неделя от роду.

Я изо всех сил старался сохранять бесстрастность, но голос отказывался повиноваться мне, то и дело срываясь и выдавая мою беспомощность.

– Мистрис Элис пришлось нанять для меня кормилицу из города. Судьбе было угодно, чтобы эта женщина потеряла своего ребенка, – иначе я мог бы и не выжить!

Он кивнул. Прежде чем вновь повисло неловкое молчание, я поспешно заговорил, не слишком задумываясь над тем, что несу:

– Мистрис Элис нередко говаривала: мол, повезло монахам, что меня не подбросили на порог монастыря. Я бы опустошил все их кладовые, и как бы они тогда выстояли в той передряге, что устроил им старикан Генрих?

Я засмеялся прежде, чем успел понять свою оплошность. Разговор зашел о религии – а ведь о ней крайне небезопасно болтать при дворе. Я не стал уточнять, что мистрис Элис полагала, будто больше моего аппетита только мой рот.

Сесил молчал. Я уже подумал было, что влип не на шутку из-за собственной неосмотрительности, когда он еле слышно пробурчал:

– Какая ужасная история.

Это проявление сочувствия никак не отразилось в его глазах: он по-прежнему вдумчиво изучал меня, словно желая запечатлеть мои черты в памяти.

– Мистрис Элис не знала, кто твои родители? Это могла быть незамужняя девица из местных – попала в историю с кем-то из владельцев усадьбы, а сказать побоялась. Боюсь, чаще всего так и бывает.

– Мистрис Элис умерла, – произнес я невыразительно.

Только что я по доброй воле сделал важное признание, но в моей жизни были горести, о которых я предпочел бы умолчать даже сейчас.

– На нее напали грабители по дороге в Стратфорд. Если она и знала что-то о моих родителях, то унесла это с собой в могилу.

Сесил потупил взор:

– Мне жаль, что так получилось. Любой человек, вне зависимости от происхождения, заслуживает знать, кто он и откуда. – Неожиданно он наклонился ко мне. – Но ты не впадай в отчаяние. Даже найденыши могут подняться высоко в нынешней Англии. Фортуна улыбается и тем, кому поначалу не везет. – С этими словами он отступил. – Что ж, приятно было познакомиться, оруженосец Прескотт. Если тебе что-то понадобится, не стесняйся обращаться ко мне – найти меня легко.

Он одарил меня еще одной загадочной улыбкой, развернулся на каблуках и зашагал прочь.

Глава 3

Я подождал, пока мастер Сесил не скрылся из виду, вдохнул поглубже и постучал в дверь. Никто не отозвался. Постучав еще раз и не дождавшись ответа, я надавил на ручку. Дверь поддалась.

Оказавшись внутри, я увидел, что «покои», как именовал их Сесил, состояли из небольшой комнаты, где главным предметом мебели являлась кровать с покосившимся балдахином. Исцарапанные деревянные панели закрывали нижнюю часть стен; в единственное окошко было вставлено зеленое стекло. Пол усеивали беспорядочно набросанные камыши; тут и там валялись испачканная одежда, кухонная утварь и столовые приборы. Стоял тошнотворный запах протухшей пищи и грязного белья.

Я сбросил седельную сумку на порог. Воистину некоторые вещи не меняются никогда. И в дворцовых покоях отпрыски Дадли умудряются жить как свиньи в хлеву.

С кровати раздавался храп. Я двинулся на звук, поминутно наступая на громко хрустевшие кости, незаметные в камышах. Аккуратно обойдя лужу рвоты, я потянул за полог. Перекладины угрожающе заскрипели. На всякий случай я отступил назад, внутренне готовясь к тому, что весь выводок Дадли с воем выпрыгнет на меня, потрясая кулаками, как бывало в детстве. В действительности же я увидел на кровати единственного человека со спутанными волосами цвета грязной пшеницы, одетого лишь в мятые чулки и рубашку. От него исходил запах дешевого пива. Гилфорд Дадли, семнадцати лет, младшенький в этой компании, в данный момент безнадежно пьяный. Я слегка ущипнул свисавшую с кровати руку, но его глотка исторгла лишь очередную руладу громкого храпа. Тогда я отважился потрясти его за плечо. Гилфорд взмахнул руками и поднял лицо с отпечатками мятой простыни.

– Чума на тебя! – пробубнил он.

– И вам доброго вечера, милорд Гилфорд, – ответил я, предусмотрительно сделав шаг назад.

