Вдруг у нее зазвенело в ушах. Раздался бой часов. Она отсчитала три секунды промежутка и под следующий удар обрушила топор на замок. Высекла искру и чуть не угодила себе по ноге. Не вышло. Соскользнул. Нельзя расслабляться. Еще раз, два, три. Удар. Теперь она попала точно по замку, но мощи не хватило, замок выдержал. И снова: раз, два, три. Удар. Замок дрогнул, но продолжал висеть. А что, если сейчас три часа и часы больше бить не будут?! Нет, нельзя думать об этом, надо ждать. Раз, два, три. Еще один удар часов – и удар топором. Победа! Замок раскрылся и повис на одном хомутке. Она сковырнула его, превозмогая собственную лихорадку, старалась действовать медленно, что в данном случае означало – тихо. Дверь открывалась наружу. Она налегла, и дверь поддалась. Самое ужасное было – это скрип. Его, наверно, было слышно не меньше, чем бой часов.
В лицо ударил свежий лесной воздух. Небо было черно и все в звездах. Ночь. Она чуть не задохнулась. Подставила лицо ночному потоку и, словно пьяная, вышла наружу. Сделала еще шаг и… чуть не сорвалась вниз.
Она стояла на неогороженном балконе, на эдакой ступеньке на высоте пять-шесть метров над водой. Дом был построен на сваях, он свешивался над прозрачным лесным озером. Вот куда вела дверь, запертая на тяжеленный висячий замок.
Она видела свое отражение внизу и давила в себе рвавшийся крик отчаяния.
– Ты куда-то собралась, милая? – спросил сзади вкрадчивый голос ее тюремщика. – Тогда купи мне свежую газету.
И тогда она бросилась на меня. Признаться, я этого не ожидал. Нет, конечно, это было логично, как я потом уже сообразил. Но в тот миг, когда она впилась ногтями мне в физиономию, я просто оторопел. И потребовалась целая минута, чтобы отодрать ее от себя. Она кричала что-то невразумительное, это были отдельные звуки, за ними, конечно, стояли какие-то слова, кто же, кроме нее, мог знать какие.
У меня на лбу появилась глубокая царапина.
– Чего ты хочешь?
– Я хочу дышать!
– Обычно, когда я соглашаюсь на задание, я выполняю его и даже не думаю об этом. Но ты другая.
– Другая?
– Знаешь, большинство людей всегда в чем-то виноваты. Даже если я не знаю (а я часто этого не знаю), они сами знают. Всем всегда есть, что скрывать и чего бояться. Почти всем. И они, в общем, ждут того, что должно случиться. Это только вопрос времени.
– Отпустите меня, – сказала она вдруг совсем новым голосом и взяла меня за руку. – Я никому ничего…
Она продолжала держать мою руку, и, признаться, это было странное ощущение. Или просто давно забытое?
Чтобы поскорей прогнать его, я сходил за пивом и сигаретами.
– Что самое плохое, что ты делала в своей жизни?
– Я не знаю. Я не могу вспомнить… – Она беззвучно заплакала.
– Постарайся!
– Нет!
Я внимательно посмотрел ей в глаза, вынул пистолет и дослал патрон в патронник.
– Ты, допустим, когда-нибудь крала?
– Нет, никогда… Да, однажды.
– Ну вот видишь, как все просто. Так что это было?
– Фломастеры у соседки по парте.
– Это плохо, – огорчился я. – Очень плохо. – Плохо для меня, добавил я про себя. Что за черт? Становлюсь чувствительным? Сентиментальным? Вряд ли. – Ты бы лучше поела.
– Да будь ты проклят!
– Если ты не будешь есть и пить, то умрешь дней через пять.
– Да?! А что, ты за это время меня не убьешь?
– Я еще не решил.
Прицелиться, выстрелить, отвезти в клинику. Прицелиться, выстрелить, отвезти в клинику. Прицелиться, выстрелить, отвезти в клинику… Я сотни раз это делал.
Черт. Я знал, что влип.
Ох, Альбина, Альбина. Я знал, что я влип наверняка. Я знал, что все это очень скверно. Я вдруг подумал, что Альбина ведь не знает, где находится мое пристанище. Никто не знает, кроме Слона. Зачем я об этом подумал? Почему я об этом подумал, черт побери?!
