Наконец-то ушли! Как они наскучили своими расспросами и подозрениями. Это надо такое придумать! Чтобы король покрывал ограбивших его воров! Хотели обвинить в соучастии! Идиоты. Может, хоть какую-то пользу принесут, арестовав загостившегося Литерая?
Прибежавшая услужница сообщила, что короля желает видеть принцесса Пасторэля. Вот только ее сейчас и не хватало!
…Она ждала его в приемной зале. Бродила в одиночестве, потягивая из тонкого лафитника напиток. По плитам скользил подол ее оранжевой накидки, на плечах колыхался длинный мех.
Моя прекрасная Линтесса! – направляясь к трону, приветствовал девушку король. – Я скучал по теплу ваших рук!
Почему же не поспешили принять меня? – томно развернувшись к нему, обиженно поинтересовалась девушка. – Я жду вас целый час.
Бежал со всех ног, услышав ваше имя!
Мадритэл сел на трон и ужаснулся. Как он мог провести ночь с этой типичной жительницей Айнаколы? Умудрился же до утра шептать о любви, превознося достоинства нежданной избранницы! Где были его глаза? Да, она дочь самого богатого короля, но это ее ничуть не красит. Длинный нос, впалые щеки, на фоне которых сильно выделялись скулы, и худоба делали ее похожей на ведьму из старых сказаний.
Поправив головной обруч, мерцающий в свете золотом, она сложила руки на коленях, не зная с чего начать разговор. Мадритэл тоже молчал, любуясь ее серьгами – золотистыми корзинками с фруктами-каменьями. Над рубинами вились тонко чирикавшие птички. Ох уж эти привередницы-женщины! Ох уж эти искусники-ювелиры!
Мадритэл, я давно влюблена в вас, и вы это знаете, – заговорила Линтесса, смущенно затеребив кольца.
Взаимно, моя дорогая, взаимно.
О, как долго я этого ждала! – Линтесса соскользнула с кресла и припала на колено, отчего ее серые волосы рассыпались по спине и коснулись пола. – Но мы не сможем быть вместе. Мой отец намерен объединить меня с Правителем Алцероллы.
Оковами Олеансы? – не поверил король, задумчиво почесав подбородок. – Отдать вас в жены Правителю независимого города?
Тише! – взмолилась Линтесса, приложив палец к губам. – Открою вам тайну: Правитель Алцероллы приходится родней главе Совета. Он имеет право претендовать на трон Старейшин. И если однажды он его получит, то Айнакола будет принадлежать ему.
Мое сердце дало трещину! И как скоро вы отбываете?
Если бы я могла отложить отъезд еще на год! – Линтесса взяла короля за руку и подняла на него бледно-голубые глаза. – Но год – это четыреста восемьдесят дней. Мы не можем терять время, поскольку у главы Совета есть и другие потенциальные наследники.
Что ж, очень жаль, – смиренно развел руками король.
Если бы вы знали, как я противилась воле отца! Я бы все отдала, чтобы остаться в Айнаколе. Рядом с вами, возлюбленный мой!
Пожалейте мою кровоточащую душу! – стараясь поскорее избавиться от гостьи, взмолился Мадритэл. – Я буду вас помнить.
Линтесса накрыла пальцами дрожавшую на щеке слезу и, поднявшись, горделиво зашагала к выходу.
* * *
Казалось, даже пламя свечей пристально наблюдало за тем, как Дамлант проверял бумаги, сняв с них зеленые ленты. Мулибрис стоял рядом, уверенный, что за ним наблюдает его подопечная. Глава Гильдии долго вглядывался в записи, свидетельствующие о том, что уксорит Литерай и калель Валунтасия являются законными жителями
У меня отличная память на лица, – видя, что не к чему придраться, заговорил Дамлант. – Но вас я что-то не припомню.
На документах ваша подпись, – равнодушно ответил Мулибрис.
Без сомнений. – Дамлант послюнявил мизинец и провел им по вензелю, в надежде, что тот размажется и выдаст подделку. Но надежды не оправдались. – Так где, вы говорите, ваша подопечная?
Она неважно себя чувствовала, потому пораньше легла спать.
Ну-ну, – похоже, не поверил Дамлант и двинулся к темному проему лестницы. – Что ж, пусть выздоравливает. Скоро состоится ежегодный пересчет жителей, так что ей все равно предстоит уделить нам время. Не надо, не провожайте меня.
