Я не верил, потому что чувствовал себя почти здоровым и металлические полосы мне не мешали. При этом настраивался, что буду не просто здоровым, а полностью дееспособным. Полковник в отставке, что лежал в палате у окна, попытался объяснить мне, что «Фольксваген», выпущенный в Германии, напоминает ему спецназовца до ранения, а «Фольксваген», выпущенный в Калуге, – спецназовца после ранения. Из сказанного я сделал вывод, что полковник в отставке, как и я, имеет именно такую машину, выпущенную в Калуге, и очень ею недоволен, в отличие от меня, полностью удовлетворенного своим маленьким «Тигуаном». Но в свой адрес иносказание не принял. И я здоровел день ото дня, чему никто верить не хотел. Я здоровел – и, тем не менее, меня все же решили отправить на комиссию. Решение, впрочем, оказалось еще не окончательным и было отложено на несколько дней, после очередных обследований.
Не в самом лучшем настроении после встречи с высокими медицинскими светилами я обычным своим маршрутом поехал в деревню к маме. Как назло, пробок в этот день на дорогах было больше обычного. До конца света, как я понимал, оказалось еще далеко, но столичные пробки стремительно приближали всех нас к дорожному апокалипсису. И нервничал я больше обычного. Меня раздражало все. Особенно женщины на дорогах, потому что дважды мне приходилось уступать дорогу там, где я уступать ее был не должен. Оба раза за рулем то ли лихих, то ли наглых машин были женщины, не понимавшие, что такое «помеха справа». Потом какая-то девица долго тащилась через очередную пробку в соседнем со мной ряду и все пыталась как следует меня рассмотреть. Даже к рулю наклонялась несколько раз. Похоже, ей пришелся по душе мой камуфляж. Чтобы отвязаться, мне самому пришлось на нее посмотреть и скорчить такую страшную физиономию, что она ненароком газанула и чуть было не въехала в ползущую впереди машину.
А потом, уже на МКАДе, появились эти, на ярко-синем «Порше Панамере». Машина стоимостью восемь-девять миллионов себя не жалела и пыталась протиснуться между плотными рядами, постоянно сигналя, не жалея аккумулятор. Конечно, в какой-то момент я мог слегка сдвинуться вправо и опасно прижаться ближе к тяжелому самосвалу. Габариты своей машины я чувствовал хорошо и, наверное, сумел бы сохранить ее любимое тело от повреждений. Но водитель «Панамеры» вел себя слишком нагло. Настолько нагло, что уступать ему было – просто не уважать себя. И я спокойно продолжал ехать как ехал, не уступая дороги. Я в своем ряду и в своем праве. И мне было плевать на стоимость машины, которая торопилась. Но водителю и пассажирам этой машины было не наплевать на себя. Они себя очень уважали и требовали от других уважения к своим деньгам. Но при этом не понимали, с каким настроением может ехать человек, которого в расцвете лет и сил врачи собирались отправить против его воли на инвалидность. И настроение это не позволяло мне уступать. «Панамера» дважды пыталась протиснуться, едва не задевая мою машину, но я ехал строго прямо, не обращая внимания на непрекращающиеся сигналы. Потом дорога стала чуть свободнее, «Порше» обогнал меня и резко остановился впереди, перекрывая путь. То есть сделал то, на что я в глубине души надеялся. Былая реакция у меня после ранения никуда не пропала, и я успел остановиться. Не пропала и быстрота действий, а она мне была необходима, потому что из «Панамеры» выскочили четверо молодых кавказцев. Но пока они добрались до моей машины, я уже тоже выскочил из салона. Остановились и другие машины, образуя новую пробку.
– Ты что, оглох, не слышишь сигнала?! – заорал водитель, размахивая одновременно двумя руками так, что не поймешь, с какой руки он намеревается бить. Это неудобно, приходится напрягаться.
– Когда хочешь с кем-то поговорить, сначала поздоровайся, сынок, – посоветовал я спокойно. – А потом уже можешь суетиться...
– Вот и здоровайся сам, – посоветовал второй. – Начинай, глухой...
– Это я могу, – согласился я. – Здравствуйте, ребята. Меня зовут Смерть. Саня Смерть. Валар. Саня Валар. Не слышали?
