Вчерашний артефакт ждал меня на рабочем столе. И не успела я сесть, как в кабинет просунулась огненно-рыжая голова Гидеона Равада, бестолкового начальника всея управления. Нет, на самом деле управленцем он был гениальным, и мы все его нежно любили. А бестолковым он считался только потому, что какой толковый начальник мог вот так сунуть голову в дверь подчиненного и, не заходя, почти шепотом поинтересоваться:
— Эва! Правда?
— Если вы про то, что я назвала начальника отдела по борьбе с магическими злоупотреблениями толстым удавом, то врут, — невозмутимо отозвалась я. — Я употребила термин «гад ползучий», а остальное додумали уже его собственные подчиненные. Так что пусть лучше размышляет о том, какую диету выбрать, и не пудрит мне мозги по поводу месячных очередей на эликсирные экспертизы.
Гидеон тяжко вздохнул и зашел, прикрыв за собой дверь.
— Это я, конечно, учту, но вообще меня больше интересовала твоя вчерашняя находка. Амулет подчинения? Правда?
— Да. На крови.
Глава управления вздохнул еще тяжелее и протяжнее.
— Эва, а Эва, давай ты с ним сама разберешься, а? У меня сейчас бюрократических проблем — во! — он выразительно чиркнул большим пальцем по горлу. — Мне нарушения Конвенции по праву на свободу воли вот совершенно не надо. А ты умеешь — тихонько, эффективненько и чтобы мы все в белом, а виноваты вот те, и те, и те, а не мы с нашим очередным фиаско взять под контроль контрабандные артефакты.
— Он, может, еще наш, — возразила я.
— Фиаско с контролем собственных артефакторов нам нужно еще меньше! — сурово отрезало начальство и чихнуло.
— Будьте здоровы. Ромашечки?
— Артефакт возьми.
— Возьму.
— Ну и ромашечки.
— У секретаря попросите.
— Стерва ты, Эва.
И ушел. Ну вот, а сейчас-то почему?!
Я покачала головой вслед начальству, удалившемуся алкать сочувствия, понимания и горячего чая в другом месте, и опустилась за свой рабочий стол. Стол был когда-то моей премией. Вообще-то весь кабинет был когда-то моей премией.
На тот момент я проработала в управлении уже три года, на правах младшего эксперта. И несмотря на то, что уже год тащила все дела ныне благополучно отчалившего, наконец, на пенсию, а тогда страдавшего глубоким маразмом мастера Клива, не пользовалась ни особой любовью, ни расположением более высокого начальства. Пусть Лидий и был городом Мастеров, и многое здесь было не так, как за белыми столичными стенами — к девице, да еще и знатного рода, поступившей на службу с самых низов, относились с недоверием и подозрением. И в какой-то момент я поняла, что либо сейчас, вот прямо сейчас, я что-то сделаю — либо так и останусь в младших экспертах, пока не надоест. А потом останется только вернуться под крылышко к папеньке и оставить попытка что-то кому-то доказать.
Я пришла к Гидеону, вывалила ему на голову информацию обо всех своих достижениях, о всей той работе, которую я проделала за двоих, и потребовала звание старшего эксперта и собственный кабинет.
— Может, премию? — с интересом поинтересовался глава управления, пока я сверлила его непреклонным взглядом, внутренне готовясь к тому, что мне укажут на дверь.
— И премию давайте, — не моргнув, согласилась я.
Должность и кабинет — дал. Премию зажал, скупердяй.
Я бережно распечатала вчерашнюю находку.
Булавка пряталась в складках длинной форменной юбки и нашла я ее только благодаря собственной целеустремленной педантичности. А еще благодаря тому, что я знала руку Макса, и знала, что Макс никогда не возьмется за заказ со смертельными охранными заклинаниями. А значит, это не только сейф сработал, а имело место столкновение сил, а значит… Значит, артефактов не один, а два.
Правда, я искала что-нибудь вроде амулета-антимагии или еще какого обезвреживающего приспособления, которые часто давали всевозможные сбои в работе артефактов и приводили к неприятным, пусть и в большинстве случаев не смертельным, результатам. А нашла…
Кто бы что ни искал в доме Николаса, он явно готов был заплатить за это головой. А пока вор и случайный убийца не найден, головы рубить будут нам — да как же вы допустили!
Как допустили, как допустили… Всех самовыродков вовремя не отловишь! Чуть отвернешься — глядь, уже новые лезут.
Я аккуратно подцепила артефактную булавку пинцетом, уложила в футляр-гаситель и прошла в смежную с кабинетом комнату, где и располагалась знаменитая лаборатория артефактной экспертизы Управления по контролю магических проявлений.
Лаборатория представляла собой анфиладу из нескольких смежных комнат, которую замыкал, с одной стороны, мой кабинет, а с другой — управленческое хранилище. Комнаты разного размера, оснастки и назначения, в центре каждой — каменный стол, выставленный по уровню с величайшей точностью, расчерченный строгой, выверенной вязью символов. Вдоль стен — верстаки, стеллажи, шкафы. И сами стены, покрытые руническими письменами. Вот эта настенная роспись и сориентированная на нее разметка рабочего стола и определяли назначение помещения.
Сегодня мне был нужен малый ритуальный зал для исследования артефактных воздействий на разумных от четвертого до второго порядка, а, сиречь, лаборатория номер три.
Тесная комнатушка за металлическими дверями с зачарованными замками, почти полностью занятая рабочим столом. Между ним и шкафами вдоль стен — проход не шире полуметра. Освещение только искусственное, от одной старой тускловатой лампы прямо над столом и восьми источников дневного света направленного действия (но мне милее старая лампа, чем эти прожекторы).
В этом месте у кого-то мог бы начаться приступ клаустрофобии. Я его обожала.
Артефакт — на тестовый стол, в центр стабилизирующей звезды. Халат, повязка на волосы, защитный состав на руки, маска на лицо.
Инструменты — в кармашках рабочего пояса, любимого, «счастливого», подаренного на удачу когда-то старым наставником.
Что ж, начнем.
Я хмыкнула. Возможно, практик из меня так себе, но вот теоретик я — на зависть многим.
Пробы. Замеры — физические, магические. Соскобы. Снятие базовых параметров.
Считывание остаточного фона.
Кропотливая, скрупулезная работа. Возможно, и не требующая сияющего гения, но точно так же не чуждая божественного вдохновения!
Экспертиза шла привычным порядком, и черная писчая доска, висящая поверх самого ненужного на текущий момент шкафа, заполнялась закорючками условных знаков. Потом, окончив работу, я перенесу эти значения в отчет, припишу выводы, заверю подписью, личной печатью и печатью управления, и со служебной почтой отправлю в отделение стражи, капитану Лейту, столь трепетно и нежно любимому мной, на радость всем общим знакомым.
Сказать, с чего началась эта неприязнь, я бы не сумела. Как-то попыталась вспомнить — и не смогла. На сегодняшний день весь конфликт держался на отсутствии у капитана чувства юмора и моем любопытстве — мне было интересно узнать, когда он-таки сорвется?
Не слишком красиво, согласна. Ну да я и не гонюсь за титулом ходячей добродетели.
Ребячество, конечно. Но отказать себе в этом маленьком удовольствии я не могла, да и смысла не видела. В конце концов, помех в работе капитану я всерьез не создавала (хотя могла бы!), а от пары уколов никто еще не умер.
К обеду я поняла, что сидеть на месте больше не могу. Три экспертизы подряд, включая кровную булавку из особняка Дианы и чрезвычайно неприятную штучку, сплавленную в нашу лабораторию столичными коллегами, а также центнер исписанной в связи с этими экспертизами бумаги — и я поняла: либо вырвусь на воздух, либо озверею. И выбрала первое.
Гнедой конек, трудолюбивый и смирный, честно отрабатывал свою порцию овса и теплый денник, служебная карета, закрепленная персонально за старшим экспертом управления, катилась по брусчатой мостовой Лидия — мастер-артефактор Эва Алмия ехала на обед.
Летний ветер, крепко пахнущий морем — йодом, водорослями и солью — трепал мои волосы, выдувал усталость из головы, а я перебирала в мыслях недоделанные дела, ранжируя их по важности и срочности, как вдруг заметила в потоке снующих туда-сюда людей знакомую макушку, возвышающуюся над спешащими пешеходами.
Кучер, повинуясь указаниям, натянул поводья, и я высунулась в окно:
— Капитан! Не составите ли мне компанию за обедом?
Я невольно поежилась, когда светло-ячменные глаза вперились в меня досадливым взглядом, и почти уверилась, что вот сейчас-то мне откажут в грубой форме, но капитан в последний миг передумал и развернулся в направлении моей кареты.
— В «Корону», Дуг, — предупредила я кучера и склонила голову, приветствуя вервольфа, устроившегося на противоположном сидении. — Доброго дня, мастер.
— Капитан, — поправил меня Лейт, и голос оказался хрипловатым, как будто мужчина передо мной долго молчал и отвык говорить.
Я позволила себе легкое извинение в голосе, повторяя за ним служебное обращение:
— Капитан!
— Чего вы хотели, мастер Алмия?
— Пригласить вас пообедать, — я взглянула в окно, и волосы привычно мазнули концами по шее. — Обсудить рабочие дела. Официальный отчет будет в конце дня, но кое-какие результаты у меня уже есть, и я готова ими поделиться…
Лейт сидел беззвучно — ни шороха, ни звука, и я даже оглянулась на него, чтобы убедиться, что капитан еще здесь, а не выскочил из кареты на ходу, лишь бы не оказаться один на один с главной гадюкой всея управления, как мне на миг показалось. И впрямь показалось — вервольф бесстрастно смотрел туда же, куда и я. На непогоду, зарождающуюся за окном. Крупный мужчина, когда хотел, мог занимать удивительно мало места в пространстве. Вроде бы и специально не зажимался, а вот стоило мне сейчас от него отвернуться — и я начинала сомневаться, что он в принципе присутствует.
Я тайком взглянула на капитана, пытаясь понять, как это у него выходит?
Крупный. Не просто рослый, а массивный, широкий в кости. Из костей вервольфов, кстати, интересные защитные артефакты получаются… Хотя это, конечно, запрещено.
Но приходилось сталкиваться, приходилось.
Лобастый, с широкими скулами и переносицей, и мощная нижняя челюсть прямо-таки вопиет о тяжелом характере. Волосы темные, остриженные до неприлично короткой длины — и, боги, неужели некому сказать ему, что с такой стрижкой он больше похож на собственных клиентов, чем на стража порядка в звании капитана и сыщика в ранге Мастера?!
Кожа смуглая, но не от природы, а от солнца, огрубевшая. А вот глаза — неожиданно светлые. Желтые, прозрачные, как цветочный мед. А взгляд — непроницаемый и тяжелый.
И будучи застигнутой им за разглядыванием, я и не подумала смутиться — а наоборот, откровенно оглядела его от макушки (нет, определено, уродство!) до ботинок и только затем отвернулась к окну.
Боги-боги. Ботинки на нем еще куда ни шло — и капитану стражи, пожалуй, надеть не стыдно. Но вот этот серый мешковатый свитер — вообще ни о чем.
И заслуги заслугами, но с таким выбранным образом, да еще и без поддержки влиятельных покровителей ему никогда не взобраться выше по служебной лестнице.
И я, пожалуй, по доброте душевной, могла бы дать ему пару советов — но, увы, капитан существо грубое, нечуткое и склонен ставить под сомнение наличие у меня не то что доброты, а даже и души.
Честно признать, «Корону», самый шикарный ресторан в центре Лидия, я выбрала из мелочного желания еще разок поставить волка в неловкую ситуацию. Вряд ли капитану доводилась бывать в заведениях такого уровня — и сомневаюсь, что он представляет себе тамошние расценки. Откуда бы — на оклад капитана?
А вот я в средствах не ограничена и могу себе позволить…
Когда карета остановилась у парадного входа в «Корону», лицо вервольфа никак не переменилось — то ли он хорошо владел собой, то ли просто слышал, какие указания я давала кучеру, и был морально готов. Но невинного удовольствия полюбоваться его смятением капитан меня лишил. Благовоспитанно подал мне руку, помогая выбраться из экипажа, и я не преминула ее принять. Рука оказалась крепкой и мозолистой — трупы он по ночам закапывает, что ли?
— Капитан Лейт! Счастливы видеть вас и вашу спутницу в нашем скромном заведении! — расцвел улыбкой навстречу вервольфу кобольд-управляющий, и я поняла, что в мой коварный план вкралась ошибка. — Какие будут пожелания?
— Нам отдельный кабинет, — мрачно буркнул мой спутник. — И официанта. Молчаливого.
Управляющий, невысокий, смуглый и темноволосый, как все кобольды, понимающе заулыбался и рассыпался в заверениях, что все будет сделано в лучшем виде.
Мое недоумение превысило все допустимые границы и обратилось в глубокую задумчивость.
Возможно, я что-то упустила, но когда я в последний раз была в «Короне», на капитанское жалованье здесь можно было без разорения разве что воды заказать да хлебушка кусочек. А столь непрезентабельно одетого гостя могли и на порог не пустить.
Отдельный кабинет, к которому провел нас управляющий, оказался одним из лучших, и я испытала легкий укол совести. Если я хоть немного знала капитана, оплатить счет он мне не даст — хоть это и было бы справедливо, и любой, самый строгий знаток этикета скажет: платит приглашающая сторона. Но мужскому самолюбию этикет не указ, и разорительный счет он примет с той же невозмутимостью, что и выбор заведения.
Кобольд, явно вознамерившийся обслуживать нас, не доверяя этой чести всяким сомнительным официантам, принял мой заказ (весьма скромный — не такая уж я и стерва, и совесть уже подняла голову) и испарился, не дожидаясь решения Вольфгера.
— Присаживайтесь, — пригласил вервольф и благовоспитанно отодвинул мне стул.
Я вздохнула и приняла приглашение.
Ну, вот что он за мужик такой? Был бы он хамло хамлом — и мне проще было бы его жалить. Так нет же, периодически как выскочит у него что-нибудь…
Совесть, никогда прежде не тревожившая по подобным пустякам, мстительно напомнила о своем существовании.
— О чем вы хотели поговорить, мастер? — обронил вервольф, устраиваясь напротив, и я спохватилась, что здесь вообще-то по делу, а не для того, чтобы терпеть угрызения совести. В конце концов, по завершении обеда перехвачу официанта и предупрежу, чтобы урезал счет вполовину, и сама свою часть покрою!
И, приняв это судьбоносное и в высшей степени великодушное решение, я ослепительно улыбнулась капитану:
— О, всего лишь хотела уточнить, нет ли у вас новостей по делу о гибели горничной в особняке Корвинов?
***
Светлые волосы опять мазнули кончиками по женскому горлу, и в его голове стало пусто и гулко. Проклятое полнолуние! Это из-за него всю дорогу в карете вервольф не мог отвести взгляда от женской шеи. Из-за него дергался каждый раз, когда видел, как волосы чертят по коже невидимые тонкие линии.
Ненормально короткая прическа мастера злила не меньше ее самой.
Вот и теперь… Он лишь хмыкнул, когда мастер Алмия попыталась совсем уж нагло передернуть тему разговора, и привычно подавил привычное же раздражение. Как правило, результатов экспертизы от управления не дождешься, и на все попытки ускорить процесс следует надменный ответ — «Ждите! Результаты прибудут в установленные законом сроки!». А тут — поглядите-ка! Стоило лишь злоумышленникам задеть интересы подруги мастера — и лаборатории вдруг обрели невиданную прыть, а сама мастер проявляет несвойственные ей прежде общительность и жажду сотрудничества.
— Надо же, — проговорил он и, дождавшись, пока вошедший в кабинет Аэда расставит тарелки с заказами перед гостями, продолжил: — а мне показалось, это вы хотели чем-то поделиться со следствием.
Мастер одарила его надменным взглядом, улыбнулась Аэде — уже куда приятнее — и совсем уж одобрительно взглянула на содержимое тарелок.
Какой-то легкомысленный салат у нее и — сюрприз! — здоровенный кусок слегка обжаренного мяса с гарниром из тушеных овощей у него.
Вольфгер мысленно цокнул языком уважительно и взял в руки приборы.
Пахло мясо одуряюще — так, что даже выбило навязший запах кое-чьих духов. Рот наполнился слюной, и как-то сразу само собой вспомнилось, что сегодня он весь день пробегал по разным не слишком приятным местам, и что еще столько же предстоит пробегать, и что с утра он успел лишь перехватить разнесчастный пирожок — вкусный, конечно, но на сколько того пирожка хватило?