Он подошел к водителю и протянул зажигалку.
– Ладно. Не сердись. Работа…
Водитель закурил и бросил быстрый взгляд на двери станции.
– Маев здесь. Начальник метрополитена. Он тебе все равно ничего не скажет. Здесь такое творится… Лучше и не подходи к нему. Пресс-служба даст комментарий, но попозже.
Назимов стоял, вслушиваясь в каждое слово.
– А что там вообще произошло?
Водитель снова оглянулся.
– Вода прибывает. Очень быстро.
– Что значит «очень быстро»?
– Значит, что, если не принять никаких мер, всю линию может затопить.
– И что теперь делать?
– Останавливать воду, – как о чем-то само собой разумеющемся сказал водитель.
– Как?
– Есть средства… Только…
– Только что?
Водитель бросил на асфальт окурок.
– Только не все успеют выйти.
Они замолчали. Каждый молчал по-своему. Каждый не глядел на другого.
– Зачем ты это сказал? – спросил Назимов.
Водитель недоуменно вскинул брови.
– Я тебе ничего не говорил.
– Понял…
Назимов развернулся и побрел к микроавтобусу. Надо было перегонять материал в студию.
Он чувствовал себя совершенно разбитым и опустошенным.
Молодой человек с пышным начесом, скрывающим раннюю лысину, стоял с микрофоном в руке на площади автобусной станции.
– Мы ведем свой репортаж от станции метро «Тушинская». К сожалению, мы пока не располагаем никакими достоверными сведениями о том, что случилось в перегонном тоннеле между «Тушинской» и «Щукинской». Определенно можно утверждать одно – произошла очень крупная катастрофа. Количество жертв уточняется, но уже можно сказать, что их не менее ста человек.
«И скорее всего будет еще больше…» – добавил про себя Назимов.
Он не сказал это вслух, но Ирина смогла прочесть это в его глазах.
Она покачнулась. Высокие каблуки внезапно показались не такой уж надежной опорой, а мраморный пол – отполированным до блеска гладким льдом.
Если бы не охранник дядя Вася, вскочивший со стула и схвативший ее под руку, она бы обязательно упала.
– Телефон… – слабо сказала Ирина.
Охранник поставил перед ней аппарат.
– У тебя там кто-то… Да?
Она кивнула и стала набирать номер. Она набирала три раза и никак не могла попасть в отделение инфекционной больницы, где работал Гарин.
Наконец на том конце провода раздался певучий баритон.
– Да-да. Островский слушает!
Ирина сжала пальцами виски. «Как же его зовут? Как его зовут, этого Островского?»
– Владимир Николаевич… – это получилось непроизвольно. Онемевшие губы сами выговорили забытое имя. – Это Ирина… Гарина…
– Ирина Александровна, голубушка! Слушаю вас!
– Скажите… Скажите, Андрей… На работе?
Островский не отвечал.
– Почему вы молчите? А? – Она не выдержала и сорвалась на крик: – Почему вы молчите?!
– Ирина Александровна… Он… еще не пришел. – Слова давались старику с трудом, видимо, он уже знал последние новости. – Пожалуйста, возьмите себя в руки. Я скажу ему, он сразу же вам перезвонит.
– Перезвонит? Откуда? Из метро? – Ее душили слезы. Она затряслась и потом зарыдала в голос. – Из метро?! Что вы такое говорите?
– Успокойтесь, пожалуйста, – бормотал Островский, но Ирина его больше не слушала.
Трубка выпала у нее из рук и, качаясь, повисла на витом шнуре.
– Это мне… Это мне за все… За что, Господи?! За что?! – она стала медленно сползать по стойке.
Дядя Вася вскочил со стула, бросился к Ирине и подхватил ее под руки. В его возрасте подобные упражнения вполне могли закончиться обширным инфарктом.
– Да что же это? – причитал он. – Да что же это?
Он дотащил ее до туалета, открыл кран и плеснул в лицо пригоршню воды.
Через пару минут Ирина пришла в себя. Тушь и косметика стекали разноцветными струйками.
Василий Петрович отмотал пару метров туалетной бумаги и протянул ей вместо салфетки.
– Вытри лицо, красавица. Все будет хорошо.
Ирина посмотрела на охранника и четко, почти по складам, сказала:
– Я ведь не хотела… Чтобы все – вот так.
