Однажды утром он увидел белку, которая сидела на пне и с любопытством посматривала на него. Малколм поразился, с какой легкостью поймал он маленькое существо. Он быстро убил ее, ободрал, как смог, пальцами шкурку и съел ее. Он жевал сырое мясо вместе с крошечными косточками. Мясо было жестким и отвратительным на вкус, но все равно это было лучше, чем кора деревьев.
Вскоре Малколм обнаружил, что легко может ловить и других маленьких животных. Опоссумов, енотов и как-то раз даже небольшого оленя. Ручьи еще не были достаточно глубокими, чтобы в них появилась рыба, но зато там водились лягушки. В результате охотничьих занятий мускулы Малколма окрепли. Сильные зубы могли перегрызть кость.
Не могло быть и речи о том, чтобы приготовить мясо на огне. У Малколма не было спичек, и к тому же огонь могли заметить люди. Вначале он с трудом глотал сырое мясо, еще теплое от пролившейся крови, но затем он привык. И, к его удивлению, оно все больше ему нравилось.
Шли дни, похожие один на другой. По ночам он продолжал свои бессмысленные блуждания. Как-то раз он вернулся к месту, где раньше была деревня Драго. Теперь там был пепел, и больше ничего. Все исчезло. Все умерло. Больше Малколм никогда туда не возвращался.
И все же Малколм чувствовал, что он был не один. Где-то были и другие, такие же, как он, бегущие и прячущиеся. Он хотел найти их, присоединиться к ним, но не знал, как это сделать. Иногда ночью он слышал вой. И он плакал.
Ночи стали холодными. Днем часто шел дождь. Малколм научился делать достаточно прочное укрытие из сосновых веток, защищающее его от дождя. В нем он просиживал долгие часы, обняв свои колени и дрожа от холода.
Теперь за ним охотилось меньше людей. Опасность уменьшилась, но еще осталась. По мере того как запахи людей становились слабее, Малколм делался беспечнее.
И он совершил ошибку дождливым вечером, когда шел по тропе в поисках укрытия. Он спешил спрятаться от дождя. Если Малколм был бы осторожен, как обычно, ничего не случилось бы. Перед ним на тропе часть земли была покрыта листьями. Он должен был заметить, что листья лежат неестественно. Но на этот раз он не посмотрел, прежде чем идти дальше.
Он не понял сразу, что произошло. Раздался жуткий скрежет, и обжигающая боль охватила его правую ногу. Он рухнул на землю.
Боль сжала его подобно раскаленному обручу. Он попытался встать, но не смог. И что-то держало ногу. Что-то тяжелое.
Посмотрев вниз, туда, где кончались лохмотья его брюк, он увидел стальные челюсти, сжавшие его лодыжку. Нога была разодрана до кости, которая виднелась сквозь кожу. Кровь мгновенно залила ботинок. Он попробовал пошевелить ногой. Лязгающий звук был даже хуже новой вспышки боли. Он потерял сознание.
Ночь была полна бесконечных страданий, длинные периоды бреда сменялись проблесками сознания, во время которых он пытался освободить ногу из стального капкана. С гор опустились тучи, и на землю хлынули потоки ледяного дождя. Гремел гром, и сверкала молния.
Малколм в отчаянии бился о землю. Когда сознание возвращалось, что-то странное происходило с его телом. Один раз он поднес к лицу руки и в свете молнии увидел звериные когти. Или ему это показалось? Все расплывалось под приступами боли.
Гроза продолжалась всю ночь, затем прекратилась. На рассвете было холодно и сыро. Дождь продолжался. У Малколма началась лихорадка, и временами он не понимал, где находится и как он здесь очутился. Ему следовало быть в теплой постели, а не в холодном лесу. Затем вновь следовал приступ боли, возвращая воспоминание об ужасной ночи. Он изменил положение своего тела, и стальные челюсти крепче сжали его плоть. Капкан. Он знал, что такое капкан. Но он забыл обо всем, когда увидел великана.
Ну, может быть, не великана, а большого, очень большого человека. С точки зрения Малколма, лежащего на тропе, человек выглядел как гора. Борода и волосы, доходящие до плеч, были темными, с оттенком красного. Одна его рука была больше двух мальчика. Его грудь и плечи были мощными, как гранит. На нем были грубые потрепанные джинсы и кожаная куртка. Несмотря на боль, Малколм почувствовал страх перед силой, исходившей от этого человека. Затем он увидел глаза великана. Они были карие и очень добрые.