Впечатление на них это не произвело, из чего я сделал вывод, что абреки давно уехали с Кавказа – в раннем, скорее всего, детстве, – но национальную свою наглость не потеряли. Двое двинулись в лоб; третий, зайдя сбоку, ни слова не сказав, сразу попытался меня ударить. Впрочем, сделал это достаточно неумело, хотя бил резко, но я легким скользящим шагом сдвинулся в сторону, заставив его «повалиться» после удара на капот моей машины. Почти не глядя, сделал отмашку – ребром ладони под основание черепа. И получилось у меня не менее резко, чем у парня. Первые две секунды он еще придерживался за капот руками, потом сполз под него.
– Вы не поняли? Я – ваша Смерть... – сказал я уже серьезно и глянул так, что двое стоящих передо мной сделали по шагу назад, а четвертый как был позади них, так там и остался, не двигаясь вперед.
Я еще контролировал ситуацию и свои нервы тоже.
– Забирайте своего друга и быстро мотайте отсюда. Я вас пока отпускаю, – попытался я разойтись миром.
Но парней это, видимо, не устраивало.
Водитель уже пришел в себя и так же неумело, как первый бил рукой, попытался заехать мне ногой в голову. Я вообще-то своих солдат всегда учу, что удар кулаком обычно бывает более резким и неожиданным, а защититься от удара ногой проще, чем от удара кулаком. Поэтому я никому не рекомендовал бить ногой выше пояса. Разве что коленом куда-нибудь в область печени. Этому удару я солдат даже обучал. Исключение составляли спортсмены тех видов спорта, которые основаны на ударах ногами. Эти, имея базовую подготовку, бить умели. Но у моих нынешних противников таких стойких навыков не было.
Бьющую ногу я пропустил над головой, успел заметить, что второй, попросивший меня поздороваться, лезет куда-то под мышку, где обычно носят пистолеты, и не стал сразу добивать первого, потерявшего равновесие. Коротким прыжком сократив дистанцию, я воспользовался тем, что правая рука у парня оказалась поднятой над печенью, и ударил под локоть коленом. Как обычно бывает при получении такого удара, парень не сразу среагировал. Печень – она тугодумка. Но уже через пару секунд парень завалился под свою машину. Четвертый сделал сначала только два быстрых шага назад, но тут же, едва я топнул ногой, развернулся и вприпрыжку побежал между теми машинами, которые объезжали нашу пробку. Рисковый человек!
Но я по натуре не спортивный болельщик и потому не стал интересоваться, какая из машин его задавит. Тем более что чувствовал движение за спиной. И обернулся вовремя. Водитель «Панамеры» уже вернул себе равновесие и примеривался, чтобы нанести новый удар ногой. Что ему такие глупые удары дались! Сам, наверное, небольшого ума и с весьма примитивной подготовкой... Я стоял правым плечом вперед и, хотя от природы не левша, разворачиваться в противоположную сторону не стал, как не стал давать возможность парню нанести удар. Выставил вперед правую руку, заставив противника поднять обе свои к голове в интуитивном защитном движении, а сам ударил левой между предплечий в середину груди, в межреберье.
Вообще-то это страшный удар. Можно и соединительные ткани в грудной клетке порвать, можно устроить человеку ушиб сердца, что тоже не слишком хорошо. Можно вообще убить, если сердце такого удара не выдержит. Несмотря на то что врачи прослушивают сердце с левой стороны груди, оно находится практически посредине и только слегка смещено в левую сторону. А врачебное прослушивание ни о чем не говорит. Доктор слышит только то, что отражает стетоскоп.
Мой удар оказался удачным. Водитель «Панамеры» сломался пополам и уткнулся носом в асфальт. Тем временем на ноги начал подниматься и тот, что начал драку. Чтобы он освободил мне дорогу, я аккуратным пинком по физиономии отправил его из согнутого положения в лежачее под «Панамерой».
Дорога была свободна. Я сел за руль, заметив, как какая-то молодая красотка снимает все происходящее на камеру своей трубки, и спокойно уехал. Нервы после «выброса пара» как-то сами собой успокоились, и я безропотно потерял всего лишь полчаса при выезде на шоссе Энтузиастов, а потом час в пробке на самом шоссе...
