– Незнакомец сам по себе уже довольно странная особенность.
– Безусловно. Но я имел в виду другое. Вам не приходило в голову, что это могла быть искусно сделанная маска? Грим?
– И об этом я думал. Правда, ничего такого я не заметил, но кто знает… Должно же существовать хоть какое-то объяснение.
– Встреча с чужаком была единственной?
– На борту рейдера – да. Позднее мне приходилось… То есть я, конечно, не мог его встретить, потому что… его уже не было, этого человека. Просто меня удивило странное сходство, и я подумал… Нет, глупо было так думать. Потому что… его уже не было гораздо раньше.
У Фрэнка по спине побежали мурашки. Он почти с испугом следил, как бывший десантник мучительно, тяжело пытается выбраться из хаоса каких-то своих представлений. Лицо Палмера было мокрым от пота.
– Вы, – проговорил шеф, глядя в потолок, – вы не могли его встретить, потому что… Ну да, по той причине, что его уже не было… Кого не было, Палмер?
– Этого… Ну, который казался мне чужаком. То есть сам по себе для меня он, конечно, чужак. Я совершенно не знал его, никогда не видел… ну… прежде. Только потом… Да и какое это имеет значение? Ведь говорю же я, что все это так… Ну, в общем, не знаю! И откуда вы взялись на мою голову! Может, никакого чужака, в сущности, и не было, а я сижу тут перед вами и путаюсь, как дурак!
– Успокойтесь, Палмер. Хотите, я скажу, отчего это у вас происходит?
Палмер молчал.
– Оттого, что вы чего-то не договариваете.
Палмер молча обливался потом. «Ну почему он не вытрет лицо?!» – гвоздем засело в голове у Фрэнка. Сочувствие, которое он испытывал к бывшему десантнику, понемногу улетучивалось.
– Ладно, – сказал шеф. – Вопрос ребром: чужак, в сущности, был? Или чужака, в сущности, не было?
– Смотря что понимать…
– Палмер! Да или нет?
– Ну… как бы это вам объяснить? – пробормотал Палмер. Лицо у него было совершенно измученное. – Почему вы мне не верите? Я действительно не… Ну, сначала мне так показалось. А позже…
– Стоп! – сказал Гэлбрайт. – Вот с этого и начнем. С начала. Опишите нам внешность чужака. Если трудно словами… Вы знаете, что такое фоторобот? Купер, дайте Палмеру на экран рабочее поле фоторобота.
– Я знаю, что такое фоторобот, и эта штука, пожалуй, мне ни к чему… Погодите, я все объясню! Уже работая в управленческом аппарате УОКСа, я однажды по какой-то надобности просматривал архив и… Мне попались материалы Третьей экспедиции к Урану. В том числе фотография десантников группы Элдера. Кроме самого Элдера, я никого из погибших ребят этой группы не знал и никогда не видел. То есть видел мельком в программе телевизионной информации… Но, во-первых, когда сообщили о катастрофе на Обероне, мы с Бугримовым проводили отпуск в лыжном походе в горах сибирского плато Путорана. И если учесть, что экран размерами с ладонь окружали в тесной палатке семь человек, можете представить себе, как хорошо мне все это было видно. К тому же весть о гибели Элдера так меня потрясла, что остальным десантникам, фамилии которых ни о чем мне не говорили, я уделил меньше внимания. Ведь с Элдером мы начинали еще на Венере. Бугримов тоже очень расстроился. Как выяснилось, кроме Элдера, он знал Бакулина, Асеева и Накаяму. Отпуск был испорчен… Во-вторых, мне не довелось посмотреть в полном объеме специальный фильм-отчет о Третьей экспедиции. Это уже когда мы с Бугримовым находились в резерве на лунной базе «Гагарин». В тот день решался вопрос о нашем участии в Четвертой экспедиции в составе десантного отряда «Лунной радуги», и нам, откровенно говоря, было не до просмотров. Правда, потом, в целях спецподготовки, наш отряд не раз просматривал этот фильм и слушал попутные комментарии Юхансена и Нортона. Но поскольку не было смысла вновь демонстрировать фильм целиком, мы с Бугримовым видели только ту его часть, которая имела прямое отношение к событиям на Обероне и действиям десантной группы. Десантники, естественно, работали в скафандрах… Словом, как-то так нехорошо получилось, что тех, которые там… остались на Обероне, я толком не видел даже на фотографиях…
– Рэнд, можно я выдам маленькую профессиональную тайну десантников? – неожиданно вмешался оператор.