Великан опустился возле мальчика на колени. Малколм совсем близко увидел карие глаза, в которых отразилась боль, когда мужчина посмотрел на разодранную лодыжку. Малколм попытался сесть, но великан остановил его, мягко придержав за шею, и легко положил обратно.
— Ты попал в беду, сынок, — пророкотал бас из груди человека. — Тебе лучше полежать, пока я посмотрю.
Он двигался с грацией, невероятной для человека его величины. Он осторожно заслонил собой лодыжку от глаз Малколма, пока осматривал ее.
— Черт возьми, — прогремел большой человек. — Стальные зубы, двойной обхват. Это запрещено.
Малколм вздрогнул, когда рука великана коснулась его ноги.
— Потерпи. Я знаю, что тебе очень больно, но надо вытащить эту штуку из тебя. Тебе будет еще больней, немного, когда я ее разожму, но другого выхода нет. — Он повернул голову, и добрые карие глаза посмотрели прямо на Малколма. — Ну как, ты сможешь еще немного потерпеть?
Малколм кивнул.
— Вот и хорошо. Закрой на минуту глаза. Крепко зажмурься. Думай о самом лучшем, что у тебя когда-либо было.
Малколм закрыл глаза. Он изо всех сил старался думать о чем-нибудь хорошем, как велел ему большой человек. Но ничего не вспоминалось. Только ночь, огонь и крики умирающих.
Раздался громкий металлический скрежет, и новая вспышка боли охватила его лодыжку. Малколм открыл глаза. Великан, стоя рядом с ним на коленях, держал в руках стальной капкан.
— Вот то, что схватило тебя, сынок, — сказал он. — Проклятое грязное изобретение. — Затем он напрягся и стал раздвигать капкан, как будто это были челюсти акулы, пока он не разлетелся с громким металлическим скрипом. Он бросил сломанный капкан в кусты и вновь обратился к мальчику.
— Ты в порядке?
Малколм кивнул, сдерживая слезы. Он боялся услышать свой голос, не желая показать слабость перед большим человеком.
— Ты готов идти?
Малколм беспомощно посмотрел на искалеченную лодыжку. Теперь она была освобождена от стальных челюстей, но нога опухла и приобрела синюшный оттенок.
Большой человек снова заслонил от глаз Малколма разодранную лодыжку.
— Я помогу тебе, — сказал он. — Нужно отсюда выбираться.
Он просунул свои сильные руки под мальчика и легко, словно перышко, поднял его. Затем также легко поднялся и пошел по тропе.
— Ты не хочешь поговорить? — спросил он.
Малколм попытался что-нибудь произнести, но только всхлипнул.
— Ну тогда говорить буду я. Я к этому привык. А ты будешь слушать. Для меня это будет хорошим развлечением. Ведь я в основном разговариваю сам с собой.
Великан легко перешагивал через кусты и нес Малколма так, чтобы не задеть его раненую лодыжку. Ритм его шагов усыплял мальчика. И когда он говорил, его грохочущий голос был успокаивающим.
— Меня зовут Джонес, — начал он. — Я живу здесь один и редко кого вижу. Люди в городе знают, кто такой Джонес. Сумасшедший отшельник, так считают некоторые. В прошлом хиппи. Дитя природы. Мне безразлично, как меня называют, главное, чтобы меня оставляли в покое. И они это делают. Я прожил здесь почти двадцать лет. И никогда не имел неприятностей с людьми. Если ты никогда их не видишь, то и они тебя не беспокоят.
Джонес некоторое время шел молча, затем вновь заговорил:
— Да, но теперь мне приходится снова видеть людей. Бродяг. Исследователей природы. Иногда заблудившихся детей. Я ничего не могу сделать с охотниками. Когда они начинают стрелять в животных, я могу с ними поговорить. В основном я встречаю подростков. Они немного напоминают мне самого себя в шестнадцать лет. Но они проще смотрят на жизнь, в отличие от людей моего поколения. Их больше интересует применение оружия, чем отказ от него, но в этом нет их вины. Они почувствовали бы отвращение к стрельбе, если бы им пришлось идти в армию и воевать.
