Войдя в дом, Хоули в снял в коридоре шляпу и пальто, а затем со вздохом шагнул в гостиную. Откуда-то доносилось пение Коры, правда, негромкое, словно она занималась каким-то малоприятным делом, например, мыла посуду. Однако, войдя в комнату, Хоули остолбенел, на миг подумав, что ошибся адресом, но тут же понял, что это невозможно. Посредине комнаты, в том самом кресле, где всегда сидел он сам, развалился какой-то молодой человек, который курил и читал газету. Когда Хоули остановился перед юношей, тот медленно ее опустил и смерил его надменным взглядом.
— Добрый вечер, — сказал он глухим голосом, неторопливо кивнув.
Хоули перевел глаза на жену, которая — уму непостижимо — возилась на кухне, а теперь шла ему навстречу с улыбкой, от которой он уже давно отвык.
— А, Хоули, милый, — радушно сказала она и поцеловала его в щеку. (Он удивленно отпрянул, словно испугался, что ее губы намазаны стрихнином.) — Ты уже пришел. Чудесно. Ужин скоро будет готов.
— Кора, — произнес он, посмотрев на молодого человека. — Да, — бормотнул, пытаясь сориентироваться в ситуации. — Можно мне спросить…
— А ты разве не знаком с мистером Хитом? — сказала она, прекрасно зная, что не знаком. — Это мистер Алек Хит, Хоули. Наш новый жилец.
— Наш новый кто?
— Жилец, дорогой. Помнишь, я тебе о нем рассказывала?
Хоули удивленно сморгнул. Он доподлинно знал, что Кора ни разу не говорила с ним ни о каком жильце, и его возмутило, что жена выбрала кого-то, не обсудив этот вопрос предварительно с ним.
На самом деле идея насчет жильца возникла у нее задолго по последнего визита мистера Миклфилда, и с тех пор Кора упорно ее обдумывала. Действительно, дом на Хиллдроп-креснт был для самих Криппенов слегка великоват — первоначально она хотела произвести впечатление на подруг своим новым жилищем, — и на верхнем этаже имелась третья, скромных размеров спаленка, которая совершенно зря простаивала. Кора решила, что эту комнату лучше всего сдавать еще одному жильцу, и тотчас решила, кого можно пригласить.
— Что-то не припоминаю, — грустно ответил Хоули.
— Перестань, — со смехом сказала она. — Алек, это мой муж, доктор Хоули Харви Криппен.
Медленно, словно каждое движение его раздражало, Алек Хит сложил газету — принадлежавшую Хоули— и положил ее на подлокотник, затем поднялся и встал перед своим новым домовладельцем, протянув ему руку. Присутствие нового человека сразу же испугало Хоули. Алек был ростом футов шести, широкоплечий и мускулистый, с копной непослушных темных волос, ниспадавших на лоб, — разительный контраст с лысеющей макушкой Хоули. Кожа смуглая, словно он усиленно занимался спортом и много времени проводил на свежем воздухе. В тот день молодой человек не побрился, и на скулах топорщилась неровная щетина. Рукав на протянутой руке был закатан, и Хоули поразило могучее предплечье и выпуклый бицепс. Этот парень был из тех, на кого оглядываются на улице барышни, но его серые, холодные глаза говорили о том, что на романы времени ему не хватает.
— Ага, — сказал он вместо приветствия.
Хоули пожал ему руку.
— Добрый вечер, мистер Хит, — ответил он.
— Алек работает вместе со мной в «Маджестике», — пояснила Кора. — Помощником режиссера. Ему всего девятнадцать, но он уже занимает одну из самых ответственных должностей в мюзик-холле. По-моему, это говорит о многом.
— Девятнадцать? — спокойно переспросил Хоули.
— Он родом из Уэльса, правда, Алек?
Тот кивнул, ни на миг не отрывая глаз от Хоули, который почувствовал, что юноша оценивает его на случай возможной стычки. Наконец, парень с радостью понял, что безусловно одержит над ним верх.
— Из Кардиффа, — ответил он.
— Последний год бедняжка ютился в настоящей лачуге. В какой-то наводненной крысами квартире в Колльерс-Вуд. Ему приходилось страшно далеко ездить на работу, а его хозяйка была сущей мегерой. Короче говоря, он искал новое жилье, а мы собирались сдать свободную комнату на верхнем этаже, так что, естественно, я подумала о нем в первую очередь.
— Естественно, — сказал Хоули.
— Уверена, что мы все между собой замечательно поладим, — продолжала Кора — она никогда не была такой веселой с тех пор, как они поженились. — А теперь, мужчины, почему бы вам не сесть и не познакомиться получше, пока я управлюсь с ужином?
