— Все, Зубан, отводи парней в лагерь. Разрешаю хлебнуть немного вина в ознаменование славного события. А я пока здесь осмотрюсь.
Повторять указание не потребовалось. Через пару мгновений около загадочного и пугающего изваяния уже не было ни одного ворла, и вскоре со стороны лагеря до чуткого слуха колдуна донеслись булькающие звуки, восторженные голоса и характерный звон вынимаемых из рюкзаков алюминиевых кружек.
— Вот и славненько, — пробубнил себе под нос старик и довольно потер ладошки. — Пусть ребята напоследок потешатся. Недолго им осталось.
Не теряя даром времени, откуда-то из складок своего балахона он извлек небольшую размером с ладонь книжицу в изрядно потрепанном кожаном переплете. Развернул на странице, отмеченной простой картонной закладкой, поднес едва ли не вплотную к лицу и, близоруко щурясь, начал читать сложное и абсолютно непонятное даже для него самого заклинание. Впрочем, мало какое заклинание имеет смысл. Все они — суть вербальные формулы, с помощью которых осуществляется управление и настройка колебательных модуляций Мирового Эфира. Чем искуснее чародей, тем сложнее подвластные ему заклинания. Лишь Великие Маги могут обходиться без вербальных формул, вызывая необходимые модуляции единой силой мысли. Но наш маг не был Великим, хотя со временем надеялся таковым стать. Сокрытый же в этом Богом забытом мирке артефакт должен в весьма значительной степени продвинуть его на этом пути, а именно, за него ему были обещаны бессмертие, вечная молодость и неограниченный доступ к закрытым от простых смертных астральным хранилищам самых разнообразных заклинаний.
Едва колдун закончил чтение, испещренная витиеватой резьбой поверхность заколыхалась начала терять материальность, а вскоре и вовсе пропала, открыв темный зев входа внутрь постамента.
Удовлетворенно сверкнув глазами, старый ворл погасил висящий над головой светящийся шарик и без колебаний шагнул в неизвестность…
Дорвавшиеся до выпивки работяги допивали третий бочонок крепкого ядреного пойла, не без основания именуемого в среде этих сорвиголов «моча дракона». Однако основательно еще ни один из них не успел захмелеть. Иными словами, никто ни с кем не ругался, не бил кому-то морду, не валялся в полном отрубоне. Все было чин-чином: мирно сидели на песочке, выпивали и закусывали вяленым мясом дикой вырры, мечтали вслух о том, на что потратят свой заработок. Почти все они хотели обзавестись хозяйством или каким доходным делом, жениться, завести детишек и спокойно дожить до старости в окружении горластых внуков, а если повезет и правнуков.
Только стайный Зубан молча посасывал из своей кружки и скептически ухмылялся. Кому как не ему знать, что большинство товарищей в считанные дни спустят заработанное на вино и шлюх в первом попавшемся кабаке. Но он не собирался публично высказывать свое мнение — на то он и был их стайным, иначе говоря, и отцом, и матерью, и подтиралой кровавых соплей из разбитых носов.
— Парни, давайте вмажем за здоровье нашего Зубана! — неожиданно подал голос один из молодых пестунов. Не по чину, конечно, но «старики» юнца не одернули, добродушно похлопали по плечам и с воодушевлением поддержали инициативу. Ведь это только благодаря проворству и изворотливости их стайного им удалось урвать столь приличный заказец. Теперь, когда работа выполнена, не грех и выпить за здоровье проныры Зубана, лучшего стайного во всем необъятном Ворлхайме.
Тут же разлили благоухающее сивухой и еще чем-то не менее отвратным пойло по кружкам, но не успели сдвинуть бокалы, как один из сидевших лицом к Сфинксу ворлов, указав рукой в сторону каменного изваяния, негромким голосом констатировал:
— А вот и наш колдун. Кажись, с добычей — рожа уж больно довольная.