Часть третья ТУРЕЦКИЙ
В Генпрокуратуре Турецкий, прежде чем идти к Меркулову – докладывать о новом геморрое на их общую задницу, – заглянул в энциклопедический словарь, дабы пополнить эрудицию.
«Николай Львович Баткин (р. 1937), российский биохимик, академик РАН (1992; член-корреспондент АН СССР с 1970). Директор НИИ молекулярной биологии. Труды в области ультрамикрометодов анализа нуклеиновых кислот, биохимии клеточной дифференцировки и ядерно-цитоплазматических отношений. Герой Социалистического Труда (1987). Государственная премия СССР (1980). Государственная премия России (1993)».
Кроме того, как следовало из документов, переданных Турецкому из ФСБ, Баткин также является заведующим кафедрой микробиологии, вирусологии и иммунологии Московской медицинской академии имени Сеченова. Что еще? Вдовец, у него есть взрослая дочь, у той, как известно, десятилетняя дочка, ученица музыкальной школы, его внучка.
Поиски Баткина сотрудниками ФСБ велись по следующим направлениям.
Были допрошены родственники Баткина, соседи Баткина, сотрудники Баткина.
Вот что это дало.
1. Дочь Баткина, Вероника Кострюкова (35 лет), показала, что с отцом не разговаривала больше двух недель, так как ровно столько его не видела – они находились в ссоре, что, по ее словам, большой редкостью в их отношениях не является. Иногда Баткин забирал свою внучку из музыкальной школы и отвозил домой к ее матери, но последние два раза это происходило в отсутствие Вероники Кострюковой.
2. Баткин живет в шестнадцатиэтажном кирпичном доме в Орехове-Борисове. Дом с кодовым замком и консьержкой. Консьержка Тамара Байрамова (67 лет) знает Баткина в лицо, потому что он часто возвращается за полночь и иногда забывает и код, и личный ключ от кодового замка, тогда консьержка открывает ему сама. Последний раз консьержка видела Баткина за день до его исчезновения. Он выходил на утреннюю пробежку, по рассеянности надел вместо кроссовок ботинки и вернулся обратно. Больше не спускался – как полагает консьержка, также по рассеянности. Кстати, дочь Баткина, Вероника Кострюкова, тоже характеризует отца как весьма забывчивого и рассеянного человека.
Соседи по лестничной клетке тоже ясности не внесли. Жильцы двух из трех квартир даже не знают, кто такой Баткин. Они знают, как он выглядит и как его зовут, но на этом их представление о пожилом соседе исчерпывается. С третьей квартирой было ненамного лучше. Там хозяева не жили, а сдавали ее внаем. Сейчас ее снимает некая Марина Коваленко (25 лет), уроженка Харькова, географ-аспирант МГУ. Коваленко показала, что с Баткиным неплохо знакома и поддерживает дружеские, насколько это было возможно при столь радикальной разнице в возрасте, отношения. На этом список соседей исчерпывался.
3. Сотрудники, по идее, должны были стать самым продуктивным источником информации, но этого не произошло. В общей сложности были допрошены двадцать семь человек – те, кто общался с Баткиным в Институте молекулярной биологии в последние пять дней перед его исчезновением. Полный список людей, входивших в контакт с Баткиным в его НИИ за последние две недели, составленный с помощью его секретарши (Алевтина Мордвинова, 54 года), включал в себя сто тридцать девять человек. Правда, львиная часть – это те, кто поздравлял Баткина с присуждением Нобелевской премии, а общение с ними Баткин, которому это надоело уже на второй день, свел до минимума. Алевтина Мордвинова даже стала свидетельницей того, как вконец задерганный Баткин отказался подойти к телефону, хотя на другом конце провода его жаждал поздравить ни больше ни меньше вице-премьер правительства России, по совместительству председатель Госкомитета по науке и технике.
4. Со всех опрошенных была взята подписка о неразглашении, поскольку не менее важной, чем поиски Баткина, представляется опасность того, что этот факт станет достоянием гласности.
Но это было не все. Турецкий-то знал, что был как минимум еще один человек, видевший Баткина незадолго до его исчезновения, – это его собственная (Турецкого, не Баткина) супруга Ирина Генриховна…
Дверь кабинета без стука открылась, а это могло означать только одно: Славка Грязнов собственной персоной. Улыбается. В руках портфель. В портфеле красноречиво позвякивает.
Турецкий тут же замотал головой.
– А чем тогда займемся? – обиженно спросил Грязнов.