Хотя он был младшим из пяти братьев и его я побеждал в схватках чаще, чем остальных, вряд ли следовало затевать побоище в первый же час моего пребывания при дворе. Он уставился на меня, пытаясь пробудить свое пропитое сознание и понять, кто перед ним. Когда это ему удалось, он насмешливо фыркнул:

– Ага, сиротка-ублюдок пожаловал. А какого черта ты здесь?..

Тут он закашлялся и нагнулся, чтобы сплюнуть на пол. Постанывая, он снова раскинулся на кровати:

– Ненавижу ее. Я ей еще покажу. Клянусь, она еще попляшет, эта добродетельная сучка!

– Она что, подсыпала вам чего-нибудь в эль? – невинно поинтересовался я.

Он сверкнул на меня глазами, пытаясь выбраться из кровати. Ростом он не уступал остальным Дадли, и, если бы эль не поубавил сил, он справился бы со мной, как с сопливым щенком. Неосознанно я нащупал рукоять кинжала. Разумеется, я не собирался обнажать оружие: простолюдин может быть приговорен к смерти, даже если угрожает дворянину лишь на словах. Но все-таки потертый эфес в ладони давал ощущение уверенности.

– Да, она подсыпала кое-что в мой эль. – Гилфорд слегка качнулся. – Думает, если она родня королю, так может чваниться передо мной. Я ей покажу, кто здесь главный. Вот только поженимся – задеру ее до крови, эту паршивую…

Неожиданно в комнате раздался другой голос, резкий, словно удар кнута:

– Заткни свое грязное хлебало, Гилфорд!

Гилфорд побледнел. Я обернулся. В дверях стоял не кто иной, как мой новый хозяин Роберт Дадли.

Я, конечно, не слишком радовался нашей предстоящей встрече, но, положа руку на сердце, в очередной раз невольно восхитился лордом Робертом. Признаться, я всегда ему втайне завидовал. У меня ничем не примечательное лицо: на такое взглянешь и тут же забудешь, словно вчерашний дождь. Роберт же представлял собой наилучший образец породы – ладная фигура, широкая грудь, мускулистые, как у отца, ноги, материнский точеный профиль, густые темные волосы, длинные ресницы и томные глаза, которые, думается, покорили немало девических сердец. У него было все, чего не было у меня, – годы службы при короле Эдуарде, высокие должности, возможность участвовать в краткой, но славной кампании против шотландцев. И разумеется, ему была предначертана женитьба и благосклонность (в этой или обратной последовательности) девицы с большими средствами.

Да, у лорда Роберта было все, что мог бы пожелать скромный человек вроде меня, – в то же время он обладал всем, чего скромному человеку вроде меня надлежало бояться.

Он захлопнул дверь, пнув ее сапогом:

– Только посмотри на себя, надрался, как поп. Ты отвратителен. У тебя в венах моча вместо крови.

– Я только… – Гилфорд побелел как полотно. – Я только говорил…

– Молчи. – Роберт беседовал с ним, словно не замечая меня.

Теперь же он обернулся, и глаза его угрожающе сузились.

– Смотрю, здесь у нас щенок с конюшни собственной персоной.

Я поклонился. Теперь, после десятилетнего перерыва, хорошо бы дать ему понять, что мои услуги не будут заключаться в предоставлении тела для битья.

– Да, милорд, – ответил я самым любезным тоном. – Я удостоен чести стать вашим оруженосцем.

– Правда?

Он одарил меня ослепительной улыбкой:

– Ну что ж, быть по сему. Правда, это не моя затея. Мать полагает, тебе пора начать отрабатывать свой хлеб. Будь моя воля, выбросил бы тебя клянчить милостыню на улице, где тебе самое место. Но раз уж так сложилось, – он обвел рукой комнату, – для начала приберись-ка тут. А затем помоги мне одеться для пира.

Он на мгновение задумался.

– Хотя нет, просто приберись. Ухаживать за господами – не то же самое, что ухаживать за лошадьми. Вряд ли ты освоил эту науку, разгребая навоз в Вустершире.

Он издал тонкий смешок, в высшей степени довольный собственной шуткой.

– Оставь, я могу одеться сам, всегда справлялся. Лучше помоги Гилфорду. Отец ожидает нас в тронном зале в течение часа.

– Милорд. – Я поклонился, сохраняя невозмутимый вид.

– Каков джентльмен, смотрите-ка! – загоготал Роберт. – Держу пари, с такими-то изящными манерами ты легко найдешь девчонку-другую, что не побрезгует твоим низким происхождением.