Все до единого присутствующие обернулись, чтобы посмотреть на чародея. Действительно, физиономия старика сияла как начищенный до блеска медный грош. В руках как величайшую драгоценность он бережно нес небольшой неброский на вид ларец, изготовленный из железа. Не из золота, серебра или еще какого драгоценного металла, а именно из обычного железа — на такие вещи у ворлов отменный нюх. Вполне вероятно, внутри хранится что-нибудь стоящее, но и тут подвыпивших землекопов ждал полный облом. Подойдя к честной компании, колдун поставил ларчик прямо на песок и надавил пальцем на известный одному ему выступ в его корпусе. Крышка бесшумно откинулась, выставляя на всеобщее обозрение нечто нестерпимо сверкающее и пульсирующее примерно с частотой сокращений сердечной мышцы. Оказавшись на свободе, артефакт тут же принялся увеличивать интенсивность своего сияния, а также изменять частоту собственных колебаний. Как следствие никогда не видевшее облаков небо начала затягивать сизая хмарь, и очень скоро свет звезд и всполохи полярного сияния были сокрыты от взглядов обомлевших ворлов плотной пеленой неведомо откуда взявшейся слоистой облачности.
— Все, демонстрация окончена, — захлопнув крышку ларца, объявил колдун и для вящей острастки пояснил и без того перепуганным соплеменникам: — Иначе процесс станет необратимым и весь этот мир, с нами вместе отправится демонам на съедение.
Как по мановению волшебной палочки застилавшие небосвод облака сами собой рассосались, на небе вновь засверкали звезды, повисли гигантские полотнища и ленты призрачных всполохов. Ворлы с облегчением вздохнули.
Неожиданно в сумраке ночи будто пушечный выстрел прогремел, затем еще один, потом еще и еще, и на глазах изумленных свидетелей гигантский Сфинкс без каких-либо видимых причин начал разваливаться на фрагменты самой разной величины: от малых с голову взрослого ворла, до крупных размером с двух или даже трехэтажный дом. Вскоре на месте загадочного изваяния, построенного неведомо когда и незнамо кем, возвышалась гора каменных обломков. Странно, но столь масштабный процесс должен был поднять в воздух тучи пыли, однако ничего такого не случилось.
Незваные гости из иного мира молча смотрели на происходящее. Масштабы развертывающегося перед их взорами действа поражали и в то же время все понимали, что именно они были виновниками столь впечатляющей картины разрушения. Отчего в сердцах зрителей поневоле возникало чувство гордости от осознания сопричастности. Как бы это ни казалось странным, но в необъятной Ойкумене разумные существа чаще всего гордятся способностью разрушать, и аналог земной пословицы «ломать — не строить» в той или иной интерпретации можно встретить практически в любом из ее уголков.
Любоваться результатом дела рук своих очень уж долго ворлам не пришлось. Над горкой каменных обломков возник едва заметный вихрь. Поначалу явление данного феномена никого из присутствующих не насторожило, но буквально на глазах не на шутку перепуганных рабочих он начал расти, и в самом скором времени превратился в невыносимо гудящего извивающегося монстра, вознесшегося едва ли не выше пирамид. Как следствие с места сдвинулся сначала один небольшой камень, затем другой, за ним третий и так далее. Вскоре в небо поднялись и закружились в бешеном хороводе практически все фрагменты каменного изваяния.
Удивительно, но бешеный циклонический вихрь никак не повлиял на состояние окружающей атмосферы, словно был заключен в стеклянную трубу. Там, где находились ворлы, воздух по-прежнему был недвижим. Казалось бы, никакая опасность им не угрожает, однако вольно или невольно каждый из них начал бросать обеспокоенные взгляды сначала на стайного, а потом на чародея.
Зубан открыл было рот, чтобы обратиться к работодателю от имени коллектива с тем, чтобы тот по возможности поторопился с началом эвакуации из столь опасного места, но в это время вихрь сам по себе опал и на месте до этого беспорядочно вращавшихся каменных глыб появилось еще более умопомрачительная тварь, нежели разрушенный Сфинкс, состоявшая из неведомо какими силами скрепленных между собой обломков.
— Каменный голем, прошу любить и жаловать! — вытянув правую руку в сторону монстра, торжественно провозгласил старик. — Магический страж этих мест, пожалуй, самый совершенный и быстрый убийца во Вселенной.
