На горизонте встали строгие корпуса радиационного металлургического завода. Радиационная металлургия - новая, развивающаяся отрасль промышленности XXIII века. Работая в тончайших режимах, радиоактивные аппараты, управляемые кибернетическими машинами, изменяют структуру атомных ядер обычных химических элементов. В результате целой гаммы искусственных превращений возникают редкие и рассеяннее элементы - германий, галлий, скандий, иттрий - и многие другое, получение которых обычными методами металлургии чрезвычайно сложно и дорогостояще.
Промышленные районы сменялись сельскохозяйственными. До самого горизонта тянулись прекрасно возделанные поля. Агрономическая наука в содружестве с высшими достижениями техники XXIII века творила чудеса: особые излучения, искусственный подогрев и освещение, подземное орошение корней растений позволяли снимать по два-три урожая в год, выращивать в северных широтах рис, хлопок, цитрусовые и даже отдельные тропические культуры.
Через шесть часов я подъехал к столице Восточного полушария, сохранившей старое название - Москва, название, с которым связано так много воспоминаний у всех народов земного шара.
Слово “Москва” всегда пробуждает в моей душе щемящее чувство: мне хочется перенестись в прошлое, в героический XX век, когда решался вопрос - быть или не быть светлому будущему, то есть прекрасному миру, в котором живут и мои братья во всех уголках Земли. Люди XX века принесли неисчислимые жертвы, но рассеяли страшную черную тучу фашизма, нависшую над миром в те времена.
И сколько бы раз я ни подъезжал к столице Восточного полушария, меня всегда охватывали чувства сына, встречающего ласковый взгляд любящей матери, ее светлую улыбку и нежное прикосновение заботливых рук. Могучий пульс огромного города ощущался уже за десятки километров от его центра. Тихий гул этого биения жизни волнами вливался в мое сердце, переполненное радостным ощущением полноты бытия. Вероятно, слово “Москва” для угнетенных народов XX века звучало как песня о золотом веке человечества, озаряющая мрачную ночь империализма и колониализма.
Центр города угадывался легко: там возвышалось гигантское здание Всемирного научно-технического совета. Верхняя часть здания на громадной высоте заканчивалась величественными статуями Маркса, Энгельса, Ленина и Труженика Освобожденного Мира. Ночью статуи освещались изнутри и были видны за сотни километров, Сколько раз, возвращаясь из межзвездных экспедиций, я еще издали приветствовал великих провозвестников нового мира. Трасса орбитальной ракеты, возвращающей меня с восемнадцатого спутника на космодром, всегда проходила севернее Москвы на высоте ста километров. И первое, что возникало на фоне догруженной в ночь Земли, была источающая потоки света фигура Ленина, вдохновенно устремленная в будущее. И каждый раз мое сердце наполнялось бесконечной гордостью: Ленин, деяния которого принадлежат всем будущим поколениям, - мой земляк!
…Движущиеся многоярусные тротуары бесшумно и быстро несли меня в научный сектор города. Был светлый весенний полдень; небо, закрытое густыми облаками, излучало теплый рассеянный свет; солнце, прятавшееся где-то в складках облачных гор, изредка посылало на землю робкий луч, ясный и радостный, как улыбка ребенка. Над головой убаюкивающе шуршали электрические установки, посылая вниз свежий ионный ветер. Удобно расположившись в легком кресле восьмого яруса, я стал думать о предстоящей встрече с академиком, бессознательно отмечая давно знакомые детали столицы: поток бесшумных вечемобилей, льющийся где-то внизу; стаи вертолетов, словно птицы, снующие по всем направлениям; колоссальные громады зданий из стекла и пластмассы, встающие по горизонту; тихий говор тысяч людей, едущих выше и ниже меня; мелодичный гул пассажирских кругосветных стратопланов, проносящихся высоко за облаками… Дыхание жизни могучего города Труда и Свободы охватывало меня со всех сторон.
