Я сжала руку Чейза, чувствуя, как напряглись его мускулы под моими пальцами. Его хватка ослабла, и он выпустил Риггинса.
Риггинс улыбнулся и махнул Уоллису рукой, говоря, что все в порядке.
— Пойдем, — сказал Шон. Он взял меня за локоть и потянул через коридор туда, где братья раздавали сухие пайки.
Когда я проходила мимо, Риггинс наклонился ко мне.
— Ты в самом деле собираешься сделать сегодня что-нибудь полезное? Или просто снова исчезнешь? — Когда я обернулась, он уже шествовал к западному выходу, смеясь себе под нос.
Все мое тело пылало.
Ни для кого не было секретом, что ни я, ни Чейз не покидали мотеля с того дня, как бежали с базы. Однако я не знала, что кто-то заметил следующее: иногда, когда на четвертом этаже становилось слишком многолюдно, я скрывалась на крышу, чтобы прочистить сознание. Это никому не причиняло вреда, кроме того, мы помогали, где только могли. Мы занимались раздачей провизии, а Чейз участвовал в охране здания, но это было совсем не то, чем занимались остальные: они обходили улицы, перехватывали фургоны с продовольствием, помогали тем, кто подвергался опасности. Мы с Риггинсом оба это понимали.
Нельзя сказать, что мне не хотелось делать нечто большее. Мне хотелось. Я хотела совершить что-то, что имело бы значение, хотела оказать кому-то такую услугу, которую никто не смог оказать моей маме. Пусть МН и полагала, что мы мертвы, — я слишком хорошо помнила, каково это, когда тебя разыскивают. Сначала как нарушительницу Статута, когда маму обвинили по Пятой статье, затем — как беглянку из школы реформации. Чейза же обвиняли во всем на свете, начиная с дезертирства и заканчивая вооруженным нападением. Иногда мне казалось, что МН все еще дышит нам в спины.
Но для людей вроде Риггинса все это не имело значения. Он не доверял мне с тех самых пор, когда Шон привел нас в штаб. А то, что я пряталась здесь, когда он и остальные рисковали жизнью, никак не помогало мне доказать свою преданность делу.
Внезапно меня пронзило острым штыком ярости. Я пережила безжалостные указы МН, избежала казни и пришла сюда, в штаб сопротивления, где все мы должны быть на одной стороне. Мне не следовало поддаваться нападкам Риггинса или других сомневающихся во мне и чувствовать себя слабой.
Я стряхнула руку Шона и резко обернулась. За моей спиной стоял Чейз, который был на полфута выше и шире в плечах, даже когда горбился. Эти двое будто были моими телохранителями. Мне следовало быть благодарной за их помощь, но вместо этого я чувствовала себя маленькой девочкой, которая не могла обойтись без защитников.
— Я поговорю с Риггинсом, — сказал Чейз. — Он не умеет вовремя остановиться.
— Все в порядке. Ему просто нечего делать. — Но мой голос был слишком тонким, чтобы звучать убедительно. Я чувствовала, как ужас и пустота пытались вырваться из-за тонкого занавеса самоконтроля, за которым я их поместила. Так же было, когда я узнала про убийство мамы. Иногда занавес становился толще, тогда я чувствовала себя увереннее, но все это было иллюзией. Мои чувства могли вырваться на свободу в мгновение ока, и я опасалась, что именно это сейчас произойдет.
Чейз сделал шаг вперед.
— Слушай, — сказал он, наклоняясь, чтобы наши глаза были на одном уровне. — Нам совсем не обязательно здесь оставаться. Мы можем заскочить на следующую машину до убежища. Оставить все это позади. — В его голосе звучала надежда.
— Еще нет. Ты это знаешь. — Сначала нам нужно было найти Ребекку. Если бы я при помощи шантажа не заставила их с Шоном попытаться помочь мне бежать из школы реформации, сейчас они были бы вместе, а Ребекку бы не ранили. Я все еще помнила, с каким звуком дубинка обрушилась на ее спину, перед тем как солдаты утащили ее.
— Идите, ребята. Я вас догоню. — Я прочистила горло. Возведенные моим сознанием стены пошли трещинами. Чейз вздохнул и, после того как Шон подтолкнул его в нужном направлении, последовал за товарищем на завтрак.
