Снова и снова возникала невеселая мысль: похоже, я от Джейн заразился влечением к «раненым птицам». Но слишком уж расстраиваться по этому поводу я себе не позволял: как ни крути, визиты в больницу далеки от голливудского менеджмента, а он, в свою очередь, далек от жесткого мира политики. Не хотелось задумываться о том, куда меня несет судьба.
У Джейн также не проходило желание заботиться о сирых и убогих. Изредка ею не брезговали маловезучие папарацци, и голоснимки появлялись на четвертосортных линксайтах, в каких-нибудь «Вахтах знаменитостей» — то она дает «на хлебушек» бездомному пьянчуге, то оплачивает счета ребенка, якобы не имеющего ничего, кроме рваной одежки. Зато кадры с Джейн в компании близнецов регулярно мелькали во всех новостных передачах. Багодарить за это следовало, конечно же, Фриду Баррингтон.
В июле уволились Эрни с Сандрой.
— Мистер Тенлер, уж извините, но нам тут неуютно.
— Неуютно?
Переделка домика для гостей обошлась мне в двадцать тысяч долларов.
— Ага, — кивнул Эрни, переминаясь с ноги на ногу.
У него голова и зад поменьше, чем у большинства пораженных ахондроплазией, но все-таки он сложен непропорционально — и где еще ему удастся найти легкую работу за такие приличные деньги? Это и к Сандре относится.
— И куда устраиваетесь?
— Это наше дело.
Я помрачнел, получив столь невежливый ответ. Эрни, заметив это, смягчился.
— Мистер Тенлер, мы вообще-то очень благодарны. Вы для нас так много сделали. Но в последнее время что-то с вами… Вот зачем было дом перестраивать? Я же сколько раз отговорить пытался… А вы все даете и даете то, чего нам не требуется. И… вы постоянно здесь, над душой… Надоело до смерти, уж не обижайтесь.
А ведь я искренне хотел помочь!
— Будто под надзором живем, ей-богу, — кипятился Эрни. — Понятно, вы себя хорошим человеком считаете и стараетесь делать добрые дела, но нам-то… А звонки эти! Сандра их уже выносить не в силах. Правда, мистер Тенлер, нам лучше уйти.
Я их рассчитал не скупясь и нанял мексиканцев, мужа и жену, без документов — эти бедолаги уже отчаялись найти работу. Приятно было им помочь. На звонки я теперь всегда отвечал сам. Лицо собеседника на экране не появлялось, а голос, прежде чем добраться до меня, проходил через исказитель. Переговоры велись посредством частного спутника с программой шифрования данных, так что никто посторонний не мог их подслушать и записать. В самом начале я было подумал, что это Джейн, но вскоре почувствовал: не ее стиль. И были эти беседы похожи как две капли воды.
— Барри Тенлер?
— Да, я Барри Тенлер.
Тяжелое дыхание, и наконец:
— Я знаю, что ты чувствуешь.
— Вы о чем?
И тут в механическом голосе появлялось что-то вроде боли. По идее, это невозможно — но я слышал собственными ушами.
— Просто хочу, чтобы ты знал: кое-кто тебя понимает. Кое у кого такая же ситуация.
— Ну, так давайте помогу…
И в этот миг прерывалась связь.
Что еще за ситуация? Он тоже карлик? Безработный спец по пиару? Отец ребенка с серьезными генетическими дефектами?
К этой загадке добавилась новая, когда объявились федеральные агенты. И они вели себя не менее уклончиво, чем мой анонимный собеседник.
— Мистер Тенлер, не могли бы вы ответить на несколько вопросов?
— Мне понадобится адвокат?
— Ну что вы. Это вопросы самого общего плана, и мы действуем в общенациональных интересах. Вы действительно способны нам помочь.
Это меня сбило с толку. АЗЧ обычно не просит «помощи», а требует, и эти агенты мало напоминали держиморд, что допрашивали нас с Джейн после встречи с Группой. Визитеры, мужчина и женщина, были ростом невысоки, хорошо сложены и вели себя прилично, явно решив обойтись без угроз. Мне стало интересно да и скучать уже надоело. Я разрешил войти. Наверное, хотелось посмотреть, каково им будет на карликовых стульях — когда колени поднимутся над кофейным столиком, точно гималайские вершины.
