— Ты там как, в порядке? — поинтересовался я, стоя в коридоре.
— В порядке? В порядке?!! Ты меня отравил!!
— О чем ты говоришь? — удивился я.
— Ты подсыпал мне в чашку сахар!!!
— Сахар — не яд. Хотя в чем-то ты права, его называют «белой смертью», поскольку чрезмерное употребление приводит к серьезным проблемам со здоровьем…
— Ты знал, знал!!! — завопила Тантиэль. — Не вешай мне макароны на уши, на столе не было сахара, но он оказался в моей чашке, я вполне могу сложить дважды два!!!
Я тяжело вздохнул.
— Ладно. Я знал. Что дальше?!
— Ты просто мерзавец и подлец!
— Со свартальвами жить — по-свартальвовски выть. Боюсь, ты не оставила мне выбора.
— Какой же ты…какой же ты вредный.
— Только что был мерзавцем и подлецом, а затем внезапно стал просто вредным? Дай угадаю, тебе от меня что-то нужно?
— Ох-х… Спирт и активированный уголь, чтобы справиться с отравлением.
— Отравление сахаром и вашим чаем ликвидируется углем и спиртом?
— Ага…
— Ясно. Буду знать. Принесу чуть позже, а пока посиди там.
Тантиэль снова сменила пластинку с гневной на хныкающую.
— Что значит «посиди»?!! Мне худо!
— Искренне сожалею. Устраивайся там поудобнее и наберись терпения. Это очень важное качество на пути пустой руки, между прочим.
— Да ты издеваешься?! И сколько мне ждать, пока ты соизволишь принести мне лекарства?!!
— Пока Гордана не приедет.
— Чего-о-о-о?!! Это шутка?!!
Я вздохнул.
— Увы, не шутка. Ты поставила меня перед необходимостью доказывать, что между нами ничего не было, помимо чаепития, и я решил доказать это, предъявив тебя жене в таком состоянии, которое исключает любые «помимо».
Пару секунд царило гробовое молчание, пока узница уборной осмысливала свои перспективы, а затем просто взвыла.
— Да ты вообще соображаешь, что творишь?! Ты… ты за это ответишь, ты хоть знаешь, что тебе за это!.. — и тут ее речь прервалась очень громким звуком, характерным именно для уборной и совершенно несовместимым с приятным аппетитом.
— Ты продолжай свою мысль, продолжай. Мне очень интересно, что же мне за это будет.
Тантиэль гневно сопела, то ли живот особенно сильно прихватило, то ли от стыда и досады.
— Ладно, ладно! — сказала она. — Твоя взяла! Твоей жене совсем ни к чему знать, что я сюда приходила, ладно?
— Это ты сейчас так говоришь, пока сидишь на ватерклозете. А потом захочешь отомстить. Увы, но эту историю со снимками ты начала сама, посеяла ветер — пожни бурю.
— Да нет никаких снимков! Я блефовала!
— И я должен поверить тебе на слово?
Тут она решила поменять подход, и ее тон зазвучал заискивающе.
— Да я же не желала тебе никаких проблем, удастся — хорошо, а не удастся блеф так не удастся, думала я, мне же совершенно ни к чему ссориться со своим учителем!
— Тот, кто вначале говорит одно, а потом противоположное — лгун по определению. А лгунам верить нельзя. Так что увы, придется тебе немножко потерпеть.
— Немножко?! Мне худо, совсем худо! И стульчак неудобный!
— Жизнь — боль, если совести ноль. Тебе принести газетку там или журнальчик, которые Гордана читает?
— Она же меня убьет, — снова захныкала Тантиэль, — за то, что к тебе подкатывала… Испепелит же! А отвечать вам обоим! Даже троим!!
— Не переживай. Гордана не свартальв, она не бьет ни лежачих, ни сидящих на ватерклозете. В общем, я пошел на кухню, ты там только в обморок не упади, хорошо?
— Я сейчас вызову охрану! У меня рация, ты не знал?
— Вызывай. Я уже себе представляю, как ты им объясняешь, что с тобой стряслось, и как завтра об этом будет знать весь оккупационный корпус. Меня такой вариант устраивает.
Когда Тантиэль окончательно осознала, что я не дам ей лекарств, пока не вернется Гордана, то начала ругаться на своем языке длинными-длинными витиеватыми словами, аккомпанируя себе характерными для уборной руладами, но минут через десять смирилась со своей участью.
— И вы еще говорите, что свартальвы злые… — печально подытожила она, наругавшись и отдышавшись, — я к тебе с самыми прекрасными намерениями, а ты…
— Насильно мил не будешь. Надо уметь понимать и принимать слово «нет» и уважать право других на свободный выбор, даже если они не желают выбирать тебя. Сила действия равна силе противодействия, это закон не только физики… Может, тебе плед принести?
Оставшееся время узница уборной страдала молча, периодически напоминая о себе громкими руладами, которые напрочь отбивали у меня аппетит. Ну и ладно, обед не удался — поужинаю с Горди на славу. Завершив готовку, я убил немного времени, поиграв на компьютере в «Угадай слово»: полезная штука для шлифовки знаний кортанского языка. На максимальной сложности там загадываются такие слова, которых я за годы, прожитые в Гиате, даже краем уха не слышал.
Гордана вернулась после захода солнца. Урчание двигателя броневика я услышал заранее и вышел встречать.
Как только ее высадили, я быстро заглянул внутрь кабины:
— Вы понимаете по-кортански?
Два человека в камзолах уставились на меня, один из них прогундосил в ответ:
— Мое Кортана понимай есть!
— Твоя тут стоять и ждать хозяйка! — тот смотрел на меня непонимающе, пришлось растолковывать: — твоя хозяйка! В моем доме. В гостях. Ты жди тут, вези ее домой!
— Какой хозяйка?
— Свартальв! С ушами! Жди тут!
— Какой гости дом? Она выйти!
— Она выйдет потом! Ей плохо! Ты ждать тут, она выходить, ты везти ее домой!
Однако дальнейший разговор пошел по сценарию «моя твоя не понимай», потому я еще раз медленно и раздельно повторил:
— Ты стоять тут, ждать хозяйка!
Как только я вылез из кабины, Гордана подозрительно спросила:
— Какая еще хозяйка?
— Тантиэль, моя ученица.
— И что она у нас забыла?
— Чаю пришла попить… но отравилась сахаром в этом их свартальвовском чае. И с обеда оккупировала нашу уборную, хотя чего еще ждать от оккупанта?
Мы пошли в дом и Гордана спросила:
— Она что, не знала, что сахар в их напиток класть нельзя?
— Что нельзя класть — знала, что я ей его туда положил — нет.
Горди прыснула:
— Но… зачем?
Я улыбнулся:
— Она похожа на тебя, какой ты была лет восемь назад, не хотела понимать слово «нет». Пришлось объяснять, что я женат и угроз посеять в моей семье раздор и недоверие не боюсь… невербально.
Гордана расхохоталась так звонко, что у меня слегка заложило в ушах, давно не слышал от нее такого веселого и искреннего смеха. Так что спрашивать итоги осмотра у доктора я не стал: она вряд ли смеялась бы так заразительно, будь что-то не в порядке.
Затем я принес пленнице медикаменты и через полчаса вывел ее, оправившуюся от отравления, но пошатывающуюся от двухсот граммов спирта, из дома.
Тут меня ждал сюрприз в виде штурмовой бригады, которые явно готовились к штурму, а два свартальва-офицера как раз ожесточенно о чем-то спорили при помощи жестов и движений губ.
— Не понял, вы кто такие и с какой стати сюда приперлись? — приподнял бровь я. — Тоже чайку захотелось?
Свартальвы мрачно воззрились на меня и Тантиэль.
— Привет, — сказала она с глуповатой улыбкой на своем языке и что-то добавила, но я не понял, что, так как по-свартальвовски только «привет» и знаю.
— Что тут произойти?! — резко спросил меня один из офицеров.
М-да. Еще один моя-твоя-непонимай.
— Моя ученица, — показал я на Тантиэль, — пришла в гости. Напилась спирта и активированного угля.
— Э-э-э, не болтай лишнего! — одернула меня она.
Язык и правда заплетается, а голова соображает, к чему придет разговор, начавшийся с угля. Видать, слова Альтинга о том, что у свартальвов могут заплетаться ноги, но не мозги, соответствуют истине больше, чем я думал.
— Зачем? — спросил меня офицер, проигнорировав Тантиэль.
— Отравилась.
— Чем?
— Надо думать, съела что-нибудь несвежее. Но я так и не получил объяснений, для чего вы сюда всем цирком приперлись.
Тут Тантиэль отцепилась от моей руки и пошла, чуть шатаясь, вперед к броневику, пройдя мимо офицеров и что-то весьма неласково им сказав. Оба офицера повернулись к стоящему возле солдат человеку, в котором я узнал того самого водителя, привезшего Гордану, и как-то нехорошо на него посмотрели. Затем один махнул бойцам жестом «пошли отсюда», а второй, который немного говорил по-кортански, обернулся ко мне.
— Малопонимание, — буркнул он, — пришел весть, что здесь есть в кра'гга… в заложники свартальв. Глупый сн'тос совсем не понимай кортанский.
Да ты его не сильно-то опередил, хотел было сказать я, но промолчал.
Все-таки я, как единственный японец, самый вежливый человек на свете.
И только когда вся эта компашка убралась, меня осенило, что во всем этом необычного: свартальвы всегда очень корректны с вышестоящими, и алкоголь влияет только на точность их движений, но не на язык.
А Тантиэль, по идее, находящаяся в самом низу их социальной лестницы, позволила себе отпустить в адрес офицеров, по идее, стоящих выше нее, крайне грубо звучащую фразу.
* * *
Мы с Горданой славно поужинали салатом из овощей и красной рыбы, горячими рисовыми тефтелями в соусе и бастурмой. Мясо я оставил в холодильнике до лучших времен, из-за вторжения Тантиэль и всего последующего до него как-то руки не дошли.
— Ну и каков он из себя, госпиталь свартальвов? — спросил я, вернувшись из кухни с тарелочкой печенья и обычным чаем в двух чашках.
— Да госпиталь как госпиталь. Я там и свартальвов-то не видела, только двое на пропускном пункте, а тот блок, куда меня привезли — там сплошные люди, и персонал, и охрана, и раненые. И знаешь что, Реджи? Как-то очень у них там все оживленно.
— В смысле?
— Бегают туда-сюда, деловитые такие и озабоченные, охрана и врачи на медиков-пленных покрикивают, тележки с пациентами ездят, в операционную, из операционной, на рентген, с рентгена… И все это быстро, торопливо. Я бывала в военных госпиталях еще в Аквилонии, во время своего обучения, в порядке ознакомления, так сказать. Так вот, там тогда было все иначе. Спокойно и малолюдно. Неторопливые врачи, улыбающиеся медсестры, беззаботные больные. Ну а правда, в мирное время военный госпиталь — самое сонное место в армии. А тут все иначе. Понимаешь, что это может означать?
— Что где-то продолжаются боевые действия, о которых мы не знаем?
— Вот-вот, Редж. Мы, скорее всего, в информационной изоляции, а где-то все еще идут бои… или уже идут бои.
Я наклонился к ее уху.
— Мы не скорее всего в информационной изоляции, мы точно в ней. Я пару недель назад встретился с аквилонским шпионом, и он сказал мне именно это. И, на самом деле, в тот момент Реданские горы находились под контролем отступивших туда кортанских войск… И если в госпиталь попадают все новые раненные — значит, бои еще идут…
А вслух я не сказал самого плохого: если где-то идут бои — они могут дойти и сюда.
И мне явно стоит предпринять какие-то меры на этот случай. Идеальным решением было бы вывезти Гордану из Кортании…
Вот только как это сделать?
Чай мы выпили весь, потому я пошел на кухню за новой порцией. Когда я миновал комнату, служившую нам с Горди кабинетом, то заметил, что на экране компьютера, который я оставил включенным, мигает что-то беленькое в углу… Пиктограмма, изображающая конверт? Странно, ведь сеть оккупанты отрубили в первый же день.
Мы допили и вторую порцию чая — с печеньем он пошел нам весьма бодро — а затем Гордана устроилась у телевизора, хотя обычно этот прибор включался у нас редко, узнать прогноз погоды и сверить точное время.
— По тому, что и как говорится в новостях, можно делать некоторые выводы о настроениях среди оккупантов, — пояснила Гордана, — к тому же, вдруг они «накрыли» не все каналы…
— В смысле?
— В смысле, что малые коммерческие каналы могут быть пока еще не под их контролем. Или отдельные ведущие могут на что-то намекнуть… Или гости передач… Хотя, думается мне, тот инспектор, чей сын у тебя учится, должен знать новости получше… особенно если работает на свартальвов.
— Он на них не работает. Но насчет новостей — я к нему порой захожу… Другое дело, что ничего действительно важного он мне не скажет.
— Из-за твоих «ученичков»?
— Именно. С его стороны будет неразумно посвящать в свои секреты кого-то, кто тесно общается со свартальвами.
Я пошел к компьютеру и щелкнул по конвертику. Так и есть, письмо от одного из моих учеников, Горана. Стандартные фразы: как я поживаю, все ли хорошо и продолжаю ли тренировать людей.
Я ответил — все отлично, да, тренирую всех, кто не уехал. Горан оказался на том конце прямо сейчас, потому что новое сообщение пришло незамедлительно.
«Как вам наши новые хозяева?»
Хм. Я пододвинул клавиатуру поближе. Кажется, он не просто так спросил.
«Хозяева ли? Это еще далеко не свершившийся факт».
«Точно. И есть люди, готовые популярно разъяснить ушастым всю глубину их заблуждения. Это вопрос времени, притом ближайшего».
«Ты уверен?»
«Знаю».
«Рискуешь. Сеть, скорее всего, контролируется ими, хотя я был уверен, что ее вообще вырубили».
Следующее сообщение меня весьма удивило.
«Ее и вырубили».
«Тогда как ты мне пишешь?»
«Сижу в серверном центре, в компании свартальвовских жополизов, и пишу. Вокруг меня одни идиоты. В буквальном смысле».
«Хм… Что ты там делаешь?»
«Вроде как работаю на них. Помогаю восстанавливать инфосеть. Но на практике мы с ребятами — другими системными инженерами — делаем тут что хотим. Они не могут нас проконтролировать, их «спецы» совершенно ничего не смыслят в компьютерных инфосетях. Вы знали, что среднее образование в захваченных ушастыми провинциях — шесть классов?»
«Нет».
«Теперь знаете. Главный спец, самый образованный из жополизов-чернокамзольников — шесть классов и еще два года в военном техникуме. Он не отличает сервис от сервера. Я и представить себе не мог, что у свартальвов, строящих лучшие корабли и танки, все так плохо со слугами. Ладно, рад был с вами поговорить — есть тут кое-какие дела. Надо передавать сведения от людей к людям — нынче инфосеть самый безопасный способ, всякие явки и пароли отдыхают».
Я почесал макушку, чувствуя, как во мне просыпается Реджинальд, куда более подкованный в техническом аспекте.
«Горан, они могут поймать тебя по логам. Не забывай их удалять».
«Они понятия не имеют, что это такое. А вообще я пользуюсь программой, которая не пишет логов. А вот вы переписку удалите, на всякий случай».
«Ладно, сейчас удалю. Береги себя».
«И вы, учитель».
Я откинулся на спинку стула. Надо же… Я-то думал, что Горан, бездарная единичка в Доме средних магов, работает в конторе семейного предприятия менеджером или директором… А он, оказывается, спец по сетям.
Я потянулся к клавиатуре и принялся удалять переписку.
Дело интересный оборот принимает: подполье обосновалось под самым носом свартальвов.
7
Прошло еще недели две без каких-либо существенных изменений. По городу ходили слухи один другого нереальней, в том числе о готовящемся вторжении Аквилонии, не подтвержденном, прочем, какими-либо признаками. При этом мнения сильно разнились: одни считали, что Аквилония освободит Кортанию, другие опасались, что не только освободит, но сразу же сама и захватит. Кроме того, пошли слухи, что император лично командует войсками, удерживающими Реданское плато, причем оккупанты уже даже не пытались опровергать или скрывать, что захватили не всю Кортанию.
Насчет императора я не верил, так как точно знал, что свартальвы схватили его в самом начале оккупации: они откуда-то раздобыли информацию о пути отступления императорского кортежа. В итоге император, сидя в камере на линкоре, отрекся от трона.
— Я это знаю абсолютно точно, — сообщила мне Гордана, — бывший император сидел в камере через две от меня. Я не видела его глазами, но слышала голос, когда к нему приходили допрашивать.