Спасаясь от отчаяния, я бросилась по коридору к кладовой. Мне было все равно, что я пропущу прием пищи: пустота внутри меня никак не была связана с голодом. Лишь когда в коридоре стало тихо, я вспомнила, что Уоллис назначил Чейза на разведку соседнего офисного здания. Чейз должен был выйти из гостиницы без меня. Хоть он и останется вдалеке от главных улиц, от мысли о том, что он окажется за пределами штаба один, мне стало плохо.
* * *
К полудню я расставила по местам коробки с использованной одеждой и обувью, освобождая место для новых поступлений. Туалетную бумагу я составила башенкой, а боеприпасы распределила по четырем большим картонным коробкам. Малые серебристые обоймы, которые, как я знала, принадлежали украденным у МН девятимиллиметровым, заканчивались, и я сделала мысленную заметку напомнить об этом Уоллису.
Коробки с формой стояли у дальней стены нетронутыми.
— Ты расставила банки в алфавитном порядке.
Когда Билли появился в дверном проеме, я резко вздрогнула. Его брови под лохматой челкой были приподняты, а в каждой руке он держал по губке и по бутылке отбеливателя Horizons. Я указала ему на металлическую полку, куда переставила моющие средства. Недавно он поменял свои подержанные джинсы на другие, которые были слишком большими, и, когда они упали ниже уровня его бедер, я отвернулась.
Когда я снова посмотрела на него, он пытался заставить их сидеть на поясе.
— Стой, — сказала я, не в состоянии сдержать смех. — Здесь есть ремень. Вон там. Возле коробок с формой.
— Одежда у тебя тоже расставлена по алфавиту?
Я улыбнулась.
— Все еще впереди. — Когда он подошел к коробкам, придерживая одной рукой штаны, я посерьезнела.
— Э-э, Билли? — Я была в нескольких шагах позади него. — Я слышала, здесь могут быть крысы. — Я была почти уверена, что Риггинс просто вел себя, как идиот, но не помешает проверить его слова.
— Они здесь есть, — сказал Билли. — А в чем дело? Тебя укусили?
Я замялась.
— Нет, просто... подумала, что видела одну, вот и все, — солгала я.
— А, подожди. — Он задом наперед вышел из комнаты, широко улыбаясь. В коридоре было тихо: вернувшиеся с ночного дежурства спали, а большая часть остальных была на заданиях. Шаги Билли были слышны все время, пока он шел до своей комнаты.
Несколько минут спустя он вернулся, держа на руках Джипси, грязную бродячую кошку, которую он на прошлой неделе нашел на лестнице. Кошка была почти черной, с проплешинами сзади, но уже менее истощенной, чем раньше.
— Ее можно держать на руках. — Целыми днями это животное только и делало, что чесалось. Сейчас кошка как по команде начала мяукать и не прекращала, пока Билли не опустил ее на пол.
— Крысы, Джипси, — сказал он. — Вкусные крысы.
Джипси и сама не сильно отличалась от крысы. Когда она потерлась о мою ногу, я едва не отдернула ступню.
— Ты ей понравилась, — сказал Билли.
Я слабо улыбнулась.
Из коридора послышались шаги, на этот раз они были медленнее и тяжелее, и я кинулась к двери, надеясь, что Чейз и Шон вернулись со своего задания в соседнем здании. Вместо этого я нос к носу столкнулась с Уоллисом, из нагрудного кармана которого торчала рация. Должно быть, он увидел мое расстроенное лицо, потому что наклонил голову на бок и сказал:
— Не надо так радоваться моему приходу.
— Никаких новостей из соседнего здания? — спросила я, когда к нам подошел Билли. Ремень просто творил чудеса.
Уоллис покачал головой.
— Хотела пойти проверить?
Да. Произнести это было просто, здание находилось совсем близко, но слова застряли у меня в горле. Билли предложил проводить меня, и я начала переступать с ноги на ногу. Мысль о том, что Чейз или даже Шон могли быть в опасности, определила мое решение, но не успела я ответить, как Уоллис продолжил:
— Билли, если ты закончил с уборными, то садись за процессор. — Хоть губы Уоллиса были плотно сжаты, его гордость выдавал взгляд. Из деталей, которые наши люди нашли на свалке базы, Билли собрал импровизированное сканирующее устройство. Небольшой черно-белый телевизионный экран настроили так, чтобы он показывал выпуски новостей МН и списки нарушителей Статута. По-моему, это было лучшее применение телевидения со времен Войны.
