Во-вторых, он не сдал бы своих воинов, даже если бы его выпотрошили в процессе.
Бладлеттер не сумел его сломить. И никто другой не сможет.
Но опять-таки, сейчас это все уже неактуально.
Перекатившись на бок, Кор подобрал ноги к груди, обхватил себя руками и
задрожал. Листья под ним не служили мягкой постелью, их замерзшие съежившиеся края
впивались в его кожу. И когда ветер носился по местности точно истязатель в поисках
жертв, он, казалось, уделил Кору особенное внимание, кидая на него со всех сторон
лесной мусор, крадя еще больше угасающего тепла его тела.
Закрыв глаза, он почувствовал, как к нему возвращается кусочек его прошлого...
Это был декабрь его девятого года, и он стоял перед ветхим, крытым соломой
коттеджем, в котором остановился со своей кормилицей. На самом деле, каждым
вечером, как только наступала ночь, его выгоняли сюда и приковывали на цепь за шею,
терпя внутри лишь тогда, когда на востоке угрожающе начинало всходить солнце, и
появлялись люди. Большую часть одиноких холодных часов, особенно сейчас, зимой, он
съеживался у наружной стены его дома, двигаясь на привязи, чтобы оставаться за
ветром.
Желудок его был пуст, и таковым останется. Никто из его расы в этой
крошечной деревеньке никогда не приблизится к нему, чтобы предложить пищу для его
голода, и его кормилица определенно не станет кормить его, пока не будет вынуждена - и
даже тогда это будут объедки трапез, съеденных ею.
Приложив грязные пальцы ко рту, он почувствовал искривление, пролегавшее
между его верхней губой и основание носа. Дефект всегда был таким, и из-за него его
мамэн отослала его прямо после родов, передав в руки кормилицы. Не имея никого, кто бы
заботился о нем, он пытался хорошо поступать с этой женщиной, пытался сделать ее
https://vk.com/vmrosland
счастливой, но ничто ее не радовало - и ей, казалось, доставляло удовольствие снова и
снова повторять ему, как его кровная мамэн отослала его с глаз долой, как он стал
проклятьем для достойной женщины благородных кровей.
Его лучшей стратегией было убраться прочь от кормилицы, прочь с ее глаз, прочь
из ее дома. И все же она не позволяла ему сбегать. Он как-то раз попробовал и добрался
до края полей, окружавших их деревушку. Однако как только его отсутствие было
замечено, она пришла за ним и избила так сильно, что он съеживался от страха, кричал
от ее ударов, умолял о прощении, сам не зная, за что.
Вот как его посадили на цепь.
Металлические звенья вели от круглого ошейника на его горле к железной коновязи
на углу дома. Больше никаких хождений, никакой перемены позы, если только ему не
нужно было облегчиться или спрятаться в укрытие. Грубая кожа на шее натерла
больные мозоли на коже, и поскольку ошейник никогда не снимался, язвы так и не
исцелялись. Но он давно научился терпеть.
Вся его сознательная жизнь сводилась к терпению.
Подбирая колени к худой груди, он обхватил руками кости ног и задрожал. Его
облачение сводилось к старому потертому шерстяному плащу кормилицы и паре
мужских брюк столь огромного размера, что он мог подвязать их под мышками веревкой.
Ноги его оставались голыми, но если держать их под плащом, они не мерзли.
Ветер порывисто дул меж голых деревьев, и этот звук напоминал вой волка, и Кор
расширившимися глазами всматривался в движущуюся тьму на случай, если услышанный
им звук действительно имел волчью природу. Он до ужаса боялся волков. Если за ним
придет один и целая стая, то он окажется съеденным, он в этом совершенно уверен,
цепь не позволяла ему сбежать на деревья или дотянуться до двери дома.
И он не верил, что кормилица спасет его. Иногда он вполне был уверен в том, что
она приковала его в надежде, что его сожрут. Его смерть от дикой природы освободит
ее, и в то же время, если так случится, это будет не ее вина.
Он не знал, перед кем она несла ответственность. Если мамэн отреклась от него,
кто платил за его содержание? Отец? Этот мужчина никогда не признавал его, и уж
точно не появится...
Зловещий вой пронзил ночь, и Кор съежился.
Это ветер. Это должен быть... просто ветер.
Ища что-нибудь, чтобы успокоиться, он уставился на озерцо теплого желтого
света, лившегося из единственного окошка домика. Подрагивавшее представление света
и теней разыгрывалось в переплетенных зарослях мертвого малинника, окружавшего
дом, отчего колючие ветки двигались как живые - и он старался не видеть ничего
зловещего в этом постоянном движении. Нет, вместо этого он задержал взгляд на свете
и попытался представить себя внутри, перед очагом, греющим руки и ноги, как его
слабые мышцы сбрасывают тургорное напряжение - защитную реакцию на холод.