Слуги погасили светильни, дабы Дамлант поверил, что все уже легли спать и не учинил допрос работникам. Мулибрис поднялся по неосвещенной лестнице на третий этаж и вошел в читальню. Устроившись на стуле, посмотрел в окно. Он мог часами вслушиваться в звуки ночного города, наслаждаясь протяжными стонами ветра и стрекотанием сверчков. В этой бархатистой, пьянящей темноте плавали дышащие холодом призраки, выбиравшиеся из покоившихся на полках фолиантов.
Они стали ему куда ближе живых людей.
Я пришла с тобой посоветоваться! – возмутилась Дэльвильта, перестав метаться по комнате и посмотрев на Ламинасу. – А ты все о воре болтаешь, словно мне есть до него дело!
Прости, но я не могу его забыть! – пожаловалась Ламинаса, растянувшись на заколке. – Он прекрасен! Он так долго держал меня в своих огромных пальцах, что я успела к нему привыкнуть!
Гильдия скоро пожалует со своим волшебным зеркалом! Проклятье! Что мне тогда делать? Я отражусь в нем и станет ясно, что я – не истинный житель Айнаколы! Что я не была призраком!
Вот вы считаете, что Ламинасы не умеют любить, – продолжила мечтательно Ламинаса и тут же спохватилась. – Молчу-молчу!
Другого выхода нет, – опустившись на кровать, вцепилась в косы Дэльвильта. – Нам надо бежать из города!
Ведь ты знаешь, что это невозможно.
Но люди Энтраколы возят в Вархронт кладбищенский товар.
Вот именно! – испуганно подлетела к потолку Ламинаса. – В Вархронт! Поэтому мало кто решается бежать из Айнаколы. Улизнуть из города можно одним путем. Но это путь – в Векра!
Вестница как всегда права. Была бы возможность отправиться в Тармеллин через Алцероллу! Но дорога до границы тянется по Мертвому Морю Аргонты – плодоносной бескрайней долине. Гильдии, имеющей в распоряжении драконов, не составит труда отыскать отяжеленную детьми повозку, ползущую по единственной дороге. Вархронт ближе, да и в многонаселенном городе легче затеряться. К тому же, даже Гильдия, несмотря на все ее возможности, опасается заходить на территорию враждебно настроенных обитателей.
Дэльвильта взяла свечу, ключ и вышла из комнаты. Она всячески старалась быть строгой с детьми, чтобы самой не привязаться к ним. Но даже не заметила, когда полюбила их всех. Особенно душа болела за Нал. Ей ведь года четыре, не больше. Как она может отпустить их одних через кишащий чудовищами Векра? Но отправиться с ними перед самым пересчетом она также не может. Одну из десятка Эйлиит непременно хватятся и пустят по ее следу Советчиков. И тогда она сама наведет на детей Гильдию.
Спустившись в залу, она тихо пересекла ее, вошла в детскую комнату и, пристроившись на скамье, слушала безмятежное сопение. Она будет скучать по этим несчастным, брошенным созданиям.
* * *
На рассвете открылась крошечная мастерская. Горожане захаживали в нее нечасто, а если и наведывались, то в основном простолюдины. И начинали умолять сделать им обувь в долг. Поначалу башмачник сдавался и верил честным глазам посетителей. Только ни один человек, кому он пошел на уступки, не заплатил ему за труды. Узнавая на улице, все спешно сворачивали в переулок. Одни оправдывались, ссылаясь на жестокий нрав господ, другие – обещали рассчитаться в следующем месяце, а третьи – теряли память.
Дорогие мои, да мне нетрудно, – стараясь оправдаться, прижимал руку к груди пожилой, но крепкий мастер. – Но вы поймите, мне же с прибыли дань выплачивать нужно. А на что же я буду закупать материалы? Давайте я вам старую обувь отремонтирую.
Ага, как кухарке короля Алакрита так новые туфли сшил!
Старик пожимал плечами и оставался без работы. Пусть прибыли не было, так хоть убытки прекратились.
Его жена, как обычно вставшая не с той ноги, навела порядок, развесила чистые занавески на маленьких окнах и взялась за шитье. Башмачник удрученно вздохнул и вытащил из мешочка красную мелочь. Да, скоро платить дань, а денег опять нет.
