Казалось, все шло хорошо. Но меня смущало одно обстоятельство: такие важные полномочия, которыми наделил меня Военный совет Юго-Западного направления, не подкреплялись документами. Правда, приходилось учитывать, что самолет могут сбить, и совсем нежелательно, чтобы такой документ попал в руки врага…»
Как видите, речь и близко не шла о каком-то там «выходе из окружения», да если вы вдумаетесь, то и не могла идти. С чего бы это Сталин и Тимошенко вдруг сочли войска Юго-Западного фронта, отрезанные от остальных войск Красной Армии, уже не советскими войсками, а каким-то чудом морским, которому воевать уже не надо, бить немцев не надо, а надо или сидеть и ждать, когда их кто-то спасет, погибнув сам, или, бросив оружие, удирать от немцев? Окружены были такие же солдаты, командиры и генералы, как и все остальные, и окруженные обязаны были бить немцев, как и все остальные. Это был неизменный подход Сталина к этому вопросу – он никогда, и вы это увидите дальше, не давал приказов на «выход из окружения», он давал приказы только на отход с уничтожением прорвавшегося противника. Байку про приказы на «выход из окружения» придумали уже после войны в своих мемуарах полководцы РККА, а Баграмян, из-за своей кастовой солидарности, стал одним из таких народных сказителей.
САБОТАЖ
Далее Баграмян начинает откровенно врать: «Из-за непогоды мы смогли вылететь лишь на следующий день. Меня усадили в прозрачной башне стрелка-радиста, откуда открывается широкий обзор. Нас сопровождают два истребителя. Пройдя через линию фронта, они повернули назад. И тотчас над горизонтом появились черные точки. Летчик не стал сворачивать и на предельной скорости вел самолет на запад. Нам повезло. Мы проскочили сквозь заслон вражеских истребителей. Вот и аэродром Гребенка – пункт назначения», – пишет Баграмян, а через несколько страниц дополняет: «Добирались мы очень долго. Дорога была сплошь забита машинами, обозами, передвигавшимися колоннами тыловых частей и учреждений.
У генерала Кирпоноса мы застали Бурмистенко и Рыкова. Я доложил о распоряжении главкома».
Вот исходя из этого текста скажите, когда Баграмян доставил приказ Тимошенко Кирпоносу? Сам Баграмян заучил этот приказ 16-го утром, но если он вылетел на следующий день, да еще в какую-то Гребенку, а потом долго добирался до Кирпоноса, то что получается? Получается, что Баграмян передал приказ 17-го, в лучшем случае, во второй половине дня.
Но когда вышло первое издание воспоминаний Баграмяна, то откликнулся летчик, переправивший его через фронт, и Баграмян, не подумавши, соблазнился в последующих изданиях поместить письмо этого живого свидетеля своего подвига. А в летной книжке этого пилота была сделана запись: «16 сентября 1941 года. Полет Полтава – Пирятин. Особое задание». То есть Баграмян доставил Кирпоносу приказ не 17-го вечером, а 16-го, в худшем случае во второй половине дня. (От Полтавы до Пирятина около 150 км, скорость СБ свыше 400 км/час, штаб фронта находился на хуторе Верхояровка в 3 км от Пирятина, а командный пункт Кирпоноса находился в роще в паре километров от штаба.) Мы видим, что Баграмян лжет, на сутки или более затягивая время получения приказа Кирпоноса. Почему лжет?
А потому что Кирпонос саботировал исполнение приказа – он не стал трансформировать его в свой приказ армиям Юго-Западного фронта и не стал передавать его войскам сразу же по получении! Кирпонос более суток цинично ждал, пока немцы окружат его армии основательнее! К примеру, за это время немцы перерезали основные пути отхода из Киева 37-й армии, и в промежуток Яготин – Березань немцы успели ввести крупную группировку своих войск.
Поскольку Тимошенко давал Кирпоносу приказы и по радио, то Баграмяну все же надо было как-то объяснить причины бездействия Кирпоноса, и он объясняет их доводами, достойными американского адвоката. Кирпонос, оказывается, не исполнял приказ, так как не были выполнены надлежащие формальности.
«– Вы привезли письменное распоряжение на отход? – не отвечая ему, спросил меня командующий.