Но что-то случилось с современной молодежью. У них у всех какие-то сдвиги. Большинство из них участвует в разных демонстрациях протеста. Все это не по мне. Мне сорок лет, я знаю жизнь, но я все еще верю, что если мир изменится к лучшему, в этом не будет заслуги акционерных обществ. Вот почему меня называют сумасшедшим отшельником.
Джонес шел через густой кустарник, и внезапно они оказались на открытом месте. Перед ними была поляна, усеянная дикими цветами. Прямая грязная дорога вела к крепкой маленькой хижине, сложенной из грубых бревен. Струйка голубого дыма выходила из трубы, и ощущение уюта добавляли приятные занавески на окнах.
— Я живу скромно, — сказал Джонес. — Несколько лет назад здесь жила девушка. Вернее, женщина. Это благодаря ей появились занавески. И цветы. Их было больше, но я не любитель заниматься ими. Лучше овощи, чем цветы. Ее звали Беверли. Блондинка с длинными ногами. Она хотела попробовать жизнь на природе. И я был рад ей помочь.
— Что с ней случилось? — голос Малколма был слабым и дрожал. Он долго не говорил.
— Она ушла, — небрежно ответил Джонес, как будто они все время говорили вдвоем. — Оказалось, что жизнь на природе не настолько спокойна, как она думала. И она не смогла выдержать дождь. Она родилась в Сан-Диего и никогда в своей жизни не видела, чтобы дождик продолжался более двух дней. А здесь иногда дождь идет месяц. Меня это не трогало, но Беверли буквально сходила с ума. И потом был ребенок.
— У тебя был ребенок?
— Да, у нас. Маленький мальчик. Беверли хотела назвать его Звездный Мальчик, но я не позволил. Я-то не из космоса. Назвали Джоном. Правильное имя. Основательное. Библейское, если ты в этом разбираешься. Сейчас он на пару лет младше тебя. А как твое имя?
— Я… — внезапно Малколм ощутил пустоту в памяти, как будто там образовался вакуум. Он испугался. — Я не знаю.
— Ничего. Здесь нас только двое, так что путаницы не будет. А вот при возвращении в город ты должен знать свое имя, но к этому времени ты наверняка его вспомнишь.
Джонес подошел к дверям хижины и открыл их ногой. Внутри было несколько грубо сколоченных стульев, стол и пара кроватей армейского типа. Там же была железная раковина с умывальником. У одной из стен находился очаг с большим металлическим чайником, который уже закипал. От чайника исходил чудесный аромат.
— Беверли не учла, что жизнь на природе с Джоном будет иной. Ни телевизора, чтобы занять ребенка. Ни няни. Однажды она взяла его и ушла. Я не виню ее. По крайней мере, у меня есть сын. И я избавил его от жизни, которая началась бы для него с имени Звездный Мальчик.
Джонес внес Малколма в хижину и закрыл за собой дверь. Внутри было тепло. Вокруг витал аромат от закипающего чайника.
— Тушеное мясо, — произнес Джонес. — С турнепсом, помидорами, диким луком. Попробуем?
Малколм кивнул, но тут же вздрогнул от внезапной боли.
— Но сначала мы посмотрим, что можно сделать с твоей лодыжкой. Сейчас я ее перевяжу. Завтра утром дождь кончится, и мы отправимся в Пиньон, где сделают все как следует.
Джонес положил мальчика на кровать. Принес таз с водой и мягкое полотенце. Очень осторожно он обмыл раненую лодыжку.
Он держал ногу мальчика сильными мягкими руками и обрабатывал ее.
— Похоже, у тебя небольшое заражение, — сказал он. — Надо немного почистить. Я положу хинина. Это должно вывести инфекцию. Быстрее, чем йод.
Из шкафчика рядом с раковиной Джонес достал плотно закрытую бутылку. Он вылил густую коричневую жидкость и пропитал ею кусок ваты. Жидкость пахла смолой. Он обильно смазал ею раненую лодыжку мальчика. Это вызвало жгучую боль, но Малколм терпел.
— Так и должно быть, — сказал Джонес. Он забинтовал ногу Малколма. — Не туго?
Малколм покачал головой.
— О'кей. Ну, а как насчет еды теперь?
— Я ужасно голодный.
— Еще бы.