— Ты готовишь ужин? — изумленно спросил Хоули.
— Ну конечно, — ответила она со смехом и посмотрела на Алека. — Ведь я же всегда готовлю тебе чудесный ужин, когда ты приходишь вечером с работы, разве не так?
Он задумался. Сказать «нет» было бы честнее, но Хоули решил, что вопрос был риторическим.
— Буквально десять минут, — добавила она и вышла из гостиной, чуть ли не пританцовывая.
Алек уселся обратно в кресло, оставив для Хоули диван, и они недоверчиво друг на друга уставились. Пару минут молчали, но один лишь Хоули почувствовал себя неуютно, глядя на хорошо сложенного парня, сидевшего напротив: по сравнению с ним Криппен казался самому себе тщедушным, почти женственным. Алеку же абсолютно ничего не угрожало. Утром он еще беспокоился о том, удастся ли поладить с новым домовладельцем, но теперь, познакомившись с ним, понял, что волновался понапрасну. Он вынул из серебряного портсигара еще одну сигарету и закурил, не спросив разрешения и даже не предложив Хоули. Видимо, портсигар был дорогой — Хоули обратил на него внимание и воспользовался этим, чтобы нарушить молчание.
— Красивый портсигар, — сказал он. — Подарок?
Алек пожал плечами.
— Одна баба из Челси подарила. — Он быстро подмигнул. — Изящный, да?
— Очень, — согласился Хоули.
— Я его заработал, уж поверь.
Хоули кивнул.
— Работали на нее, значит? — уточнил он. — Нанялись к ней, перед тем как поступить в мюзик-холл?
— Ну уж нет, — с отвращением сказал Алек. — Еще чего — работать.
— Но вы же сказали, что заработали его.
Парень зажал сигарету зубами и глубоко затянулся, а затем выпустил тонкую струйку дыма и дождался, пока она рассеется в воздухе. Лишь после этого соблаговолил ответить.
— Да, — спокойно сказал он.
— Хоули, открой мне, пожалуйста, — попросила Кора, вернувшись к ним и протянув мужу банку с вареньем, с которой не могла снять крышку. — Никак не получается открывать эти банки.
Хоули схватился за банку, но тотчас понял, что с ней не справится. Крышка была немного жирной, и руки постоянно соскальзывали. Его лицо все больше наливалось кровью, пока он пытался ее открыть, но все было без толку. Не говоря ни слова, Алек протянул руку и забрал у него банку. Обхватил широкой ладонью крышку и без малейших усилий снял ее, словно испугав своим взглядом. Сердце у Хоули упало. Он сидел, вжавшись в огромный диван, пока Алек Хит отдыхал в кресле. Внезапно Криппен осознал, что перестал быть хозяином в собственном доме, — если, конечно, когда-то им был.
— Спасибо, — сказала Кора, забрав банку. — Хоули, правда, хорошо, что в доме есть Алек? — крикнула она из кухни. — Он сможет делать всю ту мелкую работу, с которой никто из нас не справляется. Такая помощь!
— И впрямь, — с сомнением ответил Хоули.
— Все, с чем ты не справляешься, — с улыбкой сказал Алек Хоули.
— Я это учту.
— Удобно, когда в доме есть мужчина, — воскликнула она, вернувшись в гостиную.
— Я тоже мужчина, дорогая, — подчеркнул Хоули.
— Молодой мужчина, — поправила себя она. — Ты ведь уже не можешь заниматься физическим трудом, как раньше. Да и невежливо тебя об этом просить. Теперь, когда с нами будет Алек, дело пойдет на лад.
Она подалась вперед и нежно взъерошила парню волосы, задержав пальцы в густой темной гриве немного дольше, чем следовало. Хоули вгляделся в лицо юноши, боясь заметить на нем улыбку, но оно постепенно скрылось за облаком дыма, и Хоули смог различить лишь холодные серые глаза, которые смотрели на него с презрением.
В конце лета, вечером вторника Хоули одиноко прогуливался на заднем дворе Хиллдроп-креснт, 39, засунув руки в карманы и ковыряя носком ботинка землю. Несколько часов назад Кора ушла в «Маджестик» на регулярное представление, надев то красное платье, которое пару месяцев назад обошлось ему в шесть шиллингов. С недавних пор он стал запирать по вторникам зубоврачебный кабинет и после закрытия фирмы Маньона шел прямиком домой. Конечно, практика не приносила особого дохода, но этот свободный вечер он устроил себе подругой причине. В действительности это был единственный день в неделе, когда весь дом оставался в его распоряжении, и Хоули ценил тишину и покой, которые обретал. Последние три месяца его жизнь, похоже, шла все больше и больше под уклон, так что по ночам он с нетерпением ждал прихода сна, приносившего сладкое избавление от каждодневной тягомотины. Спокойными были для него лишь первые утренние секунды после медленного пробуждения, а потом он опять вспоминал, какая беспросветная у него на самом деле жизнь.
Хотя его брак с Корой не задался с самого начала, он с трудом припоминал периоды, когда был так же несчастен, как сейчас. Вся ее жизнь, похоже, вращалась вокруг двух осей: мюзик-холла и заботы об Алеке Хите. К «Маджестику» он особо не ревновал, поскольку знал: это по-прежнему заставляло жену верить, будто у нее есть перспективы в шоу-бизнесе, впрочем, сам он уже давно считал это пустой мечтой. Но Алек — совсем другое дело. Видимо, парень поставил перед собой цель непрерывно досаждать Хоули: заменив стареющего мужа Коры во всем, так резко оттенял его, что тот буквально закипал от гнева и ревности.
Хуже всего было по утрам. Алек курил за кухонным столом — без рубашки, нисколько не беспокоясь об этикете или правилах приличия. Его мускулистое тело служило молчаливым упреком Хоули, который сидел съежившись на своем стуле, грыз ломтик сухого гренка и нервно потягивал чай — гость в своем собственном доме. Алек, видимо, наслаждался вниманием, которым окружала его Кора, и ее заигрывания становились явными, когда, разговаривая с Хоули, она держала руку на обнаженном плече парня. Хоули отчаянно хотелось сказать, чтобы тот прикрылся или не выходил из своей комнаты раздетым, но он боялся, что его поднимут на смех и тогда нечем будет крыть. Хоули так и сидел молча, безгласно закипая: ему очень хотелось, чтобы парень просто ушел или вторгся в личную жизнь какой-нибудь другой супружеской пары.
Стоя на заднем дворе, он услышал издалека стук в дверь и вздохнул. Глянул на часы — только четверть девятого. Ни жена, ни Алек еще не должны вернуться из «Маджестика», если, конечно, кто-нибудь из них не заболел и не забыл ключ от входной двери — двойное совпадение. Хоули надеялся, что это не так. Вечер вторника — единственное, что у него осталось; неужели злой рок лишит его и этого маленького удовольствия?
К своему удивлению, Хоули увидел на пороге невысокую фигурку Этель Ле-Нев, которая выглядела изящно и строго в новом пальто, купленном накануне.
— Этель, — сказал он, с изумлением обнаружив, что рад ее видеть. — Не ждал. Что-то случилось?
— Ничего страшного, Хоули, — ответила она. — Простите, что забежала, но, возвращаясь домой, я обнаружила, что прихватила с собой ключи от лавки. Вы, конечно, приходите утром первым, и я знала, что они вам понадобятся.
Она опустила свою маленькую ладонь в карман и выудила связку ключей от входной двери Маньона, которые и протянула Хоули.
— А я их даже не хватился, — сказал тот, покачав головой. — Наверное, старею, становлюсь забывчивым. Зайдете на минутку?
— Нет, не стоит, — ответила она, покачав головой. — Не хочу беспокоить вас и миссис Криппен. Я просто хотела занести ключи. И не стану вам больше докучать.
— Но миссис Криппен как раз сейчас нет дома, а меня вы не побеспокоите. Нисколечко. Прошу вас, входите. Я заварю чаю.
Этель задумалась над предложением и окинула нервным взглядом улицу.
— Ну, если вы так уверены, — нерешительно сказала она, а Хоули шагнул из дверей наружу, пропуская ее.
— Конечно, конечно, — сказал он. — Прошу вас. Проходите.
Этель вошла в гостиную, сняла пальто и положила его на подлокотник кресла.
— Какой у вас славный дом, — произнесла она, оглядевшись. В кои-то веки там было сравнительно чисто: Хоули сам прибрался вчера вечером, после того как Кора всучила ему ведро и швабру. — Вы уверены, что я не помешала вашей работе?
— Ни в коей мере. Я просто слонялся по двору. Каждый вторник Кора выступает в мюзик-холле, так что дом в моем распоряжении.
— Ну конечно, — сказала Этель, вспомнив, как он говорил ей об этом раньше. — Как романтично. Хотя странно, что вы не там — могли бы поддержать ее, сидя в зрительном зале.
Хоули печально улыбнулся.
— На самом деле я не очень-то люблю мюзик-холл, — признался он. — И честно говоря, по-моему, Коре не хочется, чтобы я приходил. Видите ли, у нее там свои друзья. Своя публика. Я буду только мешать — ей это не нужно.