Она просительно заглянула в его глаза:
– Я же не виновата, правда?
Василий Петрович прижал ее к груди и погладил по спине.
– Конечно, милая, конечно…
Он не понял ни слова из того, что она говорила.
Немного успокоившись, Ирина снова набрала номер Константинова.
Владимир был таким цельным и надежным… Он должен что-нибудь придумать. Теперь она надеялась только на него.
Механический женский голос повторил, что «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», и Ирина почувствовала, что снова приближается к опасной грани, за которой начинается истерика.
И если бы не дядя Вася, так бы оно и случилось. Но он схватил ее за плечи, сильно встряхнул и громко чмокнул в щеку.
– Ну-ка, соберись! По-моему, ты должна быть там.
– Там?
– А где же еще?
– Да. Там.
Ирина поднялась в офис, не говоря ни слова, собрала вещи, накинула плащ и бегом спустилась к машине.
Вагон мотало из стороны в сторону. Это казалось невозможным, но он словно всплывал, прижимаясь к потолку тоннеля.
«Впрочем… Наверное, это только кажется. Не может такая махина плавать. Просто его двигает напором воды», – подумал Гарин.
Правда, вслед за этим пришла следующая мысль. «Если напор воды такой сильный, что может двигать состав, значит, нас он просто сомнет и раздавит».
Он держался обеими руками за поручень и ломал стекло. В глубине души Гарин надеялся на то, что это – последнее стекло, которое ему придется выбить. Ксюша сидела неподалеку, в паре метров. Гарин очень боялся, что ее может задеть осколками.
– Принцесса! – крикнул он. – Ты как?
– Все хорошо, папа.
Он уловил в голосе Ксюши плачущие нотки, но она крепилась изо всех сил.
За спиной послышались грузные шаги толстяка. Затем прибавилось прерывающееся дыхание неизвестного мужчины, у которого, вероятно, была сломана нога. Потом рядом появился слабый голубоватый свет и раздался визгливый нервный смех – значит, и Галочка тоже здесь.
«Вся команда в сборе», – усмехнулся Гарин. Он быстро обернулся и подумал, что, пожалуй, ошибся в диагнозе – мужчина шел сам, не опираясь на толстяка. Затем в неверном свете факела увидел, как тот страдальчески морщится при каждом шаге, и решил, что скорее всего перелом есть.
«Да ладно! Какая разница? Главное, что он может идти».
– Кто-нибудь считал вагоны? Этот будет последним или нет?
Гарину никто не ответил.
– Хорошо. Михаил, передай мне девочку.
Гарин пролез в проем и вытянул руки, готовясь принять Ксюшу. Он уже взял дочку на руки, и вдруг услышал звук, который меньше всего ожидал услышать – заливистый собачий лай.
– Папа, ты слышал? – воскликнула дочь.
– Нет, ничего. Тебе просто показалось. – Он обнял Ксюшу, намеренно закрывая ее голову рукавом куртки.
– Но там же собачка!
– Принцесса! Ну откуда здесь могла взяться собачка?
– Нет, собачка!
Спорить с Ксюшей было бесполезно.
Гарин усадил дочь на ближайшее сиденье.
– Пожалуйста, сиди тихо! Хорошо?
– Там собачка… – Ксюша послушно сидела на месте.
Гарин вернулся к проему.
– Эй, приятель! – обратился он к мужчине со сломанной ногой. – Полезай!
Он подхватил Константинова под руки и потащил на себя. Константинов кряхтел и скрипел зубами от боли, но ни разу не закричал.
«Молодец!» – мысленно похвалил его Гарин и аккуратно поставил на пол.
– Посиди пока, – сказал Гарин.
Константинов покачал головой.
– Я пойду, – и поковылял по проходу.
Следующей была Галочка. Гарин взял у нее факел. Тряпка стала чадить, спирт уже почти весь выгорел. Гарин подумал, что самое время смочить факел жидкостью из бутылочки, хотя… Неизвестно, сможет ли кто-нибудь из них нести факел в тоннеле или же он сразу упадет в воду. Гарин точно не сможет – у него на руках будет Ксюша.
Но об этом пока не стоило думать – кто знает, сколько вагонов еще впереди?
Последним в проем пролез толстяк Миша. Он тяжело отдувался и сопел.
– У меня глюки, док, или это действительно собака? – спросил Михаил.