— Хорошо. Я занимаюсь новостями о снайпере, — с важным видом сказал мне Билли.
На улице пролаяла собака. Я прикусила внутреннюю сторону щеки.
В прошлом месяце, в марте, кто-то убил двух солдат ФБР, а затем исчез, не оставив ни одной улики. Две недели назад снайпер объявился в Нэшвилле, жертвой стал солдат возле распределительного склада Horizons. Уоллис пытался определить личность убийцы, чтобы мы могли защитить его, но мне не нравилась идея привести столь заметного преступника в гостиницу "Веланд". Не тогда, когда МН устраивала облавы.
— Обнаружилось что-то новое? — спросила я.
— Ничего. — Уоллис смотрел мимо меня в окно, которое располагалось за коробками с формой. — Местные новости сообщают, что ФБР почти разобралось с этим делом, но они утверждают это уже несколько недель. — По тем радиопереговорам, что мы перехватывали, было понятно, что военные гонялись за собственным хвостом.
— Насчет твоей подруги тоже ничего нового. Я проверял утром, — добавил Билли, щеки которого вспыхнули. Он помогал нам с Шоном искать в информационной системе реабилитационные центры Чикаго, где могла оказаться Ребекка, но наши поиски до сих пор не увенчались успехом. Даже Чейз, который обучался в Чикаго в свою бытность солдатом, не мог припомнить такого учреждения. Я уже начинала серьезно сомневаться, что сведения, которые я раздобыла в изоляторе Ноксвилла, были надежными.
— Иди, — поторопил мальчика Уоллис. — И ты нашел ремень как раз вовремя.
Ворча что-то, Билли повернулся, чтобы уйти, но перед этим он резко крутанулся и шутливо ударил Уоллиса по лицу. Секунду спустя он уже мчался по коридору, хихикая.
У меня отвисла челюсть.
— Малый — придурок, — с любовью сказал Уоллис, потирая свою щетинистую челюсть. Сомневаюсь, что он ответил бы так же Хьюстону, Линкольну или еще кому-либо.
Джипси запрыгнула на коробку с формой под окном, свернулась клубочком и стала рассматривать нас своими желтыми глазами. В этой тишине я осознала, что мы с Уоллисом давно не оставались наедине.
— Я... я думаю, у нас кончаются патроны, — сказала я. — То, что есть, я сложила в те коробки...
— Пойдем поговорим, Миллер.
Не сказав больше ни слова, Уоллис повернулся, и мне осталось только идти следом за ним к двери на лестницу. В какое-то мгновение я подумала, что он меня проверяет: ведет наружу, чтобы посмотреть, действительно ли я пойду, но нет. Он вышел на лестничную площадку и стал подниматься наверх, стуча ботинками по металлическим ступеням.
Меня мучило беспокойство. Я пыталась угадать причину этой встречи. Я больше ничего не знала о снайпере, и я не была единственной, кто озвучил свои сомнения насчет новичка: Риггинс тоже высказался. У меня никак не могло быть неприятностей из-за этого.
Мои мысли вернулись к базе МН. Я понятия не имела, как туда проникнуть: у нас просто было недостаточно людей, чтобы захватить входы, и даже если мы переоденем бойцов в форму, они не смогут воспользоваться выходом около крематория, через который сбежали мы с Чейзом. Уоллис это знал. Мы с ним обсуждали эту тему до посинения, пока разговор не зашел в тупик, оставив недовольными нас обоих.
Об этом он хотел поговорить со мной сейчас — о незначительности моего вклада? О неспособности спасти других, кто был в изоляторе? Я знала, что подвела их всех. Уоллиса, сопротивление, заключенных, которых я бросила в беде. Они являлись мне в кошмарах; возможно, я этого заслуживала. Я спасала себя и Чейза, зная, что люди в соседних камерах умрут.
Я попыталась сглотнуть, но в горле встал комок.
Уоллис толкнул тяжелую металлическую дверь десятого этажа и темное помещение залил свет. День был не самым ясным, но мы всегда завешивали окна на четвертом этаже, поэтому сейчас моим глазам понадобилось несколько мгновений, чтобы привыкнуть. После этого я осмотрела знакомый зацементированный дворик, пустой, если не считать арочный вход на лестницу, скамейку возле него и охранника сопротивления, наблюдающего за ведущими на запад улицами.