* * *
Компьютерные игры я не признаю принципиально, а компьютер использую только для того, чтобы «прогуляться» по разным сайтам – в первую очередь по новостным – и по армейским форумам. Иногда и сам что-то пишу, чтобы не потерять воинский дух и передать его частицу другим.
Компьютер моей мамы, учителя сельской школы, был довольно слабеньким, а линия связи – не широкополосная, поэтому, чтобы посмотреть только то, что я смотрел у себя дома, мне требовалось втрое больше времени. У нас в городке со связью все-таки получше, чем в подмосковной деревне. Тем более что провайдер у нас был свой, армейский. Иногда медлительность компьютера мамы меня раздражала, но в целом я скоро привык. На форумы теперь заходил редко, но новости смотрел всегда.
Интернет тоже, понятное дело, имеет своих хозяев, а хозяева имеют свои политические предпочтения, которые создают общий фон сайта. Тем не менее там можно узнать более подробную информацию и, что важно, более правдивую, чем в телевизионных новостях. Верить последним – это то же самое, что верить словам наших руководителей разных рангов. Многие из кожи вон лезут, чтобы доказать, как распрекрасно мы живем. Они-то живут совсем в другом измерении, а насчет нас вопрос еще долго, похоже, будет оставаться открытым...
В этот раз Интернет преподнес мне сюрприз, которого я не ждал. Я не искал специально такие сообщения. Но они оказались представлены в разных, но похожих вариантах сразу на нескольких новостных сайтах в разделе происшествий вместе с сообщением о разбившемся самолете, где было множество жертв. Вообще обо всех происшествиях на дорогах в новостных сайтах сообщается регулярно, а уж о тех, что происходят на территории Москвы, – обязательно. Кто-то не поленился и расписал мое столкновение с молодыми кавказцами. На сайтах даже присутствовали фотографии ярко-синего «Порше Панамеры», стоящего, перегораживая полторы полосы на МКАДе. Но не было, к счастью, ни моей фотографии, ни фотографии моей машины, ни номера. Однако один из чеченцев – а я только из новостей узнал, что это чеченцы, – умер в результате удара в грудь от разрыва сердечной аорты. Должно быть, несмотря на то что я бил не ударной рукой, а левой, все-таки не рассчитал силу. На мою машину, белый «Тигуан», был объявлен розыск, как и на человека, находившегося за ее рулем в момент происшествия.
Обычно в таких случаях, когда в деле замешаны или кавказцы, или машины с «мигалками» на крыше, в Интернете откуда-то выплывают и фотографии участников, и даже видеозаписи всего произошедшего. А я хорошо видел, как какая-то девица с горящим от возбуждения взглядом снимала меня камерой трубки. Но она свою запись не выставила и номер моей машины никак не «засветила». Впрочем, это совсем не говорило о том, что через час или даже завтра видеозапись не будет опубликована. Но пока ее не было, и это утешало.
Избиение чеченцев в сообщении преподносилось как действие, возможно, профессионального спортсмена или сотрудника военного ведомства, знакомого с восточными единоборствами. Причем сразу было высказано, что этот человек угрожал своим жертвам смертью. Должно быть, это оставшимися в живых чеченцами была озвучена моя попытка представиться. Они так и не поняли, о чем речь. И слава богу, что не поняли. Впрочем, если менты не обучены толком стрелять из миномета, это вовсе не говорит о том, что они не умеют искать. И вполне способны до меня добраться. Тем более что кто-то может сбросить в Интернет дополнительную информацию.
Приятного в моем положении было мало, хотя всерьез расстраиваться было, по сути дела, еще не от чего. Поразмыслив, я решил, что предпринимать ничего пока не следует, а лучше ограничиться только контролем сообщений на эту тему в новостных сайтах. Если на меня появятся новые данные, тогда уже необходимо будет что-то предпринимать. В частности, обеспечить себе какое-то алиби или придумать еще что-нибудь.
Я глянул на часы внизу монитора и хотел было уже встать, чтобы заварить свежий чай к приходу мамы, когда взгляд упал на значок электронной почты. Мне пришло письмо. Вообще-то сообщение могло прийти и маме, но я, зная ее электронный адрес, не знал пароля для открытия ее почтового ящика. А свой пароль я уже ввел несколько дней назад, когда проверял почту. Следовательно, открыть я мог только письмо, пришедшее мне.
