– Нет, – сказал он, – ничего не слышно. А почему ты спрашиваешь? Ему ведь еще два года сидеть.
– Его выпустили, – спокойно сказала Маша, положила щетку на туалетный столик и повернулась к мужу лицом. – Я написала в колонию, хотела узнать, как он, жив ли, и мне ответили, что его выпустили условно-досрочно. За примерное поведение.
– Что ты говоришь?! – притворно изумился Косолапый. – Когда?
– Еще в начале апреля. Странно, что он до сих пор у нас не появился, правда?
– Действительно странно, – изобразив на лице глубокую задумчивость, протянул Медведев. – Может, стесняется?
– Или не хочет нас видеть.
Косолапый снова посмотрел на жену. Лицо у нее было спокойное, но это еще ни о чем не говорило: Маша отлично владела собой и умела скрывать свои чувства.
– Не понимаю, – медленно, старательно подбирая слова, сказал Медведев, – почему ты заговорила об этом именно сейчас. Не понимаю, почему ты вообще об этом заговорила. Что было – быльем поросло...
– Да, это очень удобно, – кивнула Маша. – Я вижу, вы все очень старались забыть о его существовании. Вам и без него хорошо, правда?
– Ну, зачем ты так?
Медведев встал, обнял ее за плечи, но Маша сердито вырвалась и отошла от него метра на три, как чужая.
– Знаешь, о чем я подумала, когда узнала, что Андрей уже почти два месяца на свободе?
– Ага, – сказал Медведев, – знаю. Ты решила убежать от меня к нему и жить с ним в шалаше.
Говоря это, он улыбался, хотя улыбка давалась ему нелегко. Уже начав говорить, Косолапый сообразил, что несет что-то не то – не столько шутит, сколько высказывает вслух свои тайные опасения, – но закрывать рот было поздно.
Марина не приняла шутки. Глаза у нее потемнели и сузились.
– Нет, – сказала она, играя золотой цепочкой на шее, – я думала о другом. Я подумала, уж не Андрей ли убил Далласа.
– Господи, что ты несешь! – воскликнул Медведев. – Кто, Туча? Убил?
– Понимаю, в это трудно поверить, – согласилась Маша. – Днем я сама в это не верю. Но по ночам... По ночам, когда лежишь в кровати и ждешь скрипа половиц в соседней комнате... В общем, ночью это не кажется смешным.
– Э, подруга дней моих суровых, – протянул Косолапый, – я вижу, кое-кому пора на курорт. Поближе к солнышку, подальше от проблем... А?
– Спрятать меня хочешь? Не надо, я не боюсь. В конце концов, у него есть веские причины для того, чтобы... Ну, чтобы желать мне смерти.
– Что?! – на этот раз возмущение Медведева было непритворным. – Что ты такое говоришь? Что ты забрала себе в голову? Желать тебе смерти? За что? За то, что заживо себя не похоронила? Да если бы за это убивали, у нас в стране сейчас проживало бы человек сто, от силы тысяча!
– Откуда ты знаешь, за что убивают, а за что нет? Это твой Кудиев тебе объяснил?
– Ну-ну, – добродушно пробасил Медведев, – зачем ты так? За что ты так не любишь Кастета?
– За все, – непримиримо ответила Маша. – Можно подумать, ты его любишь.
– Ну, друг детства как-никак...
– Как Андрей? Как Туча?
Косолапый уставился на жену тяжелым, не предвещающим ничего хорошего взглядом. Он любил Марину, прощал ей слабости и потакал ее капризам, но это было уже чересчур. Что же она, нарочно, что ли, поставила перед собой цель именно сегодня во что бы то ни стало довести его до белого каления? Как будто без нее мало геморроя...
Маша спокойно выдержала его взгляд, разве что подбородок у нее слегка вздернулся в ожидании скандала. На этот раз скандала не последовало – Косолапый решил слегка ее разочаровать.
– Я не намерен это обсуждать, – сказал он спокойным, ровным голосом. – Тем более в таком тоне.
– Не намерен так не намерен, – неожиданно легко согласилась Маша. – Ты, я вижу, на работу сегодня не собираешься?
– Вообще-то, я сегодня взял себе выходной, – сказал Косолапый. – Шпала не возражал, в банке сейчас тишина и спокойствие. Во второй половине дня, наверное, подъеду туда на полчасика, надо подписать пару срочных бумажек.
– А Шпала?
– Что – Шпала?
– Шпала не может подписать твои бумажки сам? Он же президент!