— В таком случае, не пора ли позаботиться о том, чтобы вытащить отсюда наши задницы? — высказал весьма своевременную мысль стайный. В отличие от смертельно напуганных соратников он не утерял способность здраво рассуждать. — Валяй, колдун, начинай!
— Глупый ты Зубан, — зло оскалился маг. — Я тебя вытащу, а ты всем расскажешь о том, что это именно я похитил Сердце Безумного Бога. Сам посуди, ну для чего мне лишние неприятности на старости лет? Думаю, что будет лучше, если ты и твои недотепы станете законной добычей чудища. Не беспокойся, смерть ваша будет мгновенной. Никто из вас не почувствует боли. Каменный голем убийца а не пыточных дел мастер.
Тем временем монстр задрожал, лениво потянулся и неспешным шагом направился к группе замерших в ужасе ворлов.
Что же касается старика, он подхватил с земли заветный ларчик и забавной рысцой рванул в направлении заранее перенастроенной пентаграммы.
— Тварь, ползучая! — грозно прорычал стайный и хлестко без размаха метнул в убегавшего мага свой кинжал. Зубан был опытным воином и никогда не промахивался со столь близкого расстояния, казалось, оружие непременно вонзится в спину негодяя. Но какая-то неведомая сила изменила траекторию полета клинка, и он пролетел, даже не зацепив, убегавшего предателя.
Зубан хотел было подняться с земли, но не смог этого сделать, поскольку ноги ослабли и не желали подчиняться воле своего хозяина. То же самое случилось и с прочими ворлами. Каждый хотел поквитаться, с чародеем но никто из них не смог встать на ноги. В ответ на свои безрезультатные потуги они услышали лишь ехидные смешки убегавшего колдуна и тяжелый топот приближавшейся неминуемой смерти.
Добежав до пентаграммы, чародей на мгновение остановился, чтобы еще раз окинуть цепким взглядом поле будущего побоища. Все в порядке. Наивные соплеменники, опившись пойла с подмешенным в него магическим порошком, парализующим нижние конечности, беспомощны как младенцы. Каменный голем в двух шагах приближается к ним неумолимой громадой. Все схвачено, все на мази. К утру здесь будет ровная тщательно перепаханная поверхность, а голем с первыми лучами дневного светила превратится в недвижимую кучу щебня. Артефакт, конечно же, станут искать, но за это время он окажется в надежных руках, а взамен…
Старик встряхнул головой, чтобы отогнать радостные мысли и, оскалившись напоследок своим беспомощным соплеменникам самой злодейской улыбкой, шагнул в светящуюся, будто огненное око самого владыки Преисподней пентаграмму. И в самый последний момент до его слуха все-таки донеслись слова Зубана:
— Будь проклят, колдун! Чтобы тебе ни на этом, ни на том свете покоя не было! Пусть тебе…
Остальное он не услышал. Впрочем, будучи существом несуеверным, он относился с долей здорового скептицизма к сакральной значимости предсмертных проклятий. А зря. Ему ли как магу не знать, что гневное слово, сказанное перед неминуемой гибелью способно приобрести силу мощного заклинания.
Так и на этот раз получилось. Злость Зубана слегка повлияла на настройки пентаграммы. Не сильно так повлияла, но, что называется, глобально. Этот слабый энергетический всплеск тем или иным образом сказался во всех мирах необъятной Ойкумены. В одном мире, электрон ни с того ни с сего покинул назначенную ему самим Создателем орбиту; в другом — что-то побеспокоило спящего младенца, он открыл глазки, гукнул и сразу же заснул; в третьем — среди облаков сформировалась несимметричная снежинка, и так далее в том же духе. Каждое из означенных событий было, по сути, малозначимым происшествием, но вкупе они оказали мощное воздействие на судьбы многих и многих разумных существ гигантской Метавселенной. Но самое главное, этот незапланированный сбой вращения пресловутого Колеса Фортуны коренным образом поменял жизнь одного ничем не примечательного для окружающих землянина.
Глава 1
Если человеку было очень хорошо вчера, сегодня с большой степенью вероятности ему будет очень плохо.
Да, да именно вчера мне было очень хорошо. Мы отмечали…. А что же мы все-таки отмечали? Ах, да… встречу старых друзей. И угораздило же меня наткнуться на Толика Привалова, бывшего моего одноклассника, с которым мы не виделись… дай Бог памяти… лет десять или пятнадцать. Вообще-то никто ни на кого не натыкался. Толик откуда-то надыбал номер моей мобилы — наверняка у Натахи Беловой, нашей закадычной школьной подруги, которой до сих пор известно все и про всех ее бывших одноклассников — больше не у кого.
М-да, хорошо посидели. Как тот чудесный кабачок называется?.. «Русская Франция» или просто «Франция», кажется, нечто в этом роде. Вообще-то я не планировал надраться до состояния риз, но, как говорится, человек предполагает — Господь располагает. Хорошо, у Толика личный водила и парочка здоровенных лбов-телохранителей — доставили меня до места жительства в целости и сохранности. За Толика я не волнуюсь, при такой плотной опеке не пропадет. Не, это же надо, шалопай и баламут южнобутовский выбился в помощники депутата, парочкой «свечных» заводиков обзавелся и ваще, респектабельным мэном заделался — чуть что, пальцы веером: «Официант, почему pate maison зернистый или des gourmets сыроват?». Слова-то какие — «pate maison», «des gourmets»! А по мне и печеночный паштет и картошка в горшочке и этот… Chateau… de… нет, не вспомню точного названия, короче все было на высшем уровне.
Вообще-то, этим самым Chateau мы не ограничились. Вмазали ради понтов по фужеру, мол, французского отведать, коль во французском ресторане бухаем. Толик первым предложил перейти на более существенные напитки, ну я, конечно же, с радостью не отказался.
А под водочку и скованность пропала и преграды рухнули. Вспомнили школьные годы, ребят, девчонок, учителей наших любимых и нелюбимых также. Как курили на чердаке Толикова сарая и едва не спалили. Как дрались с парнями с соседних улиц. И еще много чего вспомнили. Затем поболтали за жизнь и все такое. Одного не помню — как улетел в полный аут.
Только не подумайте, что я каждый день вот так напиваюсь до потери пульса. Человек я слишком занятый, чтобы чрезмерно увлекаться алкоголем и вообще, не понимаю, как можно находить смысл жизни на дне бутылки. Предпочитаю бокал хорошего вина в приятном (желательно женском) обществе, но вчера, похоже, расслабился и потерял над собой контроль. Стыдно регистратору «Линии» так вести себя, впрочем, и не регистраторам также.
Не, молодец, Толян, вытащил, растормошил! Право молодец!..
И все-таки, как я ни старался оправдать свое теперешнее состояние, в глубине души оставалось подспудное ощущение, что во время вчерашних посиделок, что-то было не совсем так. Уж очень быстро я отключился. Здоровьем не обижен, меру свою обычно знаю и строго соблюдаю, но вчера, как будто меня подменили. Странно как-то.
Однако пора окончательно просыпаться. Через пятнадцать секунд зазвонит будильник, а через два часа я должен как штык предстать пред начальственные очи своего начальства. О Боже! Чего это я несу: «начальственные очи начальства»?! Не, с бодуна чего только не бывает и масло масляное и дерево деревянное…
Чувство времени меня не подвело — будильник подал голос ровно через пятнадцать секунд, и я наконец-то ощутил непреодолимую потребность открыть глаза. Но по заведенной традиции сначала протянул руку к изуверскому изобретению неведомого мне гения и накрыл его дланью, прерывая невыносимое для слуха пиликанье. Только после этого открыл сначала левый глаз, затем правый.
Все вроде бы как положено. Лежу себе на своем любимом раскладном диване. Раздет до трусов. Под одеялом и на простыне. Голова покоится на подушке. Окна плотно зашторены, правильно — нечего любопытным соседям за моей личной жизнью подсматривать — вон их сколько, а я — один в своем маленьком уютном домике.
Из благостного состояния легкого похмельного парения меня вывела острая головная боль, навалившаяся после того, как я всего лишь попытался оторвать голову от подушки. Одновременно ощутил во рту и горле такой дикий сушняк, что поневоле заохал и без сил рухнул обратно на свое теперь уже не очень мягкое и приятное ложе.