В своих тщетных мечтах он представлял, как его кормилица улыбается ему,
протягивает руки, призывая его уютно устроиться в безопасности рядом с ним. Он
фантазировал, как она гладит его волосы и не обращает внимания на то, что они
грязные, предлагает ему еду - неиспорченную и нетронутую. Потом он бы выкупался,
очистив свою кожу и сняв с шеи ошейник. Мази смягчили бы его боли, а потом она
сказала бы ему, что его несовершенство не имеет значения.
Она простила бы ему его существование и прошептала бы, что его мамэн на
самом деле любит его и скоро за ним придет.
И тогда он наконец-то уснул бы беспробудным сном, страданиям пришел конец...
Очередное завывание ветра прервало его раздумья, и он поспешил вернуться в
реальность, вновь всматриваясь в заросли и стоящие скелеты деревьев.
https://vk.com/vmrosland
Так было всегда, это метание между ощущением необходимости осознавать свое
окружение на случай нападения... и его поисками убежища в мыслях, чтобы избежать
того факта, что он ничего не мог поделать, чтобы спасти себя.
Прижав голову к плечу, он снова зажмурил глаза.
Он тешил себя еще одной фантазией, хотя и нечасто. Он притворялся, что его
отец, о котором кормилица никогда не говорила, но которого Кор представлял
беспощадным борцом за благо расы, приехал на боевом коне и спас его. Он представлял,
как великий воин обращается к нему, зовет к себе и сажает высоко в седло, с гордостью
называя его "сыном". Они пустятся вскачь галопом, и грива будет хлестать Кора по
лицу, когда они отправятся на поиски приключений и славы.
На самом деле это было так же маловероятно, как и то, что его с
распростертыми объятиями примут в дом...
Вдалеке послышался топот лошадиных копыт, возвещающий о чьем-то
приближении, и на мгновение его сердце встрепенулось. Он как по волшебству заставил
появиться свою мамэн? Своего отца? Неужели невозможное таки свершилось...
Нет, не всадник. Это был невероятный экипаж, достойный королевских особ, с
блестящим золотым корпусом и подобающей парой белых лошадей. Сзади даже ехали
лакеи, а впереди сидел кучер в униформе.
Это был член глимеры, аристократ.
И да, когда лакей спрыгнул и помог выйти женщине в платье и горностаевых
мехах, Кор никогда не видел кого-то столь прекрасного или пахнущего хоть вполовину
столь изысканно.
Переместившись так, чтобы можно было выглянуть из-за угла лачуги, он
вздрогнул, когда грубая кожа вновь царапнула по ключице.
Величественная женщина не потрудилась постучать, лакей широко распахнул
перед ней скрипучую дверь.
- Харм женился на ней сразу после рождения мальчика. Все кончено. Ты свободна -
он не станет больше удерживать тебя.
Его кормилица нахмурилась.
- Что ты говоришь?
- Это правда. Отец помогал с немалым пособием, требовавшимся на его
содержание. Наш кузен теперь обрел достойную шеллан, а ты свободна.
- Нет, это невозможно...
Когда обе женщины вернулись в коттедж и захлопнули дверь пред носом лакея,
Кор вскочил на ноги и заглянул в окно. Сквозь толстое, полное пузырей окно, он смотрел,
как его кормилица продолжает выказывать шок и недоверие. Однако другая женщина,
должно быть, успокоила ее сомнения, затем последовала пауза... а потом проявилась
великая перемена.
Воистину, столь всеобъемлющая радость заполнила его кормилицу, что она
походила на холодный очаг, который вновь разожгли, больше не являлась изнуренным
призраком уродства, к которому он привык, а чем-то совершенно иным.
Она сделалась лучезарной, даже в своем изодранном одеянии.
Ее губы двигались, и хоть он не мог слышать ее голоса, он в точности понимал,
что она говорит: Я свободна... я свободна!
Сквозь искаженное стекло он видел, как она оглядывается по сторонам, словно в
поисках важных вещей.
Она покидает его, подумал он с паникой.
Словно прочитав его мысли, кормилица помедлила и посмотрела на него сквозь
стекло, отсветы огня играли на ее раскрасневшемся обрадованном лице. Когда их
взгляды встретились, он в знак мольбы приложил ладонь к грязному стеклу.
- Возьми меня с собой, - прошептал он. - Не бросай меня так…
https://vk.com/vmrosland
Другая женщина глянула в его сторону, и то, как она содрогнулась, говорило о
том, что от одного его вида у нее скрутило внутренности. Она что-то сказала
кормилице, и та, что заботилась о нем всю его жизнь до сего момента, ответила не
сразу. Но потом лицо ее ожесточилось, она выпрямилась, словно подготавливая себя к
бурной вспышке.
Он начал колотить по стеклу.
- Не оставляй меня! Пожалуйста!
Обе женщины отвернулись от него и поспешили к выходу, и он побежал вперед,
чтобы перехватить их прежде, чем они заберутся в экипаж.
- Заберите меня с собой!
Рванувшись вперед, он достиг конца своей цепи, и его тело отлетело назад,
отдернутое за шею. Он жестко приземлился, на мгновение лишившись дыхания.
Женщина в прекрасном платье не обратила внимания, подобрав юбки и пригибая
голову, чтобы сесть в экипаж. А его кормилица спешила следом, держа руку у виска,
чтобы защитить свои глаза от него.
- Помогите мне! - он царапал веревку, обдирая собственную плоть. - Что со мной
станет!
Один из лакеев закрыл позолоченную дверцу. И доджен поколебался, прежде чем
вернуться на свое место сзади.
- Недалеко отсюда есть сиротский приют, - хрипло сказал он. - Освободи себя и
пройди пятьдесят лохенов к северу. Там ты найдешь других.
- Помогите мне! - закричал Кор, когда кучер хлестнул вожжами, и лошади
сорвались с места, экипаж затрясся по грязной проселочной дороге.
Он продолжал вопить, пока не остался в одиночестве, звуки отъезда становились
все тише, угасая в отдалении... пока не осталось ничего.
Когда подул ветер, следы слез на лице заледенели, и сердце его заколотилось в
ушах, из-за чего невозможно было ничего расслышать. От прилива беспокойства и
волнения он так разгорячился, что отбросил назад плащ, и кровь засочилась из ран на
горле, покрывая голую грудь и эти огромные штаны.
Пятьдесят лохенов? Сиротский приют?
Освободить себя?
Такие простые слова, исходившие от угрызений совести. Но ему от них никакой
помощи.
Нет, подумал он. Теперь он полагается лишь на самого себя.
Хоть ему и хотелось свернуться клубочком и зарыдать от страха и горя, он знал,
что ему нужно собраться ради крайне необходимого убежища. И держа это на уме, он
собрал все свои эмоции и обеими руками ухватился за цепь. Наклонившись, он изо всех сил
потянул, стараясь избавиться от оков, звенья которых зазвенели от движения.
Натягивая ее изо всех сил, он подумал, что экипаж, возможно, уехал не так
далеко. Он все еще мог нагнать их, если просто освободится и побежит...
Он также говорил себе, что это не его мамэн только что покинула его и лгала ему
все это время. Нет, это была всего лишь кормилица неизвестного происхождения.
Невыносимо было думать о ней иначе.
12
Казалось совершенно уместным, что Куин был вынужден смотреть на своих
братьев через железные решетки - не то чтобы он хотел смотреть на них. Но да, отделение
его от остальных живых существ древними непроницаемыми вратами казалось уместным
отказом в действии.
Он не вписывался ни в какую компанию.
https://vk.com/vmrosland
И очевидно, они от него тоже были не в восторге.
Сидя задницей на голом каменном полу пещеры, прислонившись спиной к еще
нетронутой секции полок с сосудами, он смотрел, как Братство беспокойно мечется и
рычит по ту сторону железа, меряя шагами коридор, натыкаясь друг на друга и крича на
него. Хорошие новости - относительно «хорошие», как ему казалось - что шум всей этой
драмы утихал, благодаря какому-то трюку вселенной, или, возможно, виной тому его
падающее кровяное давление, приглушавшее мир вокруг
Только к лучшему. Он уже был экспертом в матершинстве. Даже их самые
креативные конструкции с Б-словом не могли научить его новым ругательствам.
Кроме того, если это он был предметом обсуждения в этих предложениях, кому это
было нужно? Он уже бесчисленное количество раз мысленно принес себя в жертву,
спасибо большое.
Уронив голову, он закрыл глаза. Не лучшая идея. Его бок просто убивал его, и не
имея ни малейшего отвлечения, боль приняла пропорции веселого зеленого великана12.
Он, должно быть, что-то себе там сломал. Может, заработал разрыв печени или почки
или...
Когда волна тошноты вздулась в его животе, Куин распахнул веки и посмотрел в
противоположную от этого зоопарка порицания сторону. К слову о разгромленном месте.
Искореженная каталка, сломанное медицинское оборудование, все эти разбитые сосуды и
маслянистые черные сердца на каменном полу. . как будто ураган прошелся по пещере.
Второе место, которое он разгромил. Если считать стрельбу в спальне Лейлы.
Хотя об этом бардаке он сожалел.
А о другом? Да, о нем он тоже сожалел - но не собирался отступаться от своих
бескомпромиссных требований относительно ее самой и его детей.
Со стоном Куин вытянул одну ногу, затем другую. На кожаных штанах была кровь.