Островский грустно улыбнулся.
— Да нет. Вроде ничего. Надеюсь, я не успею даже проголодаться…
— А-а-а! — Гарин с досадой махнул рукой. — Оставьте эти разговоры! Я скоро вернусь. Позвоню и сразу вернусь, хорошо?
— Как скажете, — по лицу Островского было видно, что он очень благодарен коллеге за этот искренний порыв и за его желание помочь.
Все-таки сидеть одному в боксе и ждать наступления смерти — не самое веселое занятие. Гарин вздохнул: ему выпала задача ничуть не легче.
Повернувшись к Алене, он произнес вполголоса.
— Сходи на пост, принеси ключи от бокса. Возьми полоску бумаги, напиши на ней: «Карантин», поставь время и подпись. Когда я вернусь, закроем его и опечатаем.
Алена всплеснула руками.
— Андрей Дмитриевич, неужели…
Гарин кивнул.
— Ты сама все видишь. Такая работа.
Он четко развернулся на каблуках и пошел по коридору. Алене вдруг показалось, что его вечно сутулая спина выпрямилась и плечи стали шире.
— Да, кстати, — бросил он через плечо. — Сделаешь то, что я сказал, и сразу домой. Поняла?
— Но, Андрей Дмитриевич! Ведь, если у нас начнется эпидемия, каждые руки будут на счету!
— Алена! Ты меня слышала! — на ходу отрезал Гарин. Он дошел до конца коридора и стал подниматься на второй этаж, в отделение.
— «Ты меня слышала!» — передразнила Алена, направляясь на пост в поисках бумаги.
Конечно, она обрадовалась такому повороту событий. Возможная эпидемия очень пугала: ведь Адена уже видела через стекло, чем это заканчивается. Если бы Гарин попросил ее остаться… или только предложил — тогда бы она, скорее всего, отказалась. А сейчас, после такого категоричного приказа…
— «Ты меня слышала!» — повторила она. — Раскомандовался…
На посту никого не было. Алена громко вздохнула и в ожидании дежурной сестры стала вырезать полоску для опечатывания бокса. Гвоздик, скреплявший половинки ножниц, совсем разболтался, и сделать полоску оказалось непростой задачей — лезвия не резали, а только мяли бумагу.
— Да что же это такое? — пробормотала Алена.
Ей показалось, что с противоположного конца коридора, где была дверь, ведущая на улицу, послышался тихий шум и потом — осторожные крадущиеся шаги. Алена прислушалась: нет, вроде ничего.
Она отложила ножницы и потянулась за линейкой, чтобы не отрезать, а оторвать ровную полоску. Руки немного дрожали, легкая деревянная планка выскользнула меж пальцев и упала на пол.
Алена стиснула зубы и громко цыкнула, выражая свое недовольство. Она заглянула под столешницу: линейка белела вдали, между самыми тумбами, рядом с корзиной для бумаг.
Алена опустилась на колени и полезла под стол. В этот момент раздался знакомый стеклянный звон: кто-то открыл дверь бокса.
Насколько она знала, только один бокс был занят — именно тот, где лежал умерший и где сидел на табурете, прислонившись к стене, Владимир Николаевич Островский.
«Кого это туда понесло? — подумала она, пытаясь дотянуться до линейки. — Или старик решил выйти? Значит, Гарин прав: надо его запереть».
С другой стороны коридора послышались дробные цокающие шаги: дежурная медсестра возвращалась на пост. Алена представила, как будет выглядеть доктор, забравшийся под стол. Веселенькое зрелище!
«Алена Игоревна, что вы здесь делаете?» «Да я так… Полезла за линейкой и немного застряла».
Пальцы нащупали продолговатый деревянный прямоугольник. Алена стала распрямляться и неловко ударилась головой о столешницу.
— Вот черт! — прошептала она, потирая ушибленную макушку.
— Что вы здесь делаете? — строго спросила медсестра.
Алена подумала, что вопрос адресован ей, хотя медсестра никак не могла ее видеть: массивная тумба стола скрывала их друг от друга.
Девушка собиралась ответить и уже открыла рот, как услышала ровный мужской голос, который ей с самого начала не понравился. Он ей напомнил механический автомат или машину.
— Кто еще находится в боксах? Кроме Ремизова?
— А вы, собственно, кто такой? — с вызовом сказала сестра.