Вместо ответа Турецкий разложил перед собой на столе фотографии Баткина. Баткин с внучкой. Баткин с дочкой. Баткин с дочкой и внучкой. Баткин в институте: в своем кабинете с каким-то сотрудником, в приемной с секретаршей, в лаборатории. Эта фотография была секретной – за нее Турецкий расписался у фельдъегеря, привезшего пакет, в отдельной графе. На ней Баткин и еще два сотрудника, один – тот самый, с которым он был сфотографирован в кабинете, были облачены в защитные костюмы фиолетового цвета, смахивающие на скафандры космонавтов. Вокруг колбы, пробирки, загадочная аппаратура.
Баткин был крупный, чуть полноватый мужчина, совсем не похожий на классического рассеянного профессора, каким его все хотели представить. Что еще? Ну седой, ну пожилой, но шестьдесят пять лет ему дать никак было нельзя. Турецкий повертел снимки – на всех были проставлены относительно свежие даты.
– Ты с ним случайно не знаком?
– Где уж нам с нобелевскими лауреатами знаться.
– Вот, – удовлетворенно заметил Турецкий. – А моя жена знакома.
– Ну и напрасно.
– Почему?
– Нипочему.
– Славка, что за манера? Сказал "а", говори "б".
– Да я так просто сказал.
– По-моему, ты врешь, – сказал Турецкий, внимательно глядя на приятеля.
– Ну сам посуди: узнают, что твоя жена в этом замешана, от дела отстранят.
– Да кто замешан, что ты мелешь?! И потом, я на него не набивался. – Тут Турецкий вспомнил свой разговор с президентом и усомнился в искренности своих слов. – Ну ладно, с чего начнем?
– Как будто ты не знаешь? Небось, пока я ехал, уже составил свой долбаный план следственных мероприятий.
– Ты чего такой злой? – удивился Турецкий.
– Да потому что не нравится мне это все. Ладно, не обращай внимания. Говори, что делать будем.
– Значит, так. Я проведу повторные допросы всех, кто видел Баткина, а ты собери мне на него неформальную информацию.
– Уже.
– О! – обрадовался Турецкий. – И что же ты молчал?
Грязнов молча открыл портфель. Сначала вынул из него бутылку коньяка «Московский» (которую Турецкий тут же убрал в сейф), потом папку. Турецкий отодвинул фото Баткина в сторону и рассыпал перед собой документы, которые привез начальник МУРа. Каждый лист он проглядывал до середины и откладывал в сторону. Грязнов тем временем просматривал бумаги, которые Турецкому доставили фельдъегерской почтой. Через минуту Турецкий нахмурился и потер переносицу.
– Ну, – пробурчал Грязнов, закуривая, – теперь, надеюсь, ты понял, что ничего хорошего в том, что Ирка твоя с ним знакома. Кстати, каким это образом, хотел бы я знать?
– Но я не понимаю, – пробормотал Турецкий, – почему у ФСБ нет этой информации?
– Да потому что работать надо уметь!
Из сведений, собранных Грязновым, выходило, что выдающийся русский ученый Николай Львович Баткин был не просто запойный пьяница, а тяжело больной алкоголик. Турецкий с утроенным вниманием рассматривал фотографии Баткина и не мог в это поверить – как этот красивый, благообразный ученый муж, и вдруг натуральный алкаш! И все же это было правдой. За прошедшие пять лет Баткин трижды лечился в закрытых клиниках, вроде бы это помогало, но в какой-то момент он неизбежно срывался и пускался во все тяжкие.
– Так ты что думаешь, он сейчас где-то лежит под капельницей? – с надеждой спросил Турецкий.
– Гораздо хуже, Саня. Я думаю, что он лежит где-нибудь под забором.
– Так, стоп! Вначале объясни мне, откуда у тебя эти сведения. И почему, если это действительно правда, ни родственники, ни сотрудники об этом ни полслова не упомянули?
– Ну ты не слишком-то наезжай. – Грязнов добродушно толкнул приятеля в грудь. – Сначала можно было бы и поблагодарить личный состав за инициативу. Откуда у меня эти сведения? Просто я привык держать руку на пульсе. Все заведения – подобные тем, в которых лечится твой Баткин, – у меня под колпаком. А раз у меня, то это значит, что ФСБ оттуда уже никакой информации, кроме как от меня, не получит. А от меня оно фиг что получит. Что касается родственников и коллег – ответ простой. Они не знали.