– У тебя действительно… глюки, – уклончиво ответил Гарин, и в этот момент лай повторился.
Но теперь Гарин слышал человеческий голос. Молодой мужской голос.
– Эй! Мы с вами!
– Нашего полку прибыло! – засмеялся толстяк и почему-то похлопал Гарина по плечу.
– Угу. Пришли на огонек.
Гарин достал из-за пазухи бутылочку.
– Давай зажигалку.
Толстяк полез в карман.
Гарин быстро затоптал факел и, перевернув бутылочку, смочил тряпку вонючей жидкостью, которая, если верить Галочке, была вполне пригодна для употребления внутрь.
Зажигать факел не пришлось, он вспыхнул сам и снова осветил вагон.
– Мы, кажется, пришли, – послышалось из дальнего конца.
Гарин понял, что это означает. Они наконец-то добрались до хвостового вагона. Теперь им предстоит выйти в тоннель. Но сначала надо дождаться тех, с собакой.
Он вернул факел Галочке и велел ей стать в центре вагона, а сам пошел с Михаилом разжимать двери.
Это оказалось на удивление легко. Сжатый воздух постепенно вышел из ресиверов, и двери подались без особого сопротивления.
Но едва они раздвинули створки, как в вагон ворвался грязный поток. Вода быстро дошла до щиколоток.
– Черт! – выругался Гарин. – Кто первый?
Все молчали, но ведь кто-то должен быть первым. Кто?
Не он. Там, в тоннеле, могло оказаться что угодно. Если бы Гарин был один, он бы не задумываясь шагнул в грязную воду («Интересно, она мне по пояс? Или по грудь?») и пошел бы навстречу невидимой опасности. Но он был не один и не мог доверить Ксюшу никому другому.
Здесь, в вагоне, у него оставался какой-то шанс. Мало ли? Вдруг за ними придут? Вдруг спасатели каким-то чудом прорвутся сюда?
«Дурак! Как они могут прорваться сюда? Как можно преодолеть натиск сотен, а то и тысяч тонн воды? Нехитрая задачка для детей: сможет ли спасатель сдвинуть восемь вагонов метро? Нет? А поток может! Что из этого следует? Сможет ли спасатель противостоять потоку?»
Это было очевидно, и все же Гарин надеялся, что в вагоне безопасно. До крыши оставалось приблизительно два метра. А потом он будет под завязку заполнен водой.
Но когда это произойдет? Через час? Через два? Или через пятнадцать минут?
Гарин с трудом перевел дыхание. Он только сейчас заметил, что дышать стало заметно тяжелее. Воздух был спертый и очень влажный.
Он утер крупные капли, катившиеся по лбу. Ему приходилось изо всех сил напрягать диафрагму, чтобы закачать в легкие новую порцию воздуха.
Гарин еще раз посмотрел под ноги и в ужасе отшатнулся, толкнув Константинова, тот, наступив на поврежденную ногу, заорал от боли.
Черная рука медленно ощупывала дверной проем, словно кто-то из-под воды хотел залезть в вагон. Рука двигалась вслепую; по крайней мере, Гарин не видел головы, поднимавшейся над поверхностью воды.
Отсветы факела были очень слабыми, но Гарин хорошо разглядел скрюченные пальцы. Казалось, еще немного, и эти пальцы схватят его и утащат вниз, под воду.
На задворках гаринского сознания промелькнула быстрая мысль: «Надо же, у меня еще остались силы бояться».
Крик боли, раздавшийся над самым ухом, немного отрезвил его.
Гарин не отрываясь смотрел на руку. Она, медленно покачиваясь, сдвигалась к тому краю двери, где стоял толстяк.
– Отойди! – сказал Гарин Михаилу. – Он тебя заденет.
Толстяк посмотрел в направлении, куда указывал палец Гарина, шумно задышал и сделал два быстрых шага назад.
– Ой!!! – пискнул он, хотя при такой комплекции более естественным был бы бас.
– Не дергайся, – вмешался Константинов. Он говорил, стиснув зубы, поэтому слова сопровождались свистом воздуха, проходящего между сведенными челюстями. – Напугаешь дочку. Мертвец… Что ты, мертвеца не видел? Их тут полно.
– Они тут? В тоннеле? – шепотом спросил толстяк.
– Ага, – угрюмо ответил Константинов. – Ждут следующего поезда.
Рука добралась до самого края проема и остановилась. Черная вода скрывала тело, которое никак не могло сдвинуться с места. Набегающий поток стремился унести его, но мертвец не хотел никуда уплывать. Казалось, он держался за дверь и приветливо помахивал им.
Константинов, прихрамывая на правую ногу, подошел к двери, взял черную руку и выпихнул ее назад, в проем.
Гарин уловил уходящее движение. Мертвец, подхваченный потоком, поплыл дальше.
Константинов вымыл пальцы в воде, плескавшейся на полу.
– Грязь, – сказал он, обернувшись. – Черная грязь.
Гарин кивнул.
– Ну, так кто будет первым? – спросил Константинов, выпрямляясь.
Он не смотрел на толстяка; вопрос был адресован только Гарину. Несколько секунд все молчали.
– Я буду первым, – твердо сказал Константинов, и Гарину почему-то показалось, что он вкладывает в эти слова дополнительный смысл.
Что-то еще, помимо очевидного. «Иначе… почему он так усмехнулся?»
– Мне нужен свет, – сказал Константинов. Незаметно для всех он взял на себя роль лидера. – Позовите эту… как ее там зовут, не знаю. Пусть идет сюда. Я спрыгну и постараюсь за что-нибудь уцепиться. Ты, – обратился он к Гарину, – за мной. Затем ты, – он ткнул пальцем в толстяка, – подашь ему девочку. Все понятно?
– А остальные? – спросил Михаил.
Константинов сощурился.
– Кто как сможет. В тоннеле все равно встретимся. И знаете еще что?
– Что? – спросил толстяк.
Гарин промолчал.
– Старайтесь не частить. Прыгать с интервалами.
– Почему?
Константинов покрутил головой. Весь его вид говорил: «Ну как такой взрослый и толстый человек не может понимать элементарных вещей?!»
– Потому что там вода. И если кто-то начнет тонуть, то он будет хвататься за другого и обязательно утянет его на дно. А два трупа – это хуже, чем один. Кто-нибудь со мной не согласен?
Гарин посмотрел на Михаила. Даже в полумраке было видно, как он побледнел. «Он же не умеет плавать», – вспомнил Гарин.
Он подошел к толстяку и взял его за руку.
– Ты… только не бойся. Там неглубоко. Ты, главное, держись поближе к стене. Цепляйся за эти чертовы кабели, и все будет в порядке.
Толстяк трясся, как в лихорадке. Его пухлые губы дрожали, как у ребенка, который вот-вот собирается заплакать.
– Ну! Миша! – Гарин крепко сжал его плечо.
Михаил мелко закивал, словно больной паркинсонизмом.
– Ничего-ничего… Я не буду ни за кого хвататься. Правда… Правда, док! Ты мне веришь?
Толстяк вдруг схватил его за руку и сжал так сильно, что Гарин поморщился.
– Конечно, – сказал он. – Главное – не бояться. Все будет хорошо…
– Конечно, не бояться, – как заведенный, твердил Михаил. – Не бояться… Там темно, и там вода… Но бояться не надо. Разве это страшно? Там всего лишь темно. И всюду вода…
Михаил все-таки не выдержал – он стал всхлипывать. Но тут вмешался Константинов.
– Хватит разводить сопли! Ты – здоровый мужик! Мы с ним, – он кивнул на Гарина, – поплывем вместе. Потому что у нас… – он осекся, помолчал немного, потом продолжил: – На руках девочка. Нам нужно думать о ней. А тебе, – он с силой хлопнул толстяка по плечу, и это подействовало: всхлипывания прекратились, – достаточно просто позаботиться о своей заднице. Спасать самого себя. Ощетинься! Возьми себя в руки!
Толстяк собрался. В глазах его появилась злость.
– Да, – сказал он. – Я понимаю. Все будет в порядке. За меня можете не беспокоиться.
– Ну вот и хорошо! – одобрительно отозвался Константинов.
Михаил выпрямился, расправил плечи и стал еще больше. Теперь он выглядел просто огромным. От него исходило грубое и почти осязаемое ощущение физической мощи.
Но Гарина не покидало беспокойное чувство, что с толстяком все же что-то не так. Тревога в душе нарастала с каждой секундой. Казалось, они все неуклонно приближались к чему-то неотвратимому.