Алена хорошо ее знала: Нина, высокая эффектная брюнетка, знаменитая тем, что никогда, даже зимой, не носила под халатом ничего, кроме ажурных и — непременно! — черных трусиков.
— Других больных не поступало? — спросил неизвестный мужчина.
Алена выглянула из-за тумбы и увидела строгие серые брюки и под ними рыжеватые, начищенные до блеска ботинки. По виду «буржуйского» происхождения и явно недешевые.
Ровный голос мужчины был из тех, в которых слышится угроза, какие бы безобидные или нейтральные слова им ни произносились. При мысли о том, на что способен обладатель такого голоса, у Алены побежали по спине мурашки.
Но реакция Нины была прямо противоположной. Самоуверенный мужчина ее только заводил; и она всегда была готова дать ему достойный отпор.
— Да кто вы такой, чтобы спрашивать? — возмутилась она.
— Значит, здесь никого больше нет? — продолжал допрашивать страшный голос. — А где врач? Кто осматривал Ремизова?
Алена решила, что странный, из одних вопросов диалог пора заканчивать. Если Островский настоятельно просил Гарина позвонить в компетентные органы, значит, дело принимало очень серьезный оборот. «Наверное, органы уже в курсе — иначе какие они после этого „компетентные“?» А тогда кто эти люди?
И все же она не могла появиться просто так, на середине фразы, возникнуть, как чертик из табакерки. Во-первых, это было несолидно — врач, вылезающий из-под стола. А во-вторых, про нее могли подумать, будто она подслушивает.
Алена затаилась и стала ждать, когда разговор неизвестного мужчины с медсестрой окончательно зайдет в тупик, и они вместе отправятся на поиски третейского судьи. Или переводчика: с мужского языка на женский.
Но тут со стороны боксов послышались тревожные звуки. Это было похоже на шум борьбы, затем раздались два приглушенных хлопка и стук: упало что-то тяжелое. Стеклянная дверь закрылась, и Алена различила приближающиеся шаги.
Девушка увидела точно такие же серые брюки и ботинки — уже черные, но так же начищенные до блеска.
Нина внезапно закричала, раздался еще один хлопок и снова тот же самый стук… «Падающего тела!» — догадалась Алена. По полу, мелодично звеня, запрыгал небольшой предмет. Он подкатился к самому столу, и Алена увидела, что это — пистолетная гильза.
Маленький латунный цилиндрик еще дымился, от него едко пахло сгоревшим порохом.
Алена зажала рот обеими руками, изо всех сил стараясь не закричать.
— Я все выяснил, — сказал второй мужской голос, немного хриплый и надтреснутый. Возможно, в других обстоятельствах он показался бы Алене более приятным, чем первый, но сейчас он вселял в нее такой же ужас. — Некто Гарин. Андрей Дмитриевич. На втором этаже. У него прибор и записка от Кудрявцева.
— Это точно Кудрявцев? — спросил первый мужчина.
— Сейчас он мало похож на свою фотографию, — отозвался второй. — Но это он.
— Значит, остался только Гарин?
— Да. На нем цепочка обрывается.
— Пошли.
Две пары ботинок двинулись вперед по коридору. Они направлялись к лестнице. Через несколько секунд осторожный стук каблуков затих вдали.
Алена, дрожа и замирая от страха, высунулась из-за тумбы. И первое, что она увидела, — тело Нины, распростертое на полу.
Сквозь полупрозрачную ткань халата во всех подробностях виднелся правый сосок — коричневатый, в мелких рубчиках, а на месте левого быстро расплывалось алое пятно.
Алена сжала кулак и укусила его. Больше всего хотелось заорать во весь голос, выпустить страх наружу, рассеять его в отчаянном вопле, заставить гулким эхом метаться под потолком, по коридору, но только не в сердце, не в душе, не в голове, откуда он выжимал все чувства и мысли. Все, кроме одной.
«Гарин… Остался только Гарин…» — так сказал тот мужчина.
Ее взгляд упал на старомодный черный телефон, стоявший на углу стола. Надо было только встать и протянуть руку, но Алена не могла себя заставить покинуть ненадежное убежище.
Встать и протянуть… Нет! Алена тихонько заскулила. Боже! Как права была мама! Ну почему она не пошла в стоматологи? Из-за гнилых зубов пока еще никого не убивали!
Алена встала на четвереньки и выползла наружу. Очень медленно, будто по частям, стараясь не смотреть на убитую медсестру, она поднималась с колен. Если мужчин было не двое, а хотя бы трое… Или если они не успели отойти далеко и вдруг услышат шум за своей спиной… Или…
Этих «или» набиралась целая тысяча. А на другой чаше весов лежала жизнь Гарина.
Гарин шел в кабинет заведующего, держа запечатанный пакет на отлете. Он знал, что в нем притаился смертоносный вирус.
Черный предмет, напоминающий пейджер, издевательски подмигивал красным огоньком светодиода. Но самое главное — записка. В ней могла содержаться важная информация.
«Итак, что мы имеем? Допустим, этот вирус действительно является модифицированным вирусом гриппа. Значит, его нейраминидазу можно блокировать озельтамивиром. „Тамифлю“, если проще. Надо заставить старика съесть целую упаковку — вдруг он еще не успел заболеть».
Эта мысль показалась ему удачной. Гарин решил собрать все запасы «Тамифлю», хранящиеся в отделении, и раздать тем, кто мог контактировать с больным. Прежде всего Островскому, затем — Алене, дежурным по боксовому отделению и, конечно, не стоит забывать о себе.
Во-вторых, надо хорошенько одеться — в специальный защитный костюм и маску. Не исключено, что скоро начнут поступать новые заболевшие: ведь Ремизов наверняка успел заразить кого-нибудь, пока гулял по городу.
В-третьих, немедленно известить СЭС о возможной эпидемии. Стоп!
Здесь возникал один вопрос. Что раньше — позвонить в «органы» или в СЭС? Если несчастный Ремизов сказал правду (Гарин не был до конца в этом уверен, ему по-прежнему казалось, что заявление насчет искусственной природы штамма — бред, вызванный нейротоксическими явлениями), то вирусом должны заинтересоваться соответствующие структуры.
Записка! Он снова вернулся к записке. Как ни крути, сначала он должен ее прочесть. Вот ведь незадача! А если это все-таки не грипп? Гриппа не стоит опасаться: его вирулентность при непосредственном контакте ничтожно мала; этот вирус обладает высоким сродством к эпителию дыхательных путей, а при попадании на кожу он абсолютно безвреден. Но если это все-таки не грипп?
Гарин открыл дверь кабинета заведующего и положил запечатанный пакет на стол. «Где-то здесь у старика должен быть утюг», — вспомнил он. Утюг нашелся на нижней полке шкафчика. Гарин включил его в сеть и стал ждать, пока нагреется.
Тут он точно не промахнется. Высокая температура убьет любой вирус, а их в пятнах крови должны быть миллионы. А может — миллиарды.
Гарин открыл форточку, затем подумал и распахнул окно настежь. «Так лучше. Пусть будет сквозняк».
Лампочка на боковой поверхности утюга наконец погасла. Гарин поискал, куда бы положить записку. Прямо на стол? Едва ли Островский будет рад горелым пятнам на пластике.
Он поймал себя на мысли, что до сих пор думает о каких-то ничего не значащих мелочах вместо того, чтобы реально оценить опасность и понять, что пара пятен на столешнице — сущая ерунда по сравнению с тем, что происходит.
Гарин вздохнул и стал распечатывать герметичный пакет.
Он положил неизвестный прибор на угол стола, потом достал записку, потянулся за утюгом — и в этот момент раздался телефонный звонок, заставивший его вздрогнуть от неожиданности.
Гарин, не задумываясь, схватил утюг.
— Да, слушаю! — сказал он и в следующую секунду выругался. — Идиот! Хорошо, хоть не успел прижать к уху!
Он схватил другой рукой телефонную трубку.
— Да, слушаю, — повторил он.
— Андрей Дмитриевич! — это была Алена. Она пыталась кричать шепотом, и, как ни странно, у нее это получалось.
— Что случилось? — Гарин похолодел от внезапного предчувствия. «Островский! Что-то с Островским…»
— Убегайте оттуда, скорее! Они идут вас убить!
— Меня?! Кто? — мысли закружились в голове испуганным хороводом. Интересно, кто собирается его убить? И за что?
— Не знаю. Они в ботинках! Один — в рыжих, другой — в черных!
— Алена, Алена… Постой. При чем здесь ботинки? — пытался вставить Гарин, но девушка его не слушала.