Но вот наконец и Академия тяготения. Я перешел с восьмого яруса на эскалатор, перевозивший пассажиров вниз, на улицы, и очутился у подножия здания. С некоторым смущением вошел я в просторный вестибюль академии, где меня строго встретили золотые бюсты Ньютона и Эйнштейна, установленные по бокам широкой мраморной лестницы главного входа. Справочный экран указал мне, где найти Самойлова. Дверь его комнаты была приоткрыта.
- Можно? - спросил я, заметав в глубине небольшой, просто обставленной комнаты пожилого коренастого человека, уткнувшегося в толстые кипы проектов.
- Кто там еще? - недовольно спросил ученый, не поворачивая головы. - Если студент, то принимаю от двух до пяти…
- Нет, не студент, - проговорил я, входя в комнату.
- Тогда что вам нужно?
У Самойлова - серые, колючие глаза.
Не очень радушная встреча. Я немного растерялся, но виду не подал
- Вам говорил обо мне Чешенко?… Я из Космоцентра.
Ученый наморщил лоб, очевидно вспоминая. Потом его лицо разгладилось, и он почти теплю взглянул на меня.
- Вспомнил, - сказал он более миролюбивым тоном. - Вы Андреев?
- Так точно.
- Тогда садитесь. - Он широким жестом указал мне кресло, заваленное рулонами чертежей. - Могу обрадовать: будете пятьсот шестьдесят вторым претендентом на должность штурмана.
Я присел на краешек кресла.
- Так вы участвовали в экспедиции, исследовавшей систему Сириуса? - оживленно спросил физик, вспомнив, вероятно, подробности разговора с начальником Космоцентра. - И собственными глазами видели знаменитый белый карлик Сириус В?
Польщенный вниманием к моим скромным деяниям, я приготовился как можно подробнее рассказывать, но Самойлов уже забыл о своем вопросе. Он что-то разыскивал в груде бумаг,
- Сколько вам лет? - неожиданно спросил он.
- Двадцать восемь, - ответил я, решив ничему не удивляться.
- Давно летаете на фотонных ракетах?
- Смотря как считать, - улыбнулся я. - Если учитывать анабиоз и Лоренцово замедление времени…
- Нет, не то, - нетерпеливо перебил он. - Я имею в виду стаж межзвездного пилотажа, навыки управления астролетом в сильных полях тяготения, ориентировку в незнакомых звездных системах, восприятие мелодий приборов настройки.
- Тогда понятно. - И я вместо ответа отвернул лацкан куртки, показывая ему медаль, на обороте которой было выгравировано: “Сто световых лет”.
- Ага, - удовлетворенно протянул ученый, с минуту помолчал и заговорил о вещах, как будто совсем не связанных с предыдущим разговором.
- Вот здесь должна быть эта планета. - Он энергично обвел красным овалом юго-восточную часть созвездия Змееносца. (Перед ним лежала подробная карта ядра Галактики, густо испещренная обозначениями.)
- О какой планете вы говорите? - осторожно спросил я, разглядывая карту из-за его плеча.
- О той, к которой нужно лететь.
Тогда я более внимательно посмотрел на Самойлова, и мне вдруг показалось, что он просто шутит. Светлую точку на окраине Галактики, отмечавшую местоположение Солнца, и красный овал в центре Галактики на карте можно было соединить расставленными пальцами. Но я-то знал, что на самом деле здесь улеглось расстояние, равное тридцати тысячам световых лет. Я не рассчитывал прожить тысячи лет, необходимые для преодоления этого расстояния, и не представлял себе, как это можно всерьез говорить о поисках планеты в центре Галактики.
- Центральное ядро нашей Галактики состоит из десятков миллиардов звезд. - Самойлов, кажется, разговаривал сам с собой. - Даже если только у одного из ста миллионов этих солнц имеется по обитаемой планете - и то в центре Галактики должно быть не меньше тысячи обитаемых планет. Десять лет я вел точнейшие наблюдения с помощью уникальных телескопов двадцать второго спутника за движением звезд в центре Галактики, исписал тысячи листов уравнениями, на три года загрузил вычислениями целый комбинат электронных счетных машин - и вот результат, - Самойлов любовно погладил стопку толстых книг. - Это расчеты движения планеты Икс (пока назовем ее так) и ее центрального светила, - пояснил он. - Я утверждаю, что планета Икс предельно близка по условиям жизни нашей планете. Более того, я уверен, что там есть разумные существа.