Обернувшись к брату, он упер в него палец с серебряным кольцом:

– А ты придерживай язык насчет ее. Она тебе кто угодно, но пока не жена. Взнуздай ее, оседлай и выведи на лужок, как я поступил с моей. И ради всего святого, убери как-нибудь эту вонь изо рта. Тебя я тоже жду в тронном зале, Прескотт, – обратился ко мне Роберт, выдавив подобие улыбки. – Приведи его к южному входу. Хорошо бы он не заблевал все шелка на высоких гостях.

Грубовато усмехнувшись, он развернулся и вышел. Гилфорд показал ему вслед язык и, к моему ужасу, исторг на пол очередную порцию рвоты.

Мне пришлось собрать волю в кулак, чтобы успеть в срок выполнить первое поручение. Большую часть валяющейся на полу одежды следовало хорошенько вымочить в уксусе – иначе не удалить налипшую на нее грязь и остатки пищи. Прачечной в моем распоряжении не было, поэтому я просто спрятал дурнопахнувшую кучу и отправился на поиски воды. В конце коридора обнаружился сосуд.

Я вернулся и приказал Гилфорду раздеваться. По его дряблой коже стекала коричневатая вода. Свежие укусы на бедрах и плечах красноречиво свидетельствовали о том, что он делил постель с клещами и блохами. Гилфорд стоял насупленный, голый, дрожащий и по-настоящему чистый, наверное впервые с тех пор, как попал ко двору. Не без труда откопав в куче одежды не слишком грязные сорочку, чулки, дублет и рукава из дамаста, я протянул все это ему:

– Не нуждается ли милорд в помощи?

Он вырвал у меня одежду. Предоставив его борьбе с вещами, я занялся собственной сумкой и извлек оттуда запасную пару чулок, новый серый дублет из шерсти и пару выходных туфель. Держа все это в руках, я невольно вспомнил, как мистрис Элис натирала жиром обувь. «Чтобы сияла, точно звезды», – говорила она, подмигивая. Каждый год она отправлялась на ярмарку в Стратфорд и однажды привезла мне оттуда туфли. Они были на два размера больше, на вырост, однако я гордо шлепал в них по лужам, пока в один мрачный день, по прошествии нескольких месяцев после ее гибели, не обнаружил, что туфли стали мне впору. До самого отъезда из дома Дадли я добросовестно натирал их жиром – как делала бы она. И я черпал жир из той же самой посудины, той же самой деревянной ложкой…

К горлу подступил комок. Оставаясь в замке, я мог воображать, будто она все время где-то рядом и помогает мне. Утренние часы в кухне, всегда бывшей ее владением, поля, по которым я скакал на Шафране, библиотека в башне, где я читал забытые хозяевами книги, – все это напоминало о ней, и чудилось, что вот-вот она выйдет из-за угла и позовет обедать. Но здесь мистрис Элис казалась такой далекой, словно я отправился не в Лондон, а в Новый Свет.

И все же впервые в жизни у меня была должность и возможность обеспечить себе лучшее будущее – не годится при этом хныкать, как дитя на крещении. Припомнив это ее любимое присловье, я взбодрился. Она всегда уверяла меня, что я смогу совершить все задуманное. Из уважения к ее памяти я обязан не просто выжить, а достичь чего-то большего. Преуспеть в этой жизни. В конце концов, кому известно, что таит мое будущее? Быть может, сейчас об этом смешно и думать, но кто знает, так ли уж невозможно мое освобождение от службы в один прекрасный день? Как заметил Сесил, даже найденыши могут подняться высоко в нынешней Англии.

Я скинул грязную одежду, встал так, чтобы меня не было видно, помылся остатками воды и быстро оделся. Повернувшись к Гилфорду, я увидел, что он сидит, запутавшись в дублете, в перекошенной рубашке и спущенных на коленях чулках. Спрашивать, нужна ли моя помощь, было явно излишне.

Глава 4

Гилфорд жил при дворе уже более трех лет и, скорее всего, занимался чем-то помимо пьянства. Однако заблудиться мы ухитрились в несколько секунд. Я так и представил, как спустя столетия в какой-нибудь галерее Уайтхолла отыщут наши два скелета. Причем мои пальцы будут сомкнуты на горле Гилфорда. Во избежание подобного исхода я решил взять поиски пути на себя. За золотую монету, изъятую у недовольного Гилфорда, паж привел нас к южному входу в тронный зал, где уже дожидались пышно разодетые братья Дадли. Не было только старшего, Джека.

Назад Дальше