— Мистер Тенлер, в последнее время у вас не было проблем со здоровьем?
— Что?.. Нет, все в порядке.
Я понял: речь не о моей хронической боли. И не о столь же хронической жалости к себе.
— И ничего похожего на симптомы простуды?
— Грипповал несколько месяцев назад, но с тех пор — ни разу.
Я заметил, что гости не переглядываются друг с другом.
— А в чем дело-то? Будьте любезны объяснить, прежде чем задавать новые вопросы.
— Сэр, мы охотно дадим объяснения, — уступчиво проговорила женщина, симпатичная, ростом примерно пять футов и дюйм, и улыбнулась мне совершенно как ровне, отчего я сразу озверел: ненавижу эти дешевые приемчики! — Но прежде все-таки разрешите еще один вопрос, крайне важный. Не пытался ли с начала апреля кто-нибудь из Группы связаться с вами?
— Нет.
Возможно, шифрованные звонки поступали от Группы, но я решил, что федеральным агентам о них знать ни к чему.
— Благодарю вас, мистер Тенлер, — заявила женщина с таким видом, будто добилась своего, и вручила мне визитку.
Элайн Браун, Агентство по защите человека.
— Позволю себе еще раз спросить: что все это значит?
— Прошу обратиться к нам, если с вами что-нибудь случится или кто-нибудь из Группы выйдет на контакт, — проговорил мужчина. — А то наши информаторы намекают…
Он не договорил, а я решил не уточнять, на что конкретно намекают информаторы. Должно быть, агент и так сказал слишком много. Когда они ушли, я еще долго разглядывал карточку Элайн Браун и ломал голову: да что же происходит, черт побери?
Через две недели я все узнал. И весь мир узнал, но я был первым.
Опять раздался звонок после полуночи, и на сей раз я не испытывал желания отвечать. Весь день провел в больнице. В 16:43 скончался Мартин, мой несчастный партнер по маджонгу. Из его родни при этом присутствовала только старушка мать, и она упала в обморок. Я для нее сделал все, что мог, а мог мало, и домой добрался поздно. Чтобы не терзать себя раздумьями о тщете всего сущего, хватил тройную порцию виски с содовой, но без толку.
Прикроватные часы показывали 02:14.
— Чего надо?! — вызверился я на экран.
— Барри Тенлер.
Это не было вопросом. Экран оставался темен.
— Вот что, нынче я не в настроении, давай без этих игр…
Тут до меня дошло, что голос на этот раз не механический, не искаженный. Нормальный женский голос, и я его слышал раньше.
— Выслушай меня, это вопрос жизни и смерти и касается того, кого ты любишь. Необходимо увезти Джейн Сноу в безопасное место, причем немедленно. Не дожидаясь утра.
— Чего-о?.. Да кто ты…
— Кто я — неважно. Увези ее и спрячь.
— Почему? Что происходит… Нет, не отключайся! Ты…
Где же этот голос звучал раньше?
— Действуй. Прощай.
Вспомнил!
— Ты та женщина из Группы. Складской подвал. «Три тысячи двести четырнадцать».
Одна из двух фраз, произнесенных ею тогда.
Она молчала. Но оставалась на линии.
А мой сонный мозг соображал все лучше и лучше:
— И звонки эти шифрованные… «Кое-кто тебя понимает. Кое у кого такая же точно ситуация…» Ты была влюблена в Измаила?
— А они его убили!
Но она тут же взяла себя в руки. Когда такая женщина всего лишь на секунду утрачивает самоконтроль, можно судить о том, сколь велико ее горе. Даже самого крепкого человека душевная боль заставляет порой действовать безрассудно.
— Я тебя недооценивала, — сказала она.
«Ты далеко не первая», — чуть было не брякнул я. В груди собирался тугой комок страха. Не верить этой женщине не было оснований.
— Что за опасность угрожает Джейн? Объясни, пожалуйста.
Вытерпев долгую паузу, я дождался:
— А черт, почему бы и нет? Ладно, Барри Тенлер, будь по-твоему, но только учти: найти меня ты не сможешь. Ни ты, ни Группа. Да к тому же уже сегодня утром все это будет оглашено. Что-нибудь слышал об окситорине?
— Нет.