- Ну и что из этого? - спросил я, еще не понимая, к чему он клонит
- Как - что из этого? - возмутился Самойлов. - Если бы удалось разыскать общество, близкое по развитию к человеческому, установить с ним связь и обмен достижениями науки, техники, культуры, - это принесло бы неоценимую пользу землякам.
Да… Но тридцать тысяч световых лет… Я не решался перебивать увлеченного академика, хотя это расстояние представлялось мне такой же нереальностью, как и бесконечность, которую человеческий разум некогда не сможет постигнуть до конца.
Словно угадав мои мысли, ученый спросил:
- Ты, конечно, знаком с основами теории относительности?
- Нас учили этому еще в академии, - ответил я.
- Тогда расскажи, что ты знаешь о парадоксе времени.
- Лоренцовом замедлении течения времени? - спросил я. - Так это известно любому астронавту.
- Ну и за сколько же лет можно долететь до центра Галактики на современном астролете?
Я немного подумал и ответил:
- Звездолет высшего класса - высокочастотная квантовая ракета - развивает скорость двести девяносто девять с половиной тысяч километров в секунду. Время в ней замедляется в двадцать раз по сравнению с земным. Следовательно, полет на ней займет полторы тысячи лет.
Академик в притворном ужасе всплеснул руками:
- Я не дожил бы до конца этого перелета!… Даже ты, несмотря на молодой возраст, не вернулся бы на Землю.
Трудно было понять: шутит он или говорит всерьез.
- А что ты сказал бы, - тут Самойлов заговорщически понизил голос, - о скорости больше световой?
- Что такой не существует в природе. Это знали еще наши предки, в частности Альберт Эйнштейн. - Ответ показался мне удачным.
Академик загадочно усмехнулся.
- Смотри сюда. - Он щелкнул переключателем, и на противоположной стене засветился объемный экран супертелевизора. Зеленоватые отблески упали на предметы. - Вот макет новой межзвездной ракеты, по сравнению с которой квантовая ракета - просто черепаха.
Я придвинулся к экрану, рассматривая необычные контуры корабля, напоминающего доисторическую рыбу.
- Это гравитонная ракета, - воодушевленно продолжал академик. - Ее идея стала реальной лишь пятнадцать лет назад, когда физикам из Академии тяготения удалось научиться извлекать энергию, заключенную внутри гравитонов. Мы почти разгадали физическую сущность тяготения, научились им управлять. Что такое гравитация, тяготение? Это особое электромагнитное взаимодействие между телами, несравненно более сложное, чем взаимодействие, которое происходит, например, между проводником с током и магнитом. Гравитоны - это как бы “атомы” тяготения, его передатчики. Любое материальное тело излучает пространство кванты (порции) гравитонной энергии и создает вокруг себя поле тяготения. Гравитоны фантастически малы. Электрон и гравитон - все равно, что Солнце и песчинка! Так невообразимо малы кванты тяготения. А что это значит с энергетической точки зрения? Ясно, что в таких крайне тесных областях пространства, как внутригравитонный объем, энергия сконцентрирована неимоверно больше, чем в атомном ядре.
- И эту колоссальную энергию вам удалось освободить! - заражаясь энтузиазмом ученого, воскликнул я. - Каким же способом?…
Физик поблагодарил меня взглядом.
- На Меркурии был построен грандиозный ускоритель мезонов . Его кольцевой магнит опоясывал планету по экватору. Мезоны ускорялись там до энергии, равной восьми миллиардам миллиардов электронвольт . При бомбардировке вещества ускоренные мезоны проникали в бесконечную глубь материи, до последних границ Микровселенной, вызывали распад гравитонов. Энергия гравитонов выделялась в виде электромагнитных квантов.
- Но на ракете ведь нельзя (смонтировать столь гигантский ускоритель? Как же вызвать распад гравитонов в ее двигателе?