– Не надо, Купер, – остановил его Гэлбрайт. – Все знают, что перед началом рискованных операций десантники почему-то не любят смотреть на портреты погибших. Иногда им это удается. Но продолжайте, Палмер, прошу вас.
– Да, есть такое у нашего брата… – смущенно согласился Палмер. – И, наткнувшись в архиве УОКСа на материалы Третьей экспедиции, я все это как бы заново прочувствовал и стал перебирать портреты десантников. Четверых я знал хорошо: Кизимова, Нортона, Йонге и, конечно же, Элдера. Узнал и двух других – Симича и… кажется, Лорэ. Когда-то встречался с ними в резерве. Перебираю дальше и вдруг… вижу перед собой лицо чужака! Я прямо обалдел. Переворачиваю портрет и на обратной стороне читаю: «Геройски погиб при исполнении служебных обязанностей. Оберон, система Урана». И как положено – имя, фамилия, даты. Ну, думаю, дела!.. В голове сумбур, сосредоточиться не могу. Одно понятно: очень похож на того… Глядит с насмешливым прищуром, спокойно так. Будто спрашивает: «Ну что, старина, узнаешь?..» Вот. А вы суете мне фоторобот! Леонид Михайлов, десантник Третьей экспедиции.
Фрэнк заметил, что шеф и Никольский быстро переглянулись.
– Вот оно как… – пробормотал Гэлбрайт. – Друг Нортона!
– Этого я не знаю, – чуть слышно ответили губы с экрана.
– Купер, дайте Палмеру на экран портреты погибших десантников.
Пять красочных слайдов мгновенно выстроились в ряд.
– Кто? – спросил Гэлбрайт.
– Второй слева, – медленно сказал Палмер.
– Да, – подтвердил оператор. – Второй слева Леонид Михайлов.
– Уберите слайды, а портрет Михайлова сделайте покрупнее. Так… Спасибо.
Фрэнк с любопытством уставился на чужака. Внешность Михайлова производила приятное впечатление. На портрете он выглядел серьезным, но было в выражении его лица что-то такое, что давало повод заподозрить у этого человека иронический склад ума. Поджатые губы, взгляд изучающе-пристальный, левый глаз с прищуром… Фрэнк довольно уверенно представил себе человека неторопливого, спокойного в движениях, склонного относиться ко всему окружающему с повышенным вниманием, но не без юмора. Люди подобного типа встречаются редко… Да, старина Дэв, по-видимому, любитель редкостей. Что ж, друзей выбирать он умеет.
Шеф спросил:
– Вы абсолютно уверены, Палмер, что перед вами портрет того незнакомца, который… гм… шокировал вас на борту «Лунной радуги»?
– Зачем вы так… – печально произнес Палмер. – Я ведь говорил: похож. Настолько похож лицом, что это меня изумило. И все. О какой уверенности может идти речь?
– Ладно, ставлю вопрос по-иному. Вы уверены, что встретили на борту «Лунной радуги» незнакомого вам человека во плоти и крови, очень похожего, как вам удалось это выяснить позже, на Леонида Михайлова?
– Да, встретил. Во плоти и крови. Очень похожего на Леонида Михайлова. Лицом.
– Так… А телом?
– Но я ведь никогда не видел Михайлова в… в натуре!
– Вот именно, – сказал Гэлбрайт. – Зачем же вы все время подчеркиваете: «похож лицом»?
Палмер опять замолчал. На него жалко было смотреть. «Нет, я к этому, наверное, никогда не привыкну…» – подумал Фрэнк. Шеф поднялся и обошел вокруг стола, поглядывая на экранную стену. Палмер потел и молчал. Шеф сел. Деловито сказал:
– Итак, незнакомец лицом похож на Михайлова. А кого он напомнил вам телом? Поясняю: походкой, осанкой, повадками, жестами?..
Губы Палмера шевельнулись совершенно беззвучно, и все на этом закончилось.
– Ну почему я должен тянуть вас за язык? – спокойно спросил Гэлбрайт. – Вы же сами минуту назад говорили, что чужака, в сущности, не было. Это вам удалось раскусить еще на борту «Лунной радуги», и довольно быстро. Вы узнали чужака, Палмер.
Лицо Палмера дернулось, как от удара.
– Нет!.. – хрипло возразил он. Добавил с отчаянием: – Я лишь заподозрил!
– А есть ли тут разница?
– Есть. Ведь я ничего не могу сказать вам наверняка, не могу объяснить!.. Ну какая вам польза, если я скажу, что заподозрил Нортона?!
Фрэнк не был готов к ошеломительному действию слов Палмера, хотя то, что в них содержалось, нужно было предвидеть. Предвидеть!.. Его захлестнула бессильная злость. На кого? На этого обильно потеющего человека? На себя?.. Какая-то омерзительная безысходность… Поющие деревяшки – ладно. Дико уничтоженные экраны – тоже ладно, куда ни шло. Теперь вдобавок – Нортон с физиономией мертвеца!.. Великое Внеземелье! Нет, просто сумасшедший дом. Огромный сумасшедший дом!.. «С меня довольно, – подумал Фрэнк, ощущая озноб. – Надо действовать, надо что-то предпринимать». Он механически повторил про себя: «Действовать… предпринимать…» Мысли путались, и он не сразу осознал, что это – вспышка отчаянной тревоги за сестру. Он готов был все бросить и немедленно отправиться в Копсфорт. Заметив, что Роган смотрит на него, почувствовал себя еще более мерзко. «В конце концов, – подумал он, – мое желание и намерения шефа редкостно здесь совпадают…»
Он уловил наступившую в холле гнетущую тишину и, будто о чем-то ненужном, подумал: «Почему они замолчали?»
– Вы не поняли, Палмер, – сказал наконец шеф. – Я не требую от вас никаких объяснений. Нам нужны только факты. Нелишними будут, конечно, и ваши соображения… или, лучше сказать, комментарии к фактам. Когда вы заподозрили Нортона?
Палмер вяло ответил:
– На следующий день.
– В какой момент?
– Не знаю… Во всяком случае, после разговора с Нортоном в спортивном зале.
– Разговор дал вам какой-нибудь повод для подозрений?
– Нет… Не знаю. Когда я рассказывал о чужаке, Нортон слушал хмуро, с тоскливым неудовольствием… Вечером я встретил его в коридоре и… Ступает он как-то особенно мягко. Как леопард на охоте. И у меня… смутно так…
– Первые подозрения?
– Да… Нет. Скорее… ну, такое предощущение, что ли?
– И вы подумали…
– Нет, я ничего не подумал. Я слишком устал и рано лег спать. Ну и во сне… Я редко вижу сны, но в ту ночь такого насмотрелся!..
– Подозрения оформились во сне?
– Вероятно. Потому что утром я уже был почти уве… Нет, не то. В общем, я впервые подумал, что со мной сыграли скверную шутку.
– Нортон?
– Видимо, он хотел… не со мной, но так у него получилось.
– А вы пытались понять, каким способом ему удалось изменить свою внешность?
– Пытался. Не знаю… При встрече мне все казалось естественным. Кроме самой встречи, конечно. И настолько естественным, что… Ну, словом, я не уверен, что мои подозрения чего-нибудь стоят. Но, с другой стороны…
– Выражение лица тоже казалось естественным?
– Да, вполне.
– Выражение было похоже на то, которое на портрете Михайлова?
– Нет. Другое. Лицо было хмурым и озабоченным… злым. Будто бы человек торопился по какому-то спешному и неприятному делу. Меня он явно не… Почти не глядя оттолкнул меня локтем и промчался мимо.
– За Нортоном вы замечали такое… такую…
– Отталкивать?
– Да.
– Было однажды. Перед высадкой на Титанию. Нортон спешил – бегал, командовал, ну и в спешке задел меня, оттолкнул. Это мне сразу напомнило… Я остановился, посмотрел ему вслед. Он тоже вдруг остановился. Посмотрел на меня и сказал: «Извини, Рэнд». Сделал шаг, снова остановился, бросил через плечо: «И за тот раз… тоже извини».
– Вот как! Что он этим хотел сказать?
– А кто его знает…
Длинная пауза.
– Это все? – спросил Гэлбрайт.
– Да, это все.
– Хотите что-нибудь добавить?
– Нет.
– Тогда два последних вопроса. Вы не заметили различия в росте Нортона и… этого…
– Я понял. Нет, не заметил. По-моему, ростом они одинаковы.
– Эмблемы на костюмах совпадали?
– Да. На рукаве у того и другого было изображение кугуара.
– Благодарю вас, Палмер. Вы очень нам помогли… По крайней мере, я на это надеюсь. До свидания. Прошу извинить за доставленное вам беспокойство. – Гэлбрайт сделал рукой что-то наподобие прощального жеста. Палмер молча смотрел с экранной стены – казалось, не верил, что все кончилось и он свободен. Лицо его медленно таяло в голубизне.
Гэлбрайт сидел, опустив голову, будто изучая свое отражение на полированной поверхности стола. Даже неподвижность не могла скрыть его озабоченности.
– Вот так, – произнес он, не повернув головы, но было ясно, что адресовано это Никольскому.
Тот ответил не сразу. Проводил взглядом исчезающее изображение Палмера, опустил глаза и стал смотреть на собственные руки.
– Интересно, – наконец произнес он с такой интонацией, словно хотел сказать: «Плохи, оказывается, дела, коллега».
– Забавно, – в тон Никольскому проговорил Гэлбрайт.
– Если хотите знать мое мнение, то… то я почти убежден, – непонятно сказал Никольский.
– Кентавр? – непонятно спросил Гэлбрайт. Не дожидаясь ответа: – Наши мнения совпадают.
– Тем хуже.
– Да. Тот редкий случай, когда разногласия были бы кстати…
– Странная зависимость, – хмуро пробормотал Никольский. – Чем больше фактов…
– …Тем меньше смысла. – Гэлбрайт пожевал губами. – М-да, это… это как… – он с видимым усилием подыскивал слова, – как удар об стену головой.
– Но других фактов у нас нет.
– А что, если уговорить Палмера?
– Имитировать встречу?
– Да.
Никольский подумал.
– Я, собственно, не против, но… Во-первых, время. Во-вторых… – Он искоса взглянул на Гэлбрайта. – Вы все-таки надеетесь избавиться от… кентавра?
Пауза. Гэлбрайт медлил с ответом.
– Нет, – сказал он. – Уже не надеюсь. Решительно сбрасывать со счетов маску и грим я пока не намерен, но лучше приготовиться к худшему.
– Лучше к худшему, – одобрил Никольский. – В нашей практике это уже перестало быть словесным курьезом. – Он откинулся на спинку кресла.
– Любите спорт? – спросил неожиданно Гэлбрайт. Заметив быстрый взгляд собеседника, пояснил: – Мне любопытно узнать, как вам нравятся наши ковбойские состязания.
– Родео? Что ж, занятное зрелище…
– Говорят, вы отличный наездник и мастер лассо? Полинг, я обращаюсь к вам. Говорят, вы дважды были чемпионом?
Фрэнк посмотрел на шефа:
– Был. Когда участвовал в школьных родео.
– Говорят, вы непременный участник ежегодного «Большого родео» в Копсфорте?
– У меня просто вылетело из головы, что завтра в Копсфорте спортивная заварушка… Нет, ковбойский спорт я забросил, как только поступил работать в Управление.
– Напрасно.
– Забросил или поступил?
Гэлбрайт молча повращал глазами.
– Я понимаю, куда вы клоните. – Фрэнк подвигался в кресле. – Готов в Копсфорт хоть сегодня… Но, полагаю, нужен я вам не как призер «Большого родео», а как интервьюер, от пяток до подбородка нашпигованный скрытой микроаппаратурой.
– Нет, – сказал Гэлбрайт. – Никакой записывающей микроаппаратуры. И в этом смысле всякую самодеятельность строжайше запрещаю. Никаких спецбраслетов, пуговиц, медальонов, радиосигнализаторов, микротелемониторов. Понимаете? Ника-ких! Обычная одежда спортсмена-ковбоя. Широкополый стетсон, джинсы, ковбойка и пояс с обыкновенной – обыкновенной, Полинг! – пряжкой. Это все. В Копсфорт вас привлекло в первую очередь «Большое родео». Боюсь заглядывать далеко вперед, однако это «родео» может вполне оказаться одним из самых ответственных в вашей жизни.
– Что ж, мне не впервые скакать без седла и раскручивать лассо. Но кто вам сказал, что я не почувствую разницы между быком и своим родственником? – Фрэнк сознавал, что говорит совсем не о том, о чем следовало бы сейчас говорить, но ничего не мог с собой поделать. Он находился во власти необъяснимого желания сказать шефу что-нибудь неприятное. – С моей стороны было бы очень нечестно что-либо заранее вам обещать, – добавил он.
– Я не жду обещаний. От вас мне нужны сознательность и готовность. Иначе просто нет смысла затевать операцию «Копсфорт». Или «Большое родео»…