Заглянув в почтовый ящик, я убедился, что почта действительно пришла на мой адрес, и стал открывать файл, но это оказалась настолько долгая процедура, что я, высказав про себя несколько не совсем добрых слов в адрес местного провайдера, успел заварить чайку. И даже после этого некоторое время пришлось подождать. Кто мог прислать такое объемное письмо, я не знал. Но посмотреть надо было срочно...
«Да, срочно», – понял я, когда файл открылся и оказался видеофайлом. Смотрел я его, не включая звука, потому что слышать мне ничего и не требовалось. Но смотрел с критическим любопытством. Это была хорошо выполненная видеозапись моей схватки на дороге. При этом можно было хорошо рассмотреть и меня самого, и номер моей машины. Это меня, признаться, не удивило, хотя внешне мне собственные действия не понравились. Раньше я действовал более быстро и резко. Значит, следует потренироваться.
И только после этого я начал соображать, что может значить для меня это сообщение. Сама съемка была, видимо, подготовлена заранее, иначе трудно было бы снять все так четко, без помех со стороны других машин и чтобы я этого не заметил. Снимали, похоже, издалека, но с применением объектива, обладающего мощным «зумом». Но главное было не в этом. Главное было в том, что кто-то меня поджидал. Из этого легко вытекал вывод – кто-то знал, что именно ему придется снимать. То есть молодые чеченцы на «Порше Панамере» были подставными, которым дали задание завязать со мной драку. Может быть, их наняли специально, чтобы меня избить. И они готовились к этому, не зная даже, на кого нарвались. И, естественно, не ожидали, что одного из них после такого столкновения придется хоронить, причем, в нарушение мусульманских традиций, не в день смерти, ибо в день смерти из судебно-медицинской экспертизы труп обычно не выдают. Но тот, кто нанимал чеченцев, сам прекрасно знал, что им уготовано. Иначе вся идея с видеосъемкой не имела бы ровно никакого смысла...
Вообще, как мне сразу показалось, кто-то выстроил мне ловушку, в которую я просто не мог не попасть. Это просчитать – как ухо почесать. Мой характер и мое боевое прошлое после ранения меня не покинули, и я остался все тем же капитаном Смертиным, командиром роты спецназа ГРУ, все тем же Саней Смерть, Саней Валар, каким и был, и всех встречных и поперечных старался в этом убедить. О ловушке говорил самый элементарный анализ полученной видеозаписи. Просмотрев ее трижды, я пришел к окончательному выводу: кто-то подготовил этот инцидент, а я попался, тупо и упрямо отправляясь к удаву в разинутую пасть. И сейчас сижу именно там, хотя еще не чувствую этого, и даже думаю, что могу в любой момент выскочить из ловушки и исчезнуть, куда мне вздумается. Нет, товарищ капитан! Влипли...
Подготовка такой акции могла быть проведена только с целью заснять результат, который в итоге и был заснят. То есть вся операция проводилась персонально против меня. Об этом же говорил тот факт, что видеозапись прислали на мою электронную почту, хотя в адресе не было никаких указаний на то, кому она принадлежит. Я, конечно, не могу дать гарантию, что этот адрес известен строго ограниченному количеству людей, тем не менее у меня на спине он не написан. Но всякий, кто когда-то работал в форумах, знает, что при регистрации электронный адрес указывается обязательно. Имея соответствующие навыки, добыть электронный адрес человека, более того, даже вскрыть пароль его почтового ящика не слишком сложно. И потому опираться только на точный адрес было рискованно. Но в совокупности со всем остальным это служило лишним подтверждением целенаправленной акции.
Внешне не просматривалось, кому понадобилось меня подставить. В такой ситуации в первую очередь ищут врагов, откровенных, скрытых и вероятных. С открытыми все понятно: в моем случае это как раз те, кто назначил кругленькую сумму за мою голову. Мне это льстило, но немножко мешало в быту. Приходилось соблюдать излишнюю осторожность во многих жизненных ситуациях. Даже жена, с которой я развелся три года назад, по моему настоянию сменила фамилию на девичью и поменяла фамилии сына и дочери. Жена по профессии – врач-патологоанатом, и потому моя фамилия ей и нравилась, и подходила на ментальном уровне. Но с ней пришлось расстаться и поменять паспорт.