— Никто не застрахован от ошибок.
— К чёрту. Обдери этого урода как липку. Можешь забрать всё вплоть до коронок на зубах, а я подготовлю для этого почву.
— Не переходи черту.
— Я знаю, где моя черта. Не беспокойся, Диня.
— Сделай так, чтобы он забыл о том договоре. С остальным я разберусь в рамках закона.
— Оплату получишь от меня, ты же понимаешь?
— Меня не волнует, кто именно будет платить. Переведёшь на мой счёт. Как обычно, — Динияр отмахнулся.
— Мне дорого обходятся твои услуги.
— Не дороже, чем остальным.
— Шучу. За всё, что ты для меня уже сделал и ещё сделаешь, я должен платить тебе раза в три больше.
— Не нужно лишнего. Эта тема закрыта.
— От тебя так и веет холодком, — Костенко усмехнулся. — Обожаю твою принципиальность в некоторых вопросах.
— Один принцип я всё-таки нарушил, — Хайруллин лениво скользнул взглядом по любовнику.
— Ты не виноват. Давным-давно одна зажравшаяся сучка нарушила запрет, который не должна была нарушать. Это в крови у людей.
— Звали ту сучку случайно не Евой?
— Угадал!
— А ты у нас змей-искуситель?
— Я запретный плод.
— Действительно…
Между этими мужчинами не было и не могло быть любви.
Они встретились довольно давно, но любовниками стали куда позже, так как Динияр долго держался за свой принцип не спать с клиентами. Но в конце концов ни одна крепость не выдержит напора Леонида Костенко и падёт. Любил ли Хайруллин Лёню? Нет. По его мнению, ни один здравомыслящий человек не выберет объектом своей любви такого, как Костенко. Сердцу, конечно, не прикажешь, но не может же этот мышечный орган быть настолько слепым?! С Лёней можно дружить или спать. Можно даже совместить.
Лёнечка же в принципе не был способен любить. Он любил своих близких, тех, кого считал друзьями и семьёй, но посвятить всего себя кому-то одному — увольте. Разве можно так глупо тратить свою жизнь? Она ведь одна, другой не будет.
— Спасибо, что подождали, — Настя выскочила из квартиры с небольшой дорожной сумкой в руке и поспешно захлопнула дверь.
— Очнулся? — спросил Лёