Экипаж "Шутки" обнаружив, что опасность миновала, тут же принялся за дело. Два моряка стали заводить под днище кусок парусины, а другие два продолжали вычерпывать воду. Дмитрий же, не выпуская из рук оружия, занялся сверзившимися с кручи врагами. Вытащив их по очереди на берег, он деловито снял с них ремни с кинжалами и шашками, кремневый пистолет и сумку с принадлежностями.
— Это — мародёрство, — хмуро заметил Нилов, внимательно наблюдавший за его манипуляциями.
— Это — трофеи, ваше благородие! — почтительно, но твердо возразил ему Будищев.
Кроме всего прочего, в воде, благо было неглубоко, нашлись так же два ружья убитых. Одно из них, правда, разбилось при падении и пришло в полную негодность, но второе выглядело почти целым. Дмитрий внимательно осмотрел его и остался доволен. Длинная винтовка была куда меньше калибром, нежели его "крынка", замок на ней открывался рычагом, и вообще выглядела она довольно современной на фоне переделочного оружия русских солдат.
— Что тут у вас? — громко спросил Шестаков, едва его катер приблизился.
— Господин лейтенант, — официально доложил ему мичман, — во время атаки был подорван вражеский колесный пароход. Из-за полученных повреждений были вынуждены идти к берегу, для производства необходимого ремонта….
— Видел твои подвиги, Константин Дмитриевич, — добродушно ответил тот, откозыряв в ответ, — поздравляю с почином. Помяни мое слово — быть тебе георгиевским кавалером!
— Твои бы слова, Александр Павлович, да богу в уши, — пошутил в ответ Нилов.
— А это еще кто такой? — удивленно спросил Шестаков, заметив занятие Будищева.
— Ох, брат, ты все равно не поверишь!
— Попробуй, может и поверю.
— Это гальванер.
— Гальванер, в солдатской форме?
— Я же говорил, не поверишь! Вообрази, перед самым появлением турок встретил друга детства — подпоручика Линдфорса, а с ним этот солдат. И можешь мне не верить, но он разобрался с нашим хозяйством и сумел его починить.
— Да, полно!
— Уж поверь. Неделю назад мы безуспешно атаковали "Подгорицу" и эти проклятые мины хоть бы хны! А этот новоявленный Кулибин, поковырялся в них четверть часа и вот, пожалуйста — турок на дне!
— Совсем воинские начальники на местах с ума посходили, — усмехнулся лейтенант, — это надо же, готового гальванера в пехоту засунуть!
— Вот только, — помялся мичман.
— Что?
— Трупы обирает, хотя вправду сказать, это он их и подстрелил…
— Что в бою взято — то свято! — Решительно махнул рукой Шестаков. — Эй, служивый!
— Слушаю, ваше благородие!
— Я смотрю, ты на все руки мастер, и в минах понимаешь, и стрелять ловок…
— Так точно!
— … и за словом в карман не лезешь, люблю таких!
— Рад стараться!
— Ладно, тащи свою добычу на "Шутку", да пойдем отсюда. А то, не ровен час, опять турки набегут.
Пустившиеся в обратный путь катера скоро пересекли Дунай и вернулись в ставший родным варденский рукав. Изведшийся на берегу Линдфорс с одной стороны был ужасно огорчен, что ему не удалось принять участие в закончившейся столь удачно атаке вражеского корабля, а с другой был так рад, что они вернулись целы и невредимы, что был готов расцеловать и Нилова, и Будищева. Юному подпоручику, конечно же, хотелось во всех подробностях узнать об произошедшим почти на его глазах деле. Но они отсутствовали в полку уже довольно много времени, и надо было как можно скорее возвращаться.
— Ваше благородие, — тишком шепнул ему Дмитрий, — давайте-ка поскачем к своим, пока ветер без сучков.
— Что? — выпучил глаза Линдфорс.
— Я говорю, скажите вашему приятелю, что у вас утюг горячий на любимых галифе и плита не выключенная дома остались! А то их высокоблагородие господин полковник и вам чертей выпишет и мне многогрешному мало не покажется.
— Вечно ты говоришь какими-то загадками, хотя на сей раз твои рассуждения вполне справедливы, — согласился с ним подпоручик и обернулся к морякам. — Увы, господа, дела службы требуют нашего незамедлительного отбытия. Честь имею!
— Бывай, Ванечка, — помахал ему рукой в ответ Нилов, — да Павлу кланяйся, не забудь!
— Всенепременно! — крикнул ему в ответ Линдфорс и ударил коня шпорами.
— Странная парочка, — хмыкнул Шестаков, заметивший, что солдат в отличие от офицера неважно держится в седле.
— Зато появились очень вовремя, — улыбнулся в ответ мичман, представляя, как хорошо будет выглядеть на его груди орден святого Георгия.
— Будешь рапорт составлять, не забудь отметить этого солдата. А я с этим документом к его императорскому высочеству загляну. Полагаю, цесаревич не откажется перевести к нам столь ценного специалиста. Так что будь добр, не жалей похвал в адрес служивого. Кстати, как его зовут то?
— Э… Дмитрий Блудов, кажется…
— Блудов?
— Представь себе, бастард графа Блудова!
— Однако!
К сожалению, Будищев не ошибся в своих предположениях. Полковник Буссе заметил отсутствие подпоручика и нельзя сказать, чтобы очень уж ему обрадовался. Подпоручик попытался оправдаться, но старик не стал его и слушать, а велел вместо охотничьей команды принять похоронную и отправляться вместе с ней хоронить тела павших при штурме русских солдат и офицеров. Несколько таких команд посланных от Болховского полка занималось уборкой трупов целых два дня. В одну из них, как и следовало ожидать, угодил и Дмитрий вместе с неразлучным Федором. Только теперь им стало ясно, с каким ожесточением происходила эта битва. Весь склон был просто усеян телами павших. Кроме того, немало солдат утонуло при форсировании Дуная и теперь их трупы то и дело всплывали внизу по течению.
В этой скорбной работе русским воинам с охотой помогали местные жители. Большинство мужчин, правда, ушли в формируемые из болгар дружины ополчения, но старики, женщины и даже дети, находили павших, помогали их собирать и наравне с солдатами копали могилы.
Вдоль лежащих рядами мертвых тел, ходил с кадилом в руках отец Григорий и служил панихиду. Скорбное лицо его было полно мрачной торжественности, а и без того громкий голос казался особенно проникновенным. В службе ему помогали местные священники, отпевавшие павших за их свободу солдат и офицеров.
— Прими Господи души новопреставленных рабов твоих, павших за веру — широко перекрестился Шматов, наблюдая за службой.
— Хорош причитать, — оборвал его товарищ, — давай закончим, потом намолишься всласть!
Будищев к удивлению многих, вызвался хоронить убитых турок. Сам для себя он объяснил это тем, что рядом с турками не было видно болгар. Местные жители, всякого натерпевшиеся за века турецкого ига, разумеется, не горели желанием заниматься похоронами своих врагов, и потому рядом с ними их почти не наблюдалось.
— Граф, ты чего злишься? — удивленно спросил Федя.
— Ничего, — буркнул тот в ответ. — Хватит мне про веру заливать!
— Как это?
— Ты церковь в Систове видел?
— Ага, красивая…
— У пострадавших за веру?
— Ну…
— Не нукай, не запряг! За какой хрен столько наших погибло? Кто их детей сиротами оставшихся кормить будет?
Федор никогда не думавший в таком ключе о войне, на которую ему довелось попасть, на минуту задумался.
— Так что хорош причитать, — оборвал его размышления Будищев. — Давай этих жмуриков покидаем на телегу и закапывать повезем.
— Чего ты так, — насупился Шматов, — все же люди, хоть и басурмане…
— Ты меня, блин, доконать хочешь? Кругом тебе люди…
— Линдфорс идет, — упавшим голосом буркнул Федька, недолюбливавший офицера.
— Хрен его несет, а не сам он идет, — вполголоса согласился Дмитрий, но вслух гаркнул: — Здравия желаю вашему благородию!
— Вольно, — благодушно махнул рукой тот и широко улыбнулся.
Потенциальный командир охотничьей команды, несмотря на выволочку, полученную от начальства, выглядел именинником. Новенький мундир облегал его по-юношески стройную фигуру как влитой. Лаковый козырек кепи отливал антрацитом, но самое главное — вместо обычной казенной офицерской сабли на боку офицера, отливая серебром, висела настоящая кавказская шашка.
Еще на разводе юный подпоручик произвел ею среди своих сослуживцев настоящий фурор. Все спрашивали, где он ухитрился ее раздобыть, но он лишь отмалчивался в ответ и загадочно улыбался. Не рассказывать же, в самом деле, что это подарок солдата!
Дмитрий внимательно посмотрел на Линлфорса и едва заметно улыбнулся. Трофеи, захваченные им у незадачливых башибузуков, заняли немаленький мешок, хранить который солдату было совершенно негде. Однако ушлый солдат без колебания пожертвовал малым, чтобы сохранить остальное и, недолго думая, преподнес своему временному начальнику одну из трофейных шашек. Глаза молодого человека загорелись от счастья, и он тут же согласился сохранить остальное имущество солдата среди своих вещей. При себе Будищев оставил только винтовку и кривой кинжал — бебут.
Немного разбиравшийся в оружии Линдфорс пояснил ему, что эта английская винтовка системы Пибоди-Мартини состоящая на вооружении турецкой армии. Бой у нее был просто великолепный, в чем Будищев тут же убедился. Во всяком случае, его "крынка" с этой красавицей даже рядом не лежала. Расстаться с ней было выше человеческих сил, и солдат недолго думая сломал на своем оружии курок. Ротному он, разумеется, сказал, что это произошло случайно, и попросил разрешения пользоваться трофеем. Гаупт в ответ выругался, но делать было нечего. Мастерских рядом не было, а Дмитрий был одним из лучших стрелков в роте, что в виду близости неприятеля делало его особенно ценным бойцом. В общем, штабс-капитан разрешил-таки оставить винтовку себе, разумеется, до первой оказии, а в наказание за неаккуратность, отправил его в похоронную команду. Таким образом, с его точки зрения, волки остались сытыми, а овцы целыми.
Угодив в похоронную команду, Будищев вызвался хоронить турок, чтобы раздобыть патронов, так как доставшихся ему с прочей добычей было совершенно недостаточно. Несмотря на то, что трофейные команды успели собрать большую часть оружия и боеприпасов, затея эта увенчалась полным успехом. За пол дня тяжелой и неприятной работы ему удалось собрать не менее полусотни патронов, и горка продолжала расти, давая возможность с оптимизмом смотреть в будущее. Была еще надежда раздобыть револьвер, но пока ничего подобного не попадалось.
— Я немного виноват перед тобой, — начал разговор немного извиняющимся тоном подпоручик.
— Что-то случилось? — насторожился солдат.
— Полковой командир был настолько зол на меня за отлучку, что не дал слова сказать. Поэтому я до сих пор не доложил по команде о твоем подвиге.
— О каком еще подвиге?
— Удивляюсь, братец, как ты можешь оставаться таким спокойным? — изумился Линдфорс. — ведь то, что ты пережил, это настоящее приключение! Ей богу, меня просто раздирает о желания поделиться подробностями, а тебе хоть бы хны!
— И что вы хотите рассказать, вашбродь? — пожал плечами солдат, укладывая вместе со Шматовым очередного покойника на телегу. — Что дали каким-то левым морякам увезти меня на катере, а сами ждали на берегу?
— Почему "левым"? — удивленно переспросил подпоручик.
— Да потому что не правым! — усмехнулся в ответ Будищев.
— Положим так, но ведь вы взорвали турецкий пароход! Это же героизм, тебе теперь крест положен…
— Слава богу не деревянный. Ну, посудите сами, ваше благородие, кто вам поверит? История-то, как ни крути, больно фантастическая, не будь я участником ни за что бы, ни поверил. Кстати, шашка вам очень идет!
— Ты думаешь?
— Гадом буду, вашбродь! Вот вернёмся в Рыбинск после войны, помяните мое слово, все девки, то есть барышни, ваши будут.
— Кстати, Мирон Яковлевич, случайно увидел кремневый пистолет, и весьма им заинтересовался.
— Это полковой врач, что ли?
— Ну, да, Гиршовский. Он коллекционирует оружие, ты не знал?
— Откуда? Но если захочет купить, то я не против, продавайте.
— Мне как-то неловко…
— Почему?
— Не хочется выглядеть барышником. К тому же пистолет мне не принадлежит.
— Но доктор-то не в курсе? И потом, вам он за него заплатит, как положено, а солдату даст пятак на водку и очень удивится, если тому покажется мало.
— Ну, хорошо, я поговорю с ним. Кстати, ты напрасно дурно думаешь о нем. Мирон Яковлевич чудесный и очень добрый человек.
— Вот и пусть совершит доброе дело.
— Будищев, ты невыносим!
— Так вы никому не рассказали, а нашем маленьком секрете?
— Ну отчего же, я подал через брата докладную записку подполковнику Флоренскому. Если от моряков придет подтверждение, то ты непременно получишь свой крест.
Дмитрий в ответ лишь пожал плечами, дескать, все в воле начальства, а он человек маленький. Тем временем Линдфорс решив, что солдат и так уже в полном восторге, принялся ковать железо пока оно горячо.
— Послушай, Будищев, я теперь знаю наверное, что охотничья команда будет создана в ближайшее время и именно я стану ее начальником.
— Поздравляю.
— Благодарю, братец. Так вот, человек ты я вижу бывалый, да к тому же ловкий. Не желаешь ли вступить в нее?
Тон, которым офицер сделал это лестное, по его мнению, предложение, совершенно не предусматривал отказа и, услышав его, Дмитрий глубоко вздохнул. Он опять был сам во всем виноват. Не удержался, вылез, показал себя… что тут скажешь, молодец! Да и откажись он, Линдфорс запросто договорится с Гауптом и тот отправит его добровольно-принудительно. Но молодой офицер может в этом случае затаить обиду, а оно ему надо?
— Отчего же не вступить? — пожал он плечами, — дело хорошее.
— Ну вот и славно, — повеселел подпоручик. — Тогда и винтовку сможешь оставить, и кинжал свободно носить, у охотников воля.
Дождавшись когда офицер уйдет, молчавший все время Федька не выдержал, и с изумлением уставившись на приятеля, спросил:
— О чем это Линдфорс толковал?
— Да так, ни о чем.
— Ты что на катере плавал?
— Совсем немножко.
— Так это ты турецкий пароход подорвал?
— Нет, Федя, я просто при этом чуть-чуть присутствовал.
— И тебе теперь за это крест дадут?
— Ага, догонят и еще дадут!
— Так вот ты где турецкую винтовку и ножик взял, а я то думал…
— Боюсь даже представить, что ты подумал, — усмехнулся Дмитрий. — Лучше не думай больше, а бери жмура за ноги и грузим.
Некоторое время друзья грузили покойников на телегу, а когда та заполнилась, Шматов взялся за повод и они двинулись к месту братской могилы. Неказистая лошаденка, запряженная в их скорбный экипаж, тянула его без особой охоты, но расстояние было невелико и вскоре они прибыли.
Рвы для погибших в бою турок копали солдаты из нестроевой роты. Они же складывали их рядами на дно, затем под присмотром младшего полкового врача Соколова засыпали их слоем извести и, взявшись за заступы, принялись засыпать. Единственным кто пришел проводить мусульман в последний путь, был мулла из местной мечети. Сухонький старичок в большой белой чалме на голове, горестно покачал головой, глядя на небрежение, выказанное к его единоверцам, и взявшись за Коран, прочитал несколько сур.
Никто из русских солдат, разумеется, ничего не понял из этой службы, но из уважения к чужой вере постояли немного молча и только когда старик закончил, отправились восвояси.
— Слава тебе господи, закопали, — посетовал Федька, — а то уж пованивать начали, я думал, мне дурно сделается.
— Ничего тебе не сделается, — усмехнулся Дмитрий. — Несмотря на покойников, обед умял, и ужин так же стрескаешь.
— Жаль будет, если тебе креста не дадут, — вдруг неожиданно заявил, отвечая каким-то своим мыслям Шматов.
— Тебе то что?
— Ну, ты тогда ефрейтором стал. Глядишь Хитров бы от нас и отвязался, а то совсем одолел проклятый!
— Лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора, — глубокомысленно ответил ему Будищев, повергнув тем самым приятеля в шок.
— Не-а, — ответил тот, поразмыслив, — лычку на погон лучше!