Косолапый вздохнул. Впрочем, этот вздох был наполовину притворным. Он был рад перемене темы, да и услышать, что жене его не хватает, было, как ни крути, приятно.
– Шпала – главная ось, – терпеливо сказал он, вокруг которой крутятся главные события, главные решения... А я – ось второстепенная, хотя и немаловажная. Если все, что крутится вокруг меня, свалить на Шпалу, он может не выдержать, сломаться. Дзынь, бряк – и нет его, спился или деньги из банка умыкнул...
– А он может?
– Деньги умыкнуть? А где ты видела банкира, который отказался бы от лишних денег?
– А я думала, главное качество для банкира – честность...
Косолапый рассмеялся. В самом деле, это было забавно – Шполянский и честность!
– Наивная ты у меня все-таки, Марина Сергеевна, – сказал он. – Нам с тобой скоро по сорок, пора бы уже перестать видеть мир в черно-белой гамме: хороший – плохой, добрый – злой, честный – нечестный... Это очень упрощенный подход, понимаешь?
– Понимаю. А Кастет, он какой – черный, белый или лиловый в золотую крапинку?
– Кастет? – Медведев на минуту задумался. – Он, знаешь, такой, как бы тебе сказать... Сероватый, что ли.
– Угу. А...
Она не договорила. За воротами послышался нарастающий шум мотора, завизжали покрышки, и вдруг раздался ужасающий грохот и треск. Медведевы бросились к окну. Маша, которая стояла ближе, добежала первой.
– Пожалуйста, – сказала она неприятным голосом, – легок на помине. Что это с ним?
Косолапый выглянул в окно через ее плечо, и у него отвисла челюсть. Новенькие ворота в окружавшем его загородный дом заборе были разнесены в щепки. Из-под их обломков выглядывал полупогребенный в груде расщепленного, расколотого, переломанного дерева серебристый «Лексус» Кастета. На его заднем крыле красовалась огромная безобразная вмятина; что стало с передней частью машины после столкновения, Косолапый боялся даже представить.
К месту происшествия уже бежали охранники. Один из них был при полном параде, а другой – голый по пояс, в закатанных до колена джинсах и пляжных шлепанцах на босу ногу, которые он все время терял на бегу. Тот, что был в пиджаке, потянулся было за пистолетом, но, узнав, по всей видимости, машину, оставил свое смертоубийственное намерение.
Вдвоем они подняли тяжелую, норовящую рассыпаться у них в руках створку ворот, и из-под нее, шатаясь, выбрался Кастет. Он сделал два неверных, заплетающихся шага, оттолкнул охранника, который пытался ему помочь, и упал на четвереньки.
Поначалу Косолапый решил, что Кудиев пострадал при столкновении. Он открыл окно, намереваясь крикнуть охранникам, чтобы несли раненого в дом, и в ту же минуту его слуха коснулся поток пьяной брани, которой Кастет, по-прежнему стоявший на четвереньках, щедро поливал неуверенно топтавшихся рядом охранников, некстати оказавшиеся запертыми ворота, свою машину, которая, как выяснилось, не умеет ходить сквозь стены, Косолапого, который отгородился от мира кирпичным забором, а заодно и все остальное человечество.
– Виталий! – перекрывая этот шум, крикнул Медведев. – Берите его и тащите к гаражу, я сейчас спущусь! Уведи куда-нибудь Леру, – сказал он, поворачиваясь к жене. – Телевизор ей включи, займи ее чем-нибудь... да хоть на пианино поиграйте, что ли, только погромче!
– А может, это его лучше увести? – с иронией спросила Марина, кивая в сторону окна. – А еще лучше – просто вышвырнуть за ворота и дать хорошего пинка. Пьяная скотина!
– Перестань, – морщась, сказал Медведев и закрыл окно. – Ты же видишь, он невменяем.
– И притом с утра.
– Вот именно. Вообще-то, за ним такого раньше не водилось. Случилось, наверное, что-нибудь. Займи ребенка, я сейчас все выясню.
– Боюсь, раньше завтрашнего утра ты у него ничего не выяснишь, – с сомнением сказала Марина, уже стоя в дверях.
– Выясню, – пообещал Косолапый таким тоном, каким обещают свернуть кому-нибудь шею.