— Но вы ее муж.
— Совершенно верно.
Хоули вскипятил немного воды в кастрюле на плите и заварил чай, а затем аккуратно расставил на столе чайник и чашки. Он вдруг понял, как хорошо принимать у себя дома друга. В голове мелькнула мысль, что он никогда раньше не делал ничего подобного, и Этель была, возможно, его лучшей подругой. Проработав вместе год в аптеке, они тесно сблизились и полностью доверяли друг другу, наслаждались общением и чувством юмора собеседника. Хотя Хоули старался об этом не задумываться, он сознавал, что присутствие Этель в его жизни — один из немногих светлых проблесков.
— Странно видеть вас здесь, — заметил он. — Сидите за моим столом, пьете чай. Мне кажется, мы еще ни разу не виделись за пределами магазина, правда? Мы словно рыбы, выброшенные из воды.
— Верно, — сказала она и, сделав маленький глоток, чуть не обожгла себе язык. — Но, по-моему, у каждого из нас есть своя жизнь за пределами «Маньона». Ведь вы женатый человек. Это целая отдельная жизнь.
— Вы никогда не хотели выйти замуж? — спросил Хоули, впервые заговорив с ней на столь личную тему. Почему-то ему показалось это уместным в такой обстановке.
Однако вопрос получился странноватым, ведь Этель было всего двадцать и вряд ли ее следовало сдавать в архив. Тем не менее она покраснела и потупилась, глядя на скатерть.
— Пока нет, — ответила она. — В меня еще никто не влюблялся.
— Мне трудно в это поверить.
— Правда, — возразила она. — Бывает, какой-нибудь парень заговорит со мной на танцах или в общественном месте, но… — Она впала в задумчивость, смущенно коснувшись пальцами шрама над верхней губой, словно это было главным препятствием для любовных отношений. — Почему-то это никогда ни к чему не приводит, — закончила она.
— Когда-нибудь приведет, — сказал он. — И очень скоро. Не сомневаюсь.
— Я надеюсь, — промолвила она, и при мысли об этом ее лицо расплылось в улыбке, а он не смог не улыбнуться в ответ. — Наверное, это что-нибудь да значит — прожить вместе столько лет, как вы с миссис Криппен. Это большое утешение для вас обоих. Кстати, давно вы поженились?
— Одиннадцать лет назад, — ответил он со вздохом. — За мои грехи.
— Так давно. Мне было тогда всего лишь девять. Совсем еще ребенок.
— Помилуйте, да и вы сейчас еще ребенок.
— Ну это вряд ли.
— Да нет же! Время, красота и ум — все на вашей стороне. Правда, Этель. Вы не должны себя так уничижать. Это очень вредно.
Она взглянула на него через стол, слегка наклонив влево голову, польщенная его добрыми словами. Этель всегда благодарила судьбу за то, что привела ее в фирму Маньона в тот день, когда она заметила объявление: «Требуется помощник». Она с трудом могла представить себе лучшего работодателя и друга, чем Хоули. Конечно, поначалу они были немножко более одержанными: прошло время, прежде чем они хорошенько познакомились и стали друг другу доверять, но близкое знакомство переросло в привязанность, которая была так же важна для Этель, как и для Хоули (она это знала). Девушка уже готова была рискнуть всем и напрямик признаться ему в любви, как вдруг снаружи хлопнула дверь — входная — и, подобно торнадо, внезапно налетевшему на мирный городок, в гостиную ворвалась Кора Криппен, швырнув через всю комнату свою шляпку.
— Черт бы их всех побрал! — завопила она, и в ее пронзительном голосе было столько мощи и злобы, что казалось, лопнут оконные стекла. Хоули в испуге вскочил, а Этель просто уставилась на нее, разинув рот и придя в ужас от этой сумасшедшей, которая только что вбежала в комнату. — Черт! — повторила та еще громче, сжимая кулаки и визжа, как бешеная сука.
— Кора, — сказал Хоули, встав и подбежав к ней. — В чем дело? Что с тобой случилось? На тебя напали?
— Напали? Напали? — повторила она, заскрежетав зубами. — Хуже. Мне нанесли такое оскорбление, которое ни один человек не в силах пережить. Говорю тебе, Хоули, я возьму спички и сожгу этот мюзик-холл дотла,но не допущу повторения таких вещей. — К концу фразы ее голос набирал силу, а Хоули только пристально смотрел на нее, оцепенев и забыв о своей гостье. Он и раньше видел жену рассерженной, однако не припоминал ничего подобного. Хотя Хоули знал, что не совершил ничего предосудительного, он был уверен, что придется за это расплачиваться.