Воздух не был свежим, но и не таким застоявшимся, как внутри. Вдыхая его, я почувствовала, как стала мыслить яснее. Мне показалось, будто меня выставили всем на показ. С Уоллисом мне было здесь не так спокойно, как одной.
Он подошел к краю крыши и остановился возле выступа лифтовой шахты из красного кирпича, которая напоминала башенку древнего замка. Я последовала за Уоллисом к теням, бросив взгляд на примыкающую к мотелю "Веланд" высотку, сейчас пустующую. Хоть здания не соприкасались, они стояли очень близко. Я подумала, мог ли Чейз видеть меня через одно из этих высоких, темных окон.
— Погляди туда, на автостраду, — сказал Уоллис, указывая за соседнее здание бывшего колледжа сквозь трущобы на скоростное шоссе, что проходило вдоль реки. По нему ехало несколько отдельных машин, но в стоящей дымке было тяжело сказать, являлись ли они патрульными автомобилями.
— В тех машинах люди, которые могут отправиться туда, куда только пожелают. Они не умирают от голода и не замерзают, как народ на Площади. У мужчин все еще есть работа. Их дочери ходят в школу. — Он наклонился, опершись локтями о парапет, и посмотрел на меня.
Я почувствовала, как что-то в моей груди задрожало, потрясенное ударом всех тех вещей, про которые я хотела на время забыть. Дом. Бет и ее ярко-рыжие волосы. Я бы заканчивала в этом году школу, в июне у меня был бы выпускной.
— Иногда я выхожу сюда и наблюдаю за ними. Не уверен, но, наверное, я выхожу сюда для того, чтобы пожалеть самого себя. — Он вздохнул. — Раньше я не знал, как мне повезло, когда у меня все это было. Не ценил, что могу просто пройти по улице, не боясь, что меня сдадут военным.
— Ага. — Я не отрывала глаз от машин.
— И знаешь, что я всегда понимаю? — спросил он.
Я покачала головой.
— Их я жалею еще больше.
Воздух рассек звук сирены, и мое внимание обратилось на молочно-белую крепость, пригнувшуюся за своими высокими стенами в двадцати милях к востоку. База ФБР.
— Что вы имеете в виду? — спросила я.
— Мой дом никого не впечатлит, но в нем моя семья в безопасности. У меня есть еда и крыша над головой. — Он вытянул руки перед собой, будто держал в них что-то дорогое. — Но, что более важно, я свободен, Миллер. Все те несчастные люди, которые следуют правилам, загнанны в тюрьму из страха.
— Вы не свободны, — с досадой сказала я. — Вы в ловушке, как и все остальные. Мне это не нравится, но это правда. Вы можете быть действительно в безопасности, только если подчиняетесь.
Но слова внезапно показались мне пустыми. Сколько часов мы с мамой провели над обращениями за продовольственными талонами, прошениями получить кредит? Как часто мы лезли из кожи вон, потому что на каждом рабочем месте в городе маме отказывали из-за ее запятнанной биографии? И разве нам это помогло? Ее все равно забрали и убили.
— В безопасности, — повторил Уоллис. — То же самое сказал Скарборо, когда стал президентом. — Почувствовав мое беспокойство, он улыбнулся. — Не волнуйся, больше половины страны ему поверило. Так люди ведут себя после войны.
Далекое воспоминание встало перед моими глазами. Мама ворчала что-то, пока человек на экране телевизора обещал безопасность через единство. Свободу через подчинение. Традиционные семейные ценности и стройная вера должны были вернуть стране процветание.
Я потерла ладонями лоб, чувствуя себя так, как я чувствовала себя очень часто за последний месяц: переполненной чем-то, пустой настолько, что я не могла подобрать этому название. Какая бы малая часть меня не верила, что я все еще принадлежала миру, в котором выросла, миру с Бет, школой и домом, теперь эта часть ушла. Я никогда не смогу вернуться.
— Что мне теперь делать? — слабо спросила я, крутя на пальце золотое обручальное кольцо, которое для меня украл Чейз. Мне не нужно было носить его постоянно, ведь я никогда не покидала штаба, но я все равно его не снимала.
Уоллис вздохнул.