— Они застрелили Островского, убили Нину, сейчас идут к вам! Это все из-за Ремизова! Они ищут прибор и записку!
— Прибор? — Гарин посмотрел на черную коробочку, лежавшую на столе.
— Скорее бегите оттуда, пожалуйста! И заберите меня с собой! Я здесь, на посту, под столом!
Гарин пару секунд переваривал услышанное. Похоже, последние события весьма неблагоприятно отразились на психике его интерна. Нет, ее точно надо отправить домой.
От удивления он убрал трубку от уха и стоял, словно атлет, собравшийся хорошенько накачать бицепсы. Вот только вместо гантелей он держал телефонную трубку и раскаленный утюг. Гарин ошеломленно переводил взгляд с одного предмета на другой, будто недоумевал, каким образом они могли оказаться у него в руках.
За тонкой дверью раздался мужской голос.
— Скажите, пожалуйста, как нам найти Андрея Дмитриевича Гарина?
— Гарина… Он, наверное, в кабинете заведующего, — отвечала постовая медсестра.
— Спасибо, — поблагодарил голос, и Гарин услышал шаги.
Вроде бы все сходилось — его действительно искали. Но неужели его искали затем, чтобы убить?
Машинально, не отдавая себе отчета в том, что делает, Гарин положил трубку на стол и подошел к двери. Изнутри, со стороны кабинета, в замке торчал ключ, и Гарин быстро повернул его. Два раза.
Шаги приблизились и вдруг стихли.
Гарин увидел, как дверная ручка стала медленно поворачиваться. Тихо-тихо.
Затем тот, кто стоял по ту сторону, аккуратно потянул ручку на себя. Гарин затаил дыхание. Дверь не открылась.
Раздался деликатный стук.
— Андрей Дмитриевич! Откройте, пожалуйста!
Гарин с трудом подавил желание спросить: «Кто там?» Он облизнул мгновенно пересохшие губы и стал осторожно пятиться назад, к столу, думая только об одном — лишь бы пол под ногами не заскрипел.
— Андрей Дмитриевич! — настойчиво повторил голос. — Откройте, нам нужно с вами поговорить.
Гарин почувствовал, что уперся задом в острый угол столешницы. Он провел рукой и обнаружил злосчастный прибор.
— Андрей Дмитриевич! — закричала трубка голосом Алены. — Ну что же вы молчите? Вас уже убили?
— Он там! — раздался другой голос, хрипловатый и надтреснутый.
И дальше случилось странное.
Как в замедленном кино Гарин увидел, что дверь вспухает, словно кто-то снаружи всадил в нее дрель. Все происходило совершенно беззвучно: раз, два, три… Три аккуратных отверстия появились почти одновременно, все на уровне его груди, с равными промежутками.
За спиной зазвенело лопнувшее стекло; Гарин быстро обернулся и увидел, что аквариум разлетелся вдребезги и потоки воды вместе с золотыми рыбками льются прямо на пол.
— Да что же это я? — пробормотал Гарин. Разум уже понимал, что надо бежать без оглядки, но ноги отказывались повиноваться.
— Да что же это? — он поднял горячий утюг, как свою единственную защиту.
Еще четыре дырки — очень кучно, в районе замка. Пули раскрошили хлипкую фанеру; затем кто-то резко дернул дверь, и она чуть было не подалась. Замок захрустел.
— Вот ведь… — оцепенение прошло.
Адреналин захлестнул кровь, как приливная волна; Гарину стало жарко. Он отбросил ненужный утюг, сгреб со стола пластиковую коробочку и записку и бросился к раскрытому окну.
Он поскользнулся на золотой рыбке, бившейся на полу, и это его спасло. Над головой прожужжало наподобие большого надоедливого шершня, и глиняный горшок с вечно засыхающим цветком, стоявший на шкафу, разлетелся, словно по мановению волшебной палочки…
Чтобы сохранить равновесие, Гарин вытянул руки и уперся в подоконник. За спиной с громким треском распахнулась дверь.
Гарин оттолкнулся обеими ногами от пола и вывалился в окно. В полете он успел обернуться и увидел картину, отпечатавшуюся в сознании ясно, как стоп-кадр: двое молодых мужчин, одного роста и телосложения, оба светло-русые и в серых костюмах, стояли на пороге, вытянув перед собой руки с пистолетами («на стволы накручены какие-то черные болванки… глушители, что ли…»), и целились в него.