Джонес положил горячее мясо в деревянные миски, нарезал ломти хлеба. Налил дымящийся травяной чай. Малколм ел, пока не почувствовал, что больше не может. Чай согрел его, и мальчика стало клонить ко сну. Большой человек помог ему лечь удобнее и укрыл его одеялом.
— Теперь поспи, сынок. Завтра мы рано поднимемся.
Боль в ноге ослабела и постепенно утихла. Он отдыхал, впервые за много дней испытывая ощущение покоя. Тепло хижины, тени от угасающего огня, тихий стук дождя по крыше, все это погрузило мальчика в глубокий приятный сон.
Глава 6
После того как мальчик уснул, Джонес еще долго сидел и смотрел на угасающий огонь. Деревянный стул скрипел под его тяжестью. Снаружи шел дождь. К утру должно проясниться. Джонес хмурился, думая о мальчике, которого он нашел в капкане.
За годы, проведенные им в одиночестве в лесу, он сталкивался с разными людьми. Этот мальчик ни на кого не был похож. Что-то странное было в нем. Несмотря на его сдержанность, Джонес чувствовал опасность, которая таилась где-то внутри его. Что-то страшное. Что-то не совсем естественное.
Большой человек достал старый кукурузный початок, сунул его в рот и стал задумчиво жевать. Он не курил с тех пор, как был подростком, но чтобы успокоиться, ему нужно было что-то пожевать. Это помогало привести в порядок свои мысли.
Ужасный факт: нога мальчика была разрушена. Ни один врач не сможет спасти ее. Как только он проснется, Джонес даст ему еще один глоток травяного чая, чтобы усыпить на время долгого путешествия в Пиньон. Джонес не беспокоился, что ему придется нести мальчика так далеко, он был уверен в своей силе. Но определенного количества толчков не избежать. Его сила не поможет облегчить страдания мальчика.
Парнишка чрезвычайно храбрый, но, возможно, он все еще находился в легком шоке. Когда он полностью поймет свою травму, рядом с ним должен быть друг.
Глаза Джонеса сузились, а плечи распрямились, когда он подумал о тех, кто поставил смертоносный капкан. Он старался не вступать в столкновения с людьми, но сейчас был готов разорвать их на куски.
Мальчик пошевелился во сне и что-то невнятно пробормотал. Джонес встал и подошел к кровати. Он положил руку на лоб мальчика и почувствовал жар, правда, меньше, чем раньше. Джонес поправил одеяло и вернулся к своему стулу.
Присутствие мальчика в его доме напомнило Джонесу о сыне. Временами, не часто, он позволял себе думать о Джоне. Как он сейчас выглядит? Каким человеком стал?
Джону сейчас должно быть четырнадцать. Он может поступить в колледж. Тяжело было думать о нем. Мальчик, наверно, живет с матерью в одном из уютных домов в окрестностях Калифорнии, если Джонес правильно определил направление, в котором ушла Беверли. У него есть отчим, который ходит на работу в прекрасном костюме. Ладно, что в этом плохого? А если бы Джон остался здесь? Что за жизнь была бы у него с оборванным отшельником в качестве отца, живущим в лесу?
— Чертовски хорошая жизнь, — угрюмо пробормотал Джонес. И, как уже неоднократно было, Джонес пожалел, что он не боролся за сына. Возможно, у него ничего бы и не вышло, но, по крайней мере, он хотя бы попытался. Он ворчал и грыз стебли початка, пытаясь освободиться от сомнений.
Затем он снова встал и бросил в огонь большое полено. Мгновенно маленькие язычки пламени охватили кору дерева. Полено было еще сырым, и сгорать ему предстояло медленно. Возможно, до утра. Джонес сел на стул, прислушиваясь к шипению, которое раздавалось, когда в огне горела смола полена. Он закрыл глаза и предался мечтаниям.
Как всегда, он думал о Беверли. В глубине души он с самого начала понимал, что она не для него. Жизнь в глуши была для нее своего рода приключением. Она никогда всерьез ее не воспринимала.
Она была вполне счастлива в общине, в окружении других людей, которые пели народные песни, взявшись за руки в большом кругу вокруг костра. Но это было не для Джонеса. Жить в такой общине — все равно, что ходить всем вместе в баню.
К тому же Джонес имел свое собственное мнение. Он не участвовал, как другие, в демонстрациях или других выступлениях протеста, если сам не верил в них. Зачем заниматься тем, что не имеет смысла?