— После мартовского визита на склад в течение нескольких дней у тебя не было болезненных ощущений?
Страх мигом набрал силу.
— Вроде симптомов гриппа?
— Грипп тут ни при чем. Следующий вопрос: ты потом не замечал за собой несвойственных поступков? А с Джейн такого не бывало? А те, с кем ты обменивался телесными жидкостями, особенно слюной, вели себя как обычно?
Я ни с кем не обменивался телесными жидкостями, в том числе и слюной. Но сразу вспомнил предшествующий разговору на складе обыск. Меня всего ощупал охранник, причем заставил открыть рот и высунуть язык. И ладони у этого типа были омерзительно скользкие.
У меня сперло дыхание.
— Что… что такое окситорин?
— Не бойся, от него не умирают. Группа, если ты не забыл, состоит из идеалистов. Правда, эти идеалисты прикончат всякого, кто выйдет хоть на два дюйма за границу резервации. — От ее хохотка у меня мороз пошел по коже. — Да, сама знаю, он был тщеславный дурак, но я его любила. Можешь смеяться надо мной… Нет, не станешь, ты ведь и сам в рабах у такой же красивой пустышки. Как я не могла с собой справиться, так и ты…
— Погоди… Что такое окситорин?
Она успокоилась, едва начала излагать сухие факты; из голоса исчез страдальческий цинизм.
— Нейропептид, близкий родственник окситоцина, гормона, который выделяется головным мозгом и гипофизом. Как и окситоцин, окситорин влияет на социальное поведение. В частности, на родительские инстинкты. Если к молодой самке крысы, ни разу не имевшей потомства, подселить чужих крысят, она в течение сорока восьми часов соорудит гнездо и примется кормить подкидышей. Если убрать нейропептид из мозга самки, она и на своих родных детенышей перестанет реагировать, позволит им умереть. То же и с обезьянами. То же и с…
Родительские инстинкты. Вот в чем дело. Вот почему я поил Эрни и Сандру апельсиновым соком и перестраивал их домик. Вот почему навещал пациентов больницы.
Вот почему Джейн, никогда своих детей не имевшая, долгие часы проводит с юными Баррингтонами.
— …давно уже научились делать искусственно, но синтетический препарат надо вводить непосредственно в мозг. А это непрактично, ведь требуется постоянное воздействие на значительную часть населения, поэтому…
— Сволочи! — прокомментировал я шепотом. Хотелось крикнуть, да ярость сдавила горло.
— …Группа раздобыла состав, переключающий гены на создание окситориновых рецепторов. Твоему организму больше не нужно вырабатывать избыточное количество окситорина, достаточно иметь рецепторы, которые позволят извне воздействовать на твой мозг. Правда, восприимчивость к генной модификации у каждого своя, наподобие того, как восприимчивость к холере зависит от группы крови. Вектор-носитель — ретровирус. Он способен проходить через гематоэнцефалический барьер, но прежде всего колонизирует секреты ротовой и носовой полостей. Цель всего этого…
— Вы нас использовали! Нас с Джейн! Вы…
— …получить более доброе, великодушное население. Разве не этого желаем мы все?
Я оторопел от такого сочетания цинизма и идеализма. И ведь она говорила совершенно искренне, в этом не было никаких сомнений. Я пообещал, опять шепотом:
— Не выйдет.
— Уже вышло. И если бы эти подонки, наши лидеры, попробовали на себе, прежде чем сочли Гарольда помехой…
Она заплакала, но мне было плевать. Невидимая удавка отпустила горло, и я заорал:
— Нельзя менять человеку гены без его согласия!
Сразу прекратились всхлипывания, в голосе собеседницы появился холодок:
— Отчего же нельзя? Сам разве так не делал?
Она знала. Они знали. Про Этана.
— Все это я тебе потому рассказываю, что завтра Группа выложит подробности в ЛинкНете. Ты и твоя стареющая Афродита — разносчики, и едва об этом пронюхает пресса, вас засыплют нескромными вопросами, а может, и линчевать захотят. Или забыл, как Группа высказывалась насчет сотрудничества с Джейн по причине ее либерально-левацкой голливудской ориентации? Очень и очень многие поверят с легкостью. А если не поверят, не беда: лучший сенсационализм — тот, которым занимается малое число людей, причем сами эти люди не светятся. Кому как не тебе об этом знать.