Он спустился на первый этаж, вышел во двор и, обогнув дом, оказался на бетонированной площадке перед гаражом. Оба охранника уже были здесь, держа с двух сторон под мышки пьяного Кастета. Кастет ругался черными словами, пытался вырываться, бодался и даже, кажется, кусался. Он был абсолютно невменяем, а выглядел так, словно им трое суток мыли полы в ночлежке для бомжей.
– А-а-а, Косолапый! – увидев Медведева, пьяно заорал он. Язык у него не просто заплетался, а едва ли не завязывался в узлы. – Здравствуй и – ик! – прощай... Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад на-ступа-а-ает... И никто не узнает, где могилка моя, – неожиданно закончил он.
– Отпустите его, – негромко приказал Косолапый, и Кастета отпустили. – Виталий, подай шланг.
Полуголый охранник протянул ему черный резиновый шланг для мойки машин с металлическим набалдашником, на котором помещалась ручка запорного устройства.
– Спасибо, – вежливо поблагодарил Косолапый. – Оба свободны. Займитесь воротами. Разгребите, что он там наворочал, отгоните машину – в общем, наведите порядок.
Охранники ушли, оглядываясь через плечо. Косолапый подумал, что картинка и впрямь хороша: шатающийся, расхлюстанный Кастет на фоне кирпичной стены и он, Михаил Медведев, с черным шлангом наперевес, как с автоматом.
Сходная ассоциация, по всей видимости, возникла и у Кастета, потому что он вдруг рванул у себя на груди рубашку и пьяно промычал:
– Ну, чего ждешь, эсэсовец? Стр-р-реляй, фашистская морда!
Косолапый вздохнул и повернул рычаг запорного устройства. Тугая струя ледяной воды ударила Кастета в грудь, опрокинула и перевернула на бок.
– Тону-у-у! – дурным голосом заверещал Кастет. – В кормовом отсеке пробоина, свистать всех наверх! Там за тум-манами, в задницу пьяными...
Косолапый поморщился и заткнул ему рот струей воды. Кастет захлебнулся, закашлялся, зафыркал, отплевываясь; Медведев методично хлестал его тугой водяной плеткой, стараясь не пропустить ни сантиметра тела. Преодолевая напор струи, Кастет поднялся на четвереньки и подобрал под себя одну ногу, как спринтер на старте. Косолапый решил, что он начинает трезветь, и закрыл воду.
– Хватит?
– Ты, сука, я тебя сейчас убью за это! – зарычал Кастет. Глаза у него были совершенно бессмысленные, как у вареного судака.
Вскочив на ноги, он бросился на Косолапого и успел пробежать три или четыре шага, прежде чем тот снова включил воду.
– Ух, блин! – выдохнул Кастет, с размаху садясь на бетон. – Эй, банщик, горячую давай! Я тебя, сволочь, насквозь вижу!
У Медведева возникло труднопреодолимое желание снова направить струю ему в рот и держать так, пока этот подонок и впрямь не захлебнется, но ему удалось совладать с раздражением.
Экзекуция длилась минут двадцать пять. К концу ее Кастет перестал материться, оставил попытки подняться на ноги, сел у стены, уперся локтями в колени, накрыл руками голову и начал истерически хохотать. Медведев вылил на него еще литров сто воды, а потом понял, что так ничего не добьется, и закрыл кран.
На темном от воды бетоне блестели лужи, стена гаража тоже потемнела почти до самой крыши. Кастет сидел в луже, накрыв голову ладонями, и продолжал смеяться. Плечи его тряслись от хохота, с одежды обильно текло. Медведев бросил шланг, позвал охранника и велел принести стакан питьевой воды и нашатырь.
Он капнул из темного флакона в стакан, вода помутнела.
– Выпей, – сказал он Кастету, протягивая ему стакан.
Кастет посмотрел на стакан из-под упертых в колени локтей и снова зашелся хохотом.
– Вы-пей, – с трудом простонал он сквозь смех. – Спасибо, родной... спас... умирающего от жажды!
– Пей, дурак, – спокойно сказал Косолапый, – и пошли в дом, пока воспаление легких не схватил.
– Да хоть рак, – всхлипывая от смеха, сказал Кастет. – Мне нынче все равно. Последний разочек гуляю, понял?
Стакан он тем не менее взял и выпил почти до дна. Его страшно перекосило, он сморщился и часто задышал открытым ртом.
– Ух ты! – сказал он басом, когда к нему вернулся дар речи, и помотал головой. – Вот это отрава. Но ты прав, мозги прочищает отменно. А жаль... Слушай, что случилось, почему я мокрый? Я что, тонул?
– Вроде того, – сказал Косолапый, помогая ему встать. – Откуда ты такой красивый?
– А я знаю? – уныло ответил Кастет. – Гулял, наверное. Да, я же к тебе по делу ехал, а потом решил, что так, на сухую, об этом не расскажешь, заехал в кабак...
Его передернуло. Косолапый заботливо склонился над ним, заглянул в лицо и отпрянул, наткнувшись на взгляд расширенных, белых от ужаса глаз.
– О чем ты собирался рассказать? – спросил он. – Когда это было? Вчера вечером... Или уже позавчера? Какое сегодня число?
Косолапый сказал ему, какое сегодня число.
– Значит, вчера, – немного спокойнее сказал Кастет. – Слушай, ведь уже, наверное, часов десять...
– Половина двенадцатого, – уточнил Косолапый.
– И ты до сих пор ни хрена не знаешь?! – Кастета затрясло. – Блин! Блинище! Вот что, скажи своим вертухаям, чтобы держали шпалеры наготове и мочили каждого, кто попытается войти во двор.
– Спокойнее, – сказал Косолапый. – Пойдем в дом, переоденешься в сухое и все расскажешь по порядку...
Кастет с неожиданной силой оттолкнул его руку, покачнулся, но устоял на ногах.
– В морге меня переоденут, – сказал он. – И тебя тоже, если не заткнешься и не будешь меня слушать.
– Да буду я тебя слушать! – начиная злиться, резко сказал Косолапый. – Но неужто дело такое спешное, что не подождет пару минут, пока ты переоденешься? За тобой гонятся, что ли?
Кастет увял, обмяк и растерянно пожал плечами.
– А хрен его знает, – сказал он. – Нет, наверное... Черт, холодно! Ладно, пошли, дай мне что-нибудь сухое со своего барского плеча... Чего суетиться-то, в самом деле? От судьбы все равно не уйдешь...
Косолапый поморщился, услышав это заявление, но промолчал и, взяв Кастета за плечо, повел его в дом. Они вошли с черного хода; подумав всего пару секунд, Медведев направился не налево, в жилые комнаты, а направо, к сауне. Здесь он включил отопление, вынул из шкафчика свежее полотенце, положил его на скамью и сказал Кастету:
– Раздевайся. Поговорим здесь. Заодно и тряпки свои просушишь, камикадзе.
– Почему камикадзе? – лязгая зубами, спросил Кастет. Похоже, он ничего не помнил про ворота.
Медведев не ответил. Он сходил к себе в спальню, взял чистое белье, носки, спортивный костюм, по дороге прихватил из бара бутылку виски и вернулся в сауну. Голый Кастет сидел на полке, обхватив себя руками, и продолжал лязгать зубами. Он был синий, как покойник, и его заметно трясло, хотя температура в сауне уже поднялась градусов до сорока пяти.
– О, вискарь! – обрадовался Кастет, увидев бутылку, отобрал ее у Медведева и сразу же присосался к горлышку, как изголодавшийся клоп.
– Аккуратнее, – сказал Медведев и не без труда выдрал бутылку из цепких пальцев Кудиева. – Здесь жарко, тебя опять развезет.
– Что и требуется доказать, – быстро ответил Кастет. Его передернуло, но выглядел он уже получше, чем минуту назад. – Погоди, Косолапый, сейчас я тебе новость расскажу, и ты тоже захочешь напиться.
– Это ты из-за своей новости так нажрался?
– Ну, а то... Честно говоря, я расстроился, когда очухался и увидел тебя. Я-то надеялся, что протрезвею уже на том свете...
– Да что случилось? Ты можешь перестать нагонять жуть и сказать, в чем дело?
– Торопишься? Сейчас я тебе все скажу, братан, и ты сразу же об этом пожалеешь. А ну, дай глотнуть!
Медведев с большой неохотой протянул ему бутылку. Кастет схватил ее, сделал три жадных глотка из горлышка и начал рассказывать.
* * *
Они сидели в кабинете Медведева, один за другим разрабатывая и тут же отвергая хитроумные планы защиты и нападения. Косолапому уже трижды звонили из банка. Там уже знали о смерти Шполянского, и, хотя подробности были неизвестны, в офисе царила тихая паника. Нужно было ехать в город и принимать дела, но Косолапый не торопился: сначала он хотел закончить разговор с Кастетом и все-таки выработать хоть какую-то линию поведения, которая вела бы к финалу более оптимистичному, чем тот, что маячил впереди.