Мимо распахнутой двери проходили горожане. Проносились ошалевшие спросонья посыльные, маячили прислужники, неспешно прогуливалась нарядная Знать. И каждый раз мастер в надежде вскидывал глаза, но разочаровался.
Стук каблуков отвлек его от подсчета монет. К каменному прилавку подошла Эйлиита в голубой перьевой шляпке. Тонкий пушистый треугольник нависал надо лбом, подчеркивая красоту бровей.
Светлого утра, калель! – улыбнулся башмачник. – Чем могу быть полезен? Неужто сорванцы опять обувку порвали?
Девушка оглядела полки, указала на шнурки с янтарными звездочками и велела завернуть ей двадцать штук.
Башмачник поспешно выбрался из-за прилавка, думая, чем еще угодить постоянной посетительнице. Эйлиита вытащила два лоартта и положила на стойку.
Калель, у меня и с одного лоартта сдачи не найдется.
Сдачу оставьте себе, – велела девушка, взяв сверток. – Вижу, дела у вас идут неважно. Я бы могла дать вам подработать. Если только вы готовы пойти против законов Айнаколы.
Я на все готов, калель. Скоро дать платить, а я еще за тот месяц не рассчитался. Как представлю, что нас с женой ждет, так сердце сжимается. Что я могу для вас сделать?
Нужно незаметно вывезти детей за пределы Айнаколы, – понизила голос девушка, облокотившись о стойку. – Заплачу десять лоартт вперед. Обеспечу повозкой, лошадьми и картой, по которой с минимальным риском можно выехать в Вархронт. Там будут ждать люди. Они проводят вас до Алцероллы. Что скажете?
Я согласен, калель. Можете на меня рассчитывать.
Башмачник посмотрел поверх головы Эйлииты. В мастерскую вошел незнакомец. Словно ворон влетел в залу. Не может быть! Да ведь это же настоящий Ланффилон. Сколько времени прошло с тех пор, когда последнего Темного, объявившегося в Айнаколе, казнили. А этот среди белого дня расхаживает.
Прощай, – сказала девушка и собралась уйти.
Простите, а мы с вами раньше не встречались? – заглянув под шляпку Эйлииты, встал на пути к двери Ланффилон. – Конечно! Мы сидели рядом во время представления. В этот Лакийс.
Возможно, – кивнула Эйлиита и попробовала его обойти.
А что вы делаете в мастерской простолюдинов? Разве Знать не считает зазорным посещать такие заведения?
Какое совпадение. То же самое хотела спросить у вас, – отозвалась девушка, оглянулась на башмачника и вышла.
Уела, нечего сказать, – глянув в озаренный светом проем, хмыкнул парень и подошел к стойке.
Старик, дабы поскорее проводить нежданного Ланффилона, перегнулся через стойку и осмотрел его блестящую обувь.
Размер три на семь. Кожа молодой вескульки, застежки из черного серебра. Срок износа около десяти дней.
Кто эта девушка? – спросил парень, кивнув в сторону двери.
Покупательница, – равнодушно пожал плечами башмачник. – Итак, я вас внимательно слушаю. Хотите обновить обувь?
Расскажите о ней все, что вам известно. – Парень вытащил мешочек и положил его на прилавок. – Здесь сто лоартт.
Я ничего о ней не знаю! – всплеснул руками старик, даже не глянув в сторону денег. – Вы, молодой уксорит, спутали меня с Гильдией Кольцо. Это она все про всех знает.
Здесь еще сто долерн.
Вы отвлекаете меня от работы! – засуетился мастер, выискивая себе занятие. – Заказов полно, а вы мое время зря тратите.
Да ты что, умом тронулся? – гневно зашипела выскочившая из комнаты старуха и толкнула его локтем. – Отказываешься от таких денег, когда нам со дня на день Советчикам платить!
Не лезь не в свое дело, – полушепотом попросил башмачник.
Постойте! – взвизгнула старуха, когда парень собрался уйти. – Я могу рассказать вам об этой калель! Я знаю ее лучше моего мужа.
Буду признателен, – окинув ее взглядом, улыбнулся Ланффилон и, собрав со стойки мешочки, последовал с ней к выходу.
Глава 3
Глубоко под землей, в комнате пять на семь шагов, стараясь согреться от вмурованной в стену светильни, лежала юная пленница. Сквозь сон куталась в лохмотья одежды, из которой давно выросла. Уткнувшись в спутанные волосы, долго не откликалась на зов встревоженного голоса, летевшего из каменной трубы.