— Но почему ты мне…
— Не слушаешь, что ли? Я уже сказала почему. Ты такая же никчема, как и я. Мы с тобой одинаковые, карапуз, у обоих никогда не было шанса получить того, кого любим… будь они прокляты. Им плевать на твою душу, для них всего важнее тело. С телом мне не повезло, а тебе, получается, не повезло вдвойне. Короче, Барри, ты меня понял. Забирай ее сейчас же и уматывай из города.
И она отключилась.
Добрую минуту я стоял и пялился в одну точку, и минута эта показалась мне длиною в век. Я даже не чувствовал тело, которое только что подверглось осмеянию. Но зато лихорадочно работал мозг.
Телесные жидкости. Кровь, сперма, слюна. Джейн вытирает сопли близняшкам, целуется с ними… Не с ними одними, но и с половиной журналистского корпуса на голливудских тусовках. Совершенно ясно, не только нас двоих инфицировали террористы, иначе бы зараза не охватила достаточно большую область. Просто им понадобилось огласить пару имен, и выбор пал на меня и Джейн.
Генетическая модификация по методике Арлена — крайне дорогая процедура, выполняемая по индивидуальным заказам и дающая очень малое число детей-эмпатов. В этом и кроется стратегическая слабость Группы.
Когда на это указала Джейн, Измаил провел грандиозную аналогию с кругами в пруду, которая ничего не прояснила. Но над ним стояли люди гораздо больше знающие, гораздо дальше смотрящие и гораздо умнее действующие. Люди, имеющие план. Люди, готовящие революцию в интересах всего общества.
Группа провела первый этап войны, где вместо пуль — генетически модифицированные зародыши. А теперь начинается новый этап, и генная соматическая инженерия — все равно что ковровая бомбежка.
Злость, как известно, придает сил и храбрости. Я мигом оделся, побросал кое-какие вещи в сумку и спустился к машине. Поскольку шифр ночной собеседницы был для меня недоступен, я решил не брать комлинк — ни к чему лишний риск. Удлинители педалей «лексуса», которыми пользовался Эрни и которые не понадобились Карлосу, слава богу, нашлись в багажнике. Я их поставил и двинул к Джейн. Электронный ключ к воротам и парадной двери я захватить не забыл и через час беспрепятственно пробрался к ее спальне.
А что если она не одна?
Сделав глубокий вдох, я вошел.
— Джейн? Это Барри, не кричи.
— Что?..
— Это Барри. Я включаю свет.
Она сидела в постели, глаза — что блюдца. И она была не одна. Рядом на широченной кровати, уютно свернувшись, спали безмятежным детским сном Баррингтоны-младшие. Волосы разметаны по подушкам, с губ стекает слюна…
— Какого черта?!
И тут у меня отказали ноги. Я схватился за край матраса, опустился на пол, и снова пришлось глядеть на нее снизу вверх.
— Джейн, ты в опасности. Надо уезжать, сейчас же. Пожалуйста, ничего не говори, просто выслушай! Один-единственный раз!
Что-то ее проняло — то ли мой голос, то ли нелепая поза. Пока я пересказывал все услышанное час назад, Джейн не произнесла ни слова. Затекавший в открытое окно воздух шевелил ее светлые пушистые волосы, а над скромной голубой пижамой, будто специально надетой для игры в дочки-матери с маленькими гостьями, шея и лицо пошли красными пятнами, но уже через миг залились смертельной бледностью.
Договорив, я кое-как поднялся на ноги.
— Собирай вещи. Пять минут.
— Не могу бросить близнецов, — произнесла она.
Я хмуро уставился на нее.
— Правда, не могу. Фрида с Джоном в Европе, детей оставили на неделю. К тому же я их заразила уже, наверное. Сам говоришь, слюна…
— О них позаботится Каталина.
— Она в Мексике, тетю хоронит.
Я беспомощно закрыл глаза. Как же все это знакомо!
— Нет, — отрезал я.
— Барри, это мой долг! И Фрида не поймет, если… Господи, да Баррингтоны каждый день получают угрозы. А когда пойдет слух, что они заразны…
Мне вспомнились крысы, которые, не имея своего потомства, заботились о чужом.