– Нет, маршал приказал передать устно.
Кирпонос, насупив густые брови, зашагал по комнате.
Потом сказал:
– Я ничего не могу предпринять, пока не получу документ. Вопрос слишком серьезный. – И хлопнул ладонью по столу: – Все! На этом закончим».
Как видите, Кирпонос требовал в бумажном виде приказ, который обязан был дать сам безо всяких начальников. Каков педант!
Ну, как же, скажут умники, а потом бы на Кирпоноса свалили вину за оставление Киева, вот он и требовал письменного указания, чтобы в этом случае бумагой оправдаться. Во-первых, будь Кирпонос хоть немного порядочным человеком, он бы в этот момент думал не о собственной заднице, а о тех 300 тысячах советских солдат, гибель которых он приближал и приближал. Во-вторых, такие полководцы РККА, как Кирпонос, когда речь идет об их шкуре, плевать хотели на Сталина и его приказы. Ниже вы это увидите, а сейчас еще об одной причине, по которой Кирпонос не давал своим войскам приказ. Баграмян продолжает.
«Вечером 17 сентября в Москву была отправлена радиограмма следующего содержания:
«Главком Тимошенко через заместителя начальника штаба фронта передал устное указание: основная задача – вывод армий фронта на реку Псел с разгромом подвижных групп противника в направлениях на Ромны, Лубны. Оставить минимум сил для прикрытия Днепра и Киева.
Письменные директивы главкома совершенно не дают указаний об отходе на реку Псел и разрешают взять из Киевского УР только часть сил. Налицо противоречие. Что выполнять? Считаю, что вывод войск фронта на реку Псел правилен. При этом условии необходимо оставить полностью Киевский укрепленный район, Киев и реку Днепр. Срочно просим ваших указаний».
Видели, какой умник?
Любой отвод войск проводится этапами – войска переходят с одного промежуточного рубежа обороны на другой, пока не доберутся до заданного. До реки Псел таких промежуточных рубежей могло быть с десяток, скажем, они могли быть и на реке Сула, и на реке Хорол. Так, Кирпонос даже на первый промежуточный рубеж не собирался отводить войска, пока ему точно и письменно не укажут последний! Начальнику штаба фронта генералу Туликову уже только за эту телеграмму нужно было Кирпоноса пристрелить и взять командование на себя. Но, как утверждает Баграмян, они с Тупиковым уговаривали и уговаривали Кирпоноса, пока барин не смилостивился и все же 17-го вечером подписал приказ во исполнение приказа, данного 16 сентября Тимошенко.
«Посоветовавшись с Тупиковым, Бурмистенко и Рыковым, командующий приказал поставить армиям следующие задачи: 21-й – к утру 18 сентября сосредоточиться на рубеже Брагинцы, Гнединцы (юго-восточнее Прилук) и главными силами нанести удар на Ромны, навстречу 2-му кавалерийскому корпусу; 5-й – частью сил прикрыть отход 21-й армии с запада, а остальными нанести удар на Лохвицу; 26-й – создав ударный кулак из двух дивизий, наступать на Лубны; 37-й – вывести войска из киевского укрепрайона на левый берег Днепра, создать из них ударную группу и прорываться на Пирятин и далее на восток, составляя арьергард сил фронта; 40-й и 38-й – ударить с востока навстречу главным силам фронта в направлениях на Ромны и Лубны.
Генерал Тупиков набросал на карте план отхода войск и приказал мне внести необходимые изменения в заранее подготовленные штабом боевые распоряжения армиям.
Но передать эти документы адресатам было уже нелегко. С большими трудностями мы довели их только до командующих 5, 26 и 40-й армиями. Со штабами 21-й и 37-й армий связи не было даже по радио. Мы послали в Киев двух старших офицеров на автомашинах. Они не смогли пробраться в город и, видимо, погибли в пути. Лишь несколько позднее нам удалось через штаб главкома известить 37-ю армию о необходимости пробиваться на восток.
В 21-ю армию был направлен мой заместитель полковник Захватаев, который должен был вручить приказ генерал-лейтенанту В.И. Кузнецову и отходить вместе с его штабом.
К нашему счастью, почти вся авиация фронта и основная часть фронтового тыла своевременно были перебазированы за реку Псел, и мы в эту трудную пору могли не отвлекаться на организацию их выхода из окружения».