Биаграта! Отзовись! Биаграта!
Пленница приподнялась на локте и тряхнула головой. Потерев кулаком глаз, долго соображала, что произошло. Неужели наверху опять настало утро? Как же быстро летит время отдыха! Вроде бы только задремала, а уже пора вставать.
Она посмотрела на ненавистное колесо с деревянными ручками, испачканными почерневшей кровью, и устало забралась на него.
Я уже! – крикнула Биаграта, приготовившись к работе.
Наконец-то! Я уж думал, ты там умерла! – ответил сверху обрадовавшийся напарник. – Больше так не пугай!
Уже и не припомнить, сколько прошло времени с тех пор, как она оказалась в этой холодной темнице. Как уверяет напарник, это испытание лишь закалит ее для больших дел. Ему можно верить: он все слышит. Вернее, всех подслушивает. И все видит. Вернее, везде подсматривает. И это притом, что занимает в замке Совета самую низшую ступень прислужников. А может, именно поэтому он столько знает, путаясь под ногами Гильдии и Старейшин.
Для хранителей Айнаколы он был просто песчинкой. Но для Биаграты, что ни разу его не видела, значил очень много. Наверное, она была в него влюблена. И это чувство – взаимно.
Целыми днями она топталась по держателям колеса, оскальзываясь и сдирая кожу, набивая синяки и раздавливая мозоли. Все еще надеялась, что однажды это прекратится. Перестанут сбиваться ноги, заживут руки, прекратят болеть мышцы. Но из-за того, что она крутила колесо ежедневно, мозоли превратились в незаживающие раны. Она привыкла к боли и научилась ее не замечать. Куда страшнее потерять связь с другом, олицетворяющим собой целый мир. Он подогревает в ней злость, не давая погрузиться в отчаяние, подбадривает, когда не остается сил бороться за жизнь.
Движение колеса приводило в действие особые жернова, вырезавшие наверху смальты. Там же изготовлялись и монеты: иногда слышался звон молота, выбивающего на них рисунки.
Биаграта снова оскользнулась, и держатели не преминули ударить ее по коленям. На этот раз повезло. Недавно же ручки угодили в подбородок, отчего казалось, треснули до корней все зубы. Но даже здесь она научилась радоваться. У нее был друг! Он делал ей меленькие поблажки, рискуя ради нее головой.
Друзья должны помогать. Это она усвоила четко. Но просить о помощи стеснялась. Ведь она должна не просить, а приказывать! Как-никак, она – дочь королевы Аргонты, а ту почитают как богиню! Ей поклоняются, от ее имени совершают казни, на ее образ молятся. Непонятно, как прислужники посмели заточить ее чадо в подземелье. Как могли обречь на нескончаемые муки? Они все делают не так.
Отзвонил полночный колокол, и Биаграта замедлила ход, постепенно останавливая колесо. Спустившись на влажный пол, облегченно вздохнула: холод немного притуплял боль.
Биаграта! – раздалось из трубы. – Лови!
Ага! – Она поймала мокрую тряпицу, начав вытирать ею окровавленные ладони. – Ты уже не в работе?
Скоро освобожусь! Еще поговорим!
Биаграта кивнула и растянулась на подстилке. Как же она устала! Если бы можно было всегда так лежать! Когда не давишь на раны не так больно. Пусть саднит, жжет и щиплет, но не болит.
Немного позже вновь загудел в трубе голос друга.
Как там наверху? Старики еще не вздумали меня отпустить?
Ты спрашиваешь об этом уже восемь лет! Слушай, сегодня мне не хочется говорить о Совете и городе!
О чем тогда будем говорить? – запрокинув голову, спросила Биаграта, замотав саднящие ноги в спасительную тряпицу.
Я хочу написать тебе послание. Ты умеешь читать?
Матерь меня учила. Давно-давно. Но ты все равно напиши!
Я не обучен грамоте. Попрошу кого-нибудь! До завтра, Биаграта!
До завтра, Лабарон!
Свернувшись на подстилке, она подложила под голову дощечку и воззрилась в потолок. Опять ждать неизвестно сколько, чтобы перекинуться парой слов с напарником. Интересно, что он напишет в своем послании? Наверное, признается в любви. Давно пора!