– Все не знали?!
– Все. Кроме одного человека. Каждый раз, когда Баткин ложился в клинику, именно он его туда и приволакивал.
– Кто это?
– Если бы ты дочитал до конца, то не задавал бы глупых вопросов. – Грязнов ткнул пальцем в нужное место, и Турецкий прочитал: «А. В. Будников». – Это его коллега, – объяснил Грязнов. – Заведующий какой-то там лабораторией.
– Знаю.
– Ну и корефан по гулянкам, надо полагать. Так что надо его в первую очередь брать в оборот. Фээсбэшники его допрашивали?
– Да. Есть протокол. А ты проверил эти заведения, где Баткин лечился?
– Да. Все мимо. Давай свой протокол.
"В о п р о с. Назовите свое полное имя, возраст, профессию и занимаемую должность.
О т в е т. Анатолий Вячеславович Будников, 47 лет, биолог, заведующий бактериологической лабораторией Института молекулярной биологии. Доктор наук.
В о п р о с. Академик Баткин является вашим непосредственным руководителем?
О т в е т. Да.
В о п р о с. В каких отношениях вы состоите с Баткиным?
О т в е т. В служебных.
В о п р о с. И только? Не в приятельских?
О т в е т. Видите ли… У нас довольно значительная разница в возрасте. Хотя, учитывая, как давно мы знаем друг друга…
В о п р о с. И как же давно?
О т в е т. Больше двадцати пяти лет. Он был еще моим преподавателем в институте.
В о п р о с. Значит, вы с Баткиным на «ты»?
О т в е т. Я же сказал, у нас большая разница в возрасте… И, так сказать, в весовой категории, в научном аспекте, я имею в виду.
В о п р о с. Это не ответ.
О т в е т. Мы на «вы».
В о п р о с. Когда и где вы последний раз видели Баткина?
О т в е т. В пятницу утром на работе. Он вызвал меня, чтобы согласовать кое-какие детали работы на время его предстоящего отсутствия.
В о п р о с. Анатолий Вячеславович, чем занимается ваша лаборатория?
О т в е т. Это, простите, не ваше дело.
В о п р о с. Сейчас все, что происходит в вашем институте, а значит, все, что имеет отношение к Баткину, наше дело.
О т в е т. Моя лаборатория занимается изучением особо опасных вирусных инфекций.
В о п р о с. Вы бывали дома у Баткина?
О т в е т. Конечно.
В о п р о с. Как часто?
О т в е т. Затрудняюсь ответить. Особой системы в этом не было.
В о п р о с. Что это были за встречи?
О т в е т. В основном рабочего характера, иногда мы перемещались к нему домой, просто чтобы сменить обстановку, освежить мозги. Рядом с его домом есть прекрасный Царицынский парк, и мы часто там гуляем, обсуждая научные вопросы.
В о п р о с. У Баткина есть женщина?
О т в е т. Он довольно пожилой человек. Кроме того, он вдовец. Уже почти десять лет.
В о п р о с. Нам это известно. Поэтому я и задаю вам повторно этот вопрос: у Баткина есть любовница?
О т в е т. Мы не настолько близки, чтобы я мог позволить себе этим интересоваться. А сам он меня ни во что такое не посвящает.
В о п р о с. У Баткина есть близкие друзья?
О т в е т. У него был действительно близкий друг, ученый, но погиб много лет назад.
В о п р о с. Подробнее, пожалуйста.
О т в е т. Макарычев, если не ошибаюсь, Эммануил Витальевич, он разбился во время сплава по горной речке, на Алтае, около десяти лет назад.
В о п р о с. Баткин был тогда с ним?
О т в е т. Разве я это говорил?
В о п р о с. Отвечайте на вопрос. Баткин был с ним, когда Макарычев разбился?
О т в е т. Не был. Баткин терпеть не может байдарки.
В о п р о с. Макарычев тоже был биолог?
О т в е т. Да с чего это вы взяли?! Он был географ.
В о п р о с. Кроме вас кто входит в число друзей Баткина?
О т в е т. Таких друзей, как Макарычев, у него сейчас нет, мне кажется, в основном его общение – это контакты по работе. Да, по-моему, и времени у Николая Львовича сейчас ни на кого не остается. Мы очень загружены на работе. Правда, иногда он ездит к внучке. Возможно, к шурину. Хотя последнее утверждать не берусь.