- Два года тому назад мы открыли катализатор, ускоряющий распад гравитонов в обычных условиях, - отвечал академик. - В связи с этим отпала необходимость строить громадные ускорительные машины. С его открытием стало возможным (применение энергии гравитонов в звездоплавании. Вот как появилась гравитонная ракета! Так как энергия гравитонов имеет сверхгигантскую концентрацию в ничтожно малом объеме - это вулкан, заключенный в булавочной головке, - то десять тысяч тонн гравитонов заменяют миллионы тонн обычного ядерного топлива. Поэтому гравитонная ракета в десятки раз меньше фотонных и квантовых кораблей. По радиусу полета она эквивалентна фотонной ракете, состоящей как бы из тысячи ступеней!
- Понимаю, - прошептал я, подавленный грандиозными возможностями нового космического корабля. - А какова скорость ракеты?
- Двести девяносто девять тысяч семьсот девяносто пять километров в секунду, - с гордостью ответил Самойлов. - Понимаешь теперь, какое замедление времени даст гравитонная ракета? Ровно в тысячу двести рае по сравнению с земным временем! До центра Галактики она долетит за двадцать пять-тридцать лет! Путешествие стало возможным!
- Да-да, -машинально согласился я, усиленно размышляя о захватывающих перспективах галактического полета.
- Но это не все, - продолжал академик в упоении. - Гравитонная ракета может развить скорость больше световой!
- Это невозможно, - храбро возразил я. - Скорость света является предельной, недостижимой для тел скоростью во Вселенной. Так учили наших предков и нас самих.
Самойлов торжественно поднял кверху указательный палец.
- Постулат Эйнштейна о том, что скорость света есть наивысшая скорость в природе, не является абсолютно верным. Скорость света - это сложный процесс передачи энергии от одной микросистемы к другой, в ходе которой скорость передачи энергии превышает световую. Открыт более глубокий закон природы, который гласит: скорость света - это лишь нижний предел скорости передачи взаимодействий в мезонном поле. Верхним пределом является скорость распространения гравитонов.
- Какова их скорость? - спросил я голосом, хриплым от волнения.
- В тысячу раз больше скорости света!
Передо мной словно рушился мир. Теория относительности, полтора столетия державшая все здания физики, оказалась всего лишь частным случаем более общей теории пространства-времени-тяготения…
Насмешливый голос академика вывел меня из задумчивости:
- Итак, вы пришли проситься на гравитонную ракету?
- Да, - ответил я смущенно. - А вы согласны меня взять?…
Ученый некоторое время молчал, дружелюбно рассматривая меня.
- Ты мне нравишься. Будешь штурманом, - просто ответил он.
- А сколько человек входит в состав экипажа ракеты?
- Два.
- Это кроме меня и вас?…
- Нет, всего два, - повторил ученый.
- Как?! Всего лишь два человека?…
- Не удивляйся. Гравитонная ракета - новая и еще не испытанная машина для преодоления пространства-времени… Поэтому Всемирный научно-технический совет, обсуждая вопрос о галактическом путешествии, вначале хотел послать ракету вообще без людей, заменив их роботами. Но после жарких споров совет удовлетворил мое желание - самому лететь на гравитонном корабле - и разрешил взять одного добровольца штурмана. Мне надо лично проверить ряд теоретических положений… Тридцать лет мы работали над новой теорией тяготения. Ошибки не должно быть. Но все же… чрезвычайно интересно проверить на практике, какие свойства получат пространство, время, масса тел за порогом скорости света.
- При скорости, равной скорости света, время в астролетах должно остановиться, - несмело заявил я, вспоминая формулу Лоренца.
- Вот именно, - неожиданно поддержал меня Самойлов. - Однако, я не могу сейчас предсказать, что произойдет со временем при сверхсветовой скорости. Логика подсказывает нам, что время должно бы двинуться вспять… раз при движении со скоростью света оно останавливается… - Академик неожиданно грустно улыбнулся. - Только познав все, можно умирать. Я хотел бы жить бесконечно… - И тотчас перешел на сухой, деловой тон: - Итак, решено, мы летим. Через полгода на Лунном космодроме, “Море Дождей”, состоится старт гравитонной ракеты “Урания”.