(Заметим, что Кирпонос только что послал Сталину радиограмму, чтобы тот сказал точно: на Псел выходить или не на Псел, а оказывается, тылы фронта и авиация уже давно были за этой речкой.)
Итак, пустяк Кирпонос сделал – дал-таки приказ, хотя и поздно. И вот только теперь у него и его штаба начиналась настоящая работа – нужно было организовать исполнение этого приказа, т. е. дополнительными распоряжениями, ввиду меняющейся обстановки, организовать, чтобы все армии фронта этот приказ исполнили, срезали клинья прорвавшихся в тыл фронта немцев, окружили их и уничтожили, а сами отошли на реку Псел. Ведь в армии ответственность за исполнение приказа лежит на том, кто его дал, в данном случае – на Кирпоносе и штабе фронта.
И посмотрите, что творит Кирпонос и его штаб!
ДЕЗОРГАНИЗАЦИЯ ВОЙСК ФРОНТА
Баграмян пишет: «Военный совет и штаб фронта тронулись в путь в ночь на 18 сентября. Было решено пробиваться через Лохвицу. Для большей маневренности управление фронта разделялось на два эшелона. Я следовал в первом эшелоне, в который входили Военный совет, основная часть штаба, политуправление, начальники родов войск и служб».
Как это вы «тронулись в путь»?! А фронтом кто будет командовать? «Дед Пихто!» – отвечает мне с того света Баграмян и начинает горестный рассказ о трагической судьбе штаба Юго-Западного фронта. Нет, не будем спешить и рассмотрим сначала это сообщение.
Во всех армиях и во все времена первые, кого стремится убить противник, это командиры. И стремится это сделать по простой причине – противника без командиров можно бить по частям. Если бы Гитлер поручил какому-нибудь Скорцени уничтожить управление Юго-Западным фронтом и тот бы это исполнил, то получил бы минимум Рыцарский крест. А Кирпонос «забесплатно» уничтожил управление своего фронта, причем для этого ему не потребовалось никакого письменного приказа Сталина, поскольку никакой Сталин или Тимошенко не давали ему приказа «выходить из окружения». Это вопиющий по своей наглости акт измены Родине и воинскому долгу!
Теперь второй вопрос – а куда это они «тронулись в путь»? «В Лохвицу», – скромно отвечает Баграмян. А что вам там делать? – возникает следующий вопрос. Ведь в Лохвице уже три дня как укрепились немцы. А приказ 5-й армии о наступлении на Лохвицу вы, Кирпонос и штаб, передали несколько минут назад, значит, войска 5-й армии получат его, если получат, только к утру, а когда сосредоточатся для исполнения этого приказа – еще неизвестно, а когда начнут исполнять, то им до Лохвицы с боями еще идти и идти. А штабу фронта на автомашинах до Лохвицы три часа пути. Так, повторю, что было делать в ночь на 18 сентября штабу фронта в Лохвице?
Итак, штаб Юго-Западного фронта, находясь среди своих войск и не испытывая никакого давления со стороны немцев, вдруг начал удирать от своих войск к немецким. Почему?
Но, правда, на вопрос, что делать в Лохвице, Баграмян отвечает, и неизвестно, краснел ли он от стыда при этом. Оказывается, в Лохвице есть мост через реку Сула, а штаб удирал на автомашинах и Сулу мог пересечь только по мосту, вот Кирпонос и поехал в Лохвицу. Видите, как все просто! Да, но есть маленький вопрос. Чтобы переехать мост через Сулу у Лохвицы, надо было получить разрешение у немцев, а немцы, что, это разрешение Кирпоносу уже дали?
И главное – чего вообще штаб Юго-Западного фронта всполошился? Было бы понятно, если бы немцы атаковали Верхояровку и были уже в 500 метрах от нее. Но ведь на севере немцы были не менее чем в 50 км от Пирятина, на западе не менее, чем в 40, но там из Киева в тыл этим немцам выходила мощная 37-я армия, которой Кирпонос приказал пробиваться на Пирятин, т. е. к штабу фронта. Только на юге и на востоке немцы могли быть примерно в 30 км. Штаб находился там, где ему и полагается быть – в центре своих войск.
Ну, положим, штабу срочно захотелось перейти из окружения к войскам, ведущим деблокаду, но снаружи кольца 40-я армия Юго-Западного фронта находилась на северо-востоке в районе города Ромны, а 38-я – на юго-востоке и должна была атаковать Лубны. Так зачем нужно было из-за моста через Сулу под Лохвицей переться 60 км с форсированием двух рек – Удая и Многи? Тем более что за Лохвицей и советских войск-то не было – только в Гадяче случайно оказавшийся там саперный батальон высылал дозоры да вел разведку. Сулу надо было форсировать в Лубнах, там тоже есть мост, до города Лубны было всего 45 км, да еще по трассе Киев – Полтава, и без всяких форсирований рек.
Более того, согласно только что отданному приказу самого Кирпоноса, Лохвица должна была стать центром окруженной немецкой группировки, а окружить ее Кирпонос приказал прорывами у Ромны и Лубны. Так ехал бы к Лубнам командовать войсками 26-й и 38-й армий, которым сам же и приказал взять этот город!
Таким образом, с какой точки зрения ни посмотри, а то, что Кирпонос и штаб поспешно прекратили управление войсками фронта и поспешно выехали в направлении Лохвицы, честных объяснений не имеет. Оно имеет только одно объяснение: цель этого – дезорганизация войск фронта с тем, чтобы немцы могли легко их добить и не предъявляли потом пленному Кирпоносу претензий из-за «бессмысленного сопротивления», повлекшего потери немецких войск.
Ведь даже дезорганизованные и преданные частью полководцев РККА полки и подразделения Юго-Западного фронта дрались очень долго. В ночь на 18 сентября Кирпонос бросил их без командования, а части 26-й армии сражались и пробились к своим только к октябрю, части 37-й армии сражались до 5 октября.
ТОПТАНИЕ НА МЕСТЕ
А теперь давайте рассмотрим, как Кирпонос и штаб фронта проделали свой путь на Лохвицу. Баграмян продолжает: «Из деревни Верхояровка взяли курс на Пирятин, где был мост через реку Удай. Во второй половине ночи подошли к реке».
Выше Баграмян сообщил, что колонна штаба тронулась в путь «в ночь на 18 сентября», т. е. в 8–9 часов вечера, а «во второй половине ночи», т. е. после 12 часов, они подошли к мосту через Удай. Автотранспорту воинских колонн задают скорость 20 км/час. От Верхояровки до моста через Удай – 4 км. Отметим, что Кирпонос как-то не сильно спешил к мосту через Удай, позже постараемся понять, почему. Далее Баграмян сообщает: «Вражеская авиация бомбила переправу, потребовалось много труда, чтобы поддержать порядок. Преодолев реку, колонна штаба под прикрытием частей 289-й стрелковой дивизии полковника Д.Ф. Макшанова миновала Пирятин и направилась к населенному пункту Чернуха, но перед рассветом была атакована немецкими танками с севера и отсечена от стрелковых подразделений. Пришлось менять направление».
Возникает вопрос. Если 289-я стрелковая дивизия, задачей которой было охранять штаб фронта, увидела, что колонна штаба атакована немцами, то дивизия обязана была развернуться и принять бой с тем, чтобы защитить штаб? Вооруженный до зубов противотанковой артиллерией и бронемашинами с пушечным вооружением полк охраны штаба фронта обязан был принять бой с тем, чтобы колонна штаба соединилась с дивизией? Вроде так, но Баграмян ничего не пишет о бое, а отсюда следует, что они свернули, как только увидели танки (если они были), а дивизия ушла уже так далеко, что не видела немецкого нападения на колонну штаба. Имеем два вывода:
– колонна штаба не ехала за дивизией, поскольку не может автоколонна на шоссе отстать от пеших подразделений;
– Кирпонос умышленно отделился от 289-й дивизии, иначе послал бы полк охраны в бой, чтобы с нею соединиться.
Видите ли, от Пирятина до Чернух около 30 км, за осеннюю ночь по шоссе даже пеший солдат пройдет это расстояние, и автоколонне отстать от дивизии можно было только специально. Но даже без 289-й дивизии с Кирпоносом оставалось еще очень много солдат и оружия. Баграмян продолжает: