П.Капица
ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ
Мотобаркас с четырьмя черноморцами на борту встретился с фашистской подводной лодкой. Что произошло дальше, чем окончилась схватка с подводниками, как моряки попали на удивительный катер «Дельфин», рассказывается в повести «В открытом море».
В книгу вошли также рассказы о балтийцах, защищавших блокадный Ленинград, о моряках-китобоях и пограничниках.
Отзывы и пожелания о книге присылайте по адресу: Ленинград, Д-187, наб. Кутузова, 6. Дом детской книги издательства «Детская литература».
Рисунки Н. Кочергина
НА БОЛЬШОМ РЕЙДЕ
Потеряв всякую надежду пробудить проклятые механизмы, мы запустили все моторы и понеслись прямо над буйками. И вдруг катер подбросило, нас обдало водой — метрах в пятнадцати за кормой поднялся столб воды.
Пухов выровнял завихлявший катер, смеясь что-то крикнул мне, но я не расслышал: от взрыва у меня звенело в ушах.
Теперь мы точно знали, что молчаливые «донки» не переносят рева моторов катера.
Вечером Пухова вместе с командиром соединения вызвали в штаб флота. Пробыли они там часа четыре. На катер старший лейтенант вернулся только в полночь.
Ложась опять, Дмитрий Андреевич сообщил мне:
— От командующего «добро» получено, завтра на рассвете выйдем.
Он долго ворочался на нижней койке, курил и так не уснул до утра. Я тоже не мог спать в эту ночь.
* * *
На рассвете вахтенный сыграл побудку. Мы вымылись, позавтракали и стали готовиться к трудному дню.
Когда катер вышел на рейд, мы задумались: с какой же мины начать? По нашим предположениям, на фарватере их оставалось не более пяти штук. Решили начать с тех, над которыми, по сведениям поста охраны рейда, меньше всего прошло кораблей, чтобы не нарваться с первого же раза на взрыв.
До нас никто еще не делал попыток подрывать мины этаким рискованным способом. Каждая вражеская «донка» могла взорваться под килем катера и разнести его в щепки.
«Это, наверно, случится мгновенно, — мы и звука не услышим», — мелькнуло у меня в голове, и я пожалел, что не успел написать письма матери.
Лишь слаженность в работе команды и скорость хода могли спасти нас от гибели. Мы знали, что мины рассчитаны на длину больших кораблей. Короткий и быстрый катер имел все шансы вовремя проскочить, увильнуть от опасности. И все же на душе было неспокойно: «А вдруг замешкаемся, не успеем удрать?..»
«Только бы не на первой мине! — думалось многим. — Неужели после всего, что нами проделано, не будет открыта дорога флоту?»
— Задраить иллюминаторы по-походному! По местам стоять! — приказал Пухов и, взглянув вперед, решительно перевел ручки машинного телеграфа.
Он разом включил все моторы. Катер дрогнул. Вода забурлила. Из-под кормы вырвалось мощное рычание...
Набрав разбег, мы на предельной скорости пронеслись мимо двух буйков, расположенных по одной линии.
Взрыва не последовало.
Круто развернув катер, старший лейтенант повел его назад по оставленному нами серебрящемуся следу...
И опять впустую: за кормой лишь оседала водяная пыль и убегали возникающие воронки.
Осмелев, мы начали носиться вперед и назад, будоража бухту ревом моторов.
И каждый раз, когда катер пролетал мимо буйка, сердце мое то холодело и замирало, то бешено колотилось, и мне от этого трудно было дышать.
Я находился рядом с Пуховым на мостике. Он стоял за телеграфом, широко расставив ноги, сжимая в зубах погасшую трубку, и, казалось, улыбался краешком бледного рта. Только мелкие капли пота на его обветренном, почти белобровом лице выдавали волнение. Но это видел лишь я. Старшинам и матросам казалось, что командир ведет катер с обычной лихостью.
После одиннадцатого пробега мы, наконец, пробудили механизм неподатливой мины, лежащей на дне. От сотрясения и сильной воздушной волны матросы попадали на палубу. Но быстро оправились и вновь заняли свои места.
Уши словно заложило ватой. Мы почти не слышали голосов друг друга и объяснялись жестами, как глухонемые.
Наши надежды на скорость хода оправдались. Мы так же удачно ускользнули от вихревого столба воды, поднятого второй миной, взорвавшейся на четырнадцатом галсе.
Оставалось еще три. Работать становилось все опаснее, так как разыгравшиеся волны замедляли ход.
Мы чувствовали, что со всех вышек и кораблей с тревогой следят за нами. У Графской пристани виднелись красные кресты машин скорой помощи. У памятника погибшим кораблям показалась «каэмка» —дежурный рейдовый катер, готовый, в случае необходимости, немедленно прийти на помощь.
Третья мина взорвалась на пятом галсе и так близко от катера, что нас обдало горячим ветром. Невдалеке от борта выросло огромное водяное дерево. Оно с треском надломилось и рухнуло широкой вершиной на палубу. Это был какой-то ревущий водопад, хлынувший с высоты на наши плечи.
Вцепившись за поручни, мы с Пуховым едва удержались на мостике.
Тяжелый поток сбил с ног стоявшего рядом с нами сигнальщика и отбросил к трапу. Рулевому рассекло губу сорвавшимся с «подушки» компасом. Матросов раскидало по палубе. Многие из них получили ушибы и ссадины. А одного из мотористов вынесли наверх в полуобморочном состоянии. Он ударился затылком о выступ воздушной магистрали и не мог больше стоять на вахте.
С вышки штаба сигнальщик замахал флажками. Оттуда запрашивали: не нуждаемся ли мы в перерыве?
«Благодарю, не нуждаюсь. Работу закончу», — ответил Пухов. Он был упрям.
Сменив пострадавших вахтенных, мы снова запустили моторы и пошли к двум оставшимся «донкам».
Минут сорок катер понапрасну утюжил фарватер. Взрывы больше не сотрясали воздух. Начали закрадываться сомнения: правильно ли помечены места падения мин? Может, они погрузились на дно дальше или ближе. Ведь буйки ставились в темноте, «на глазок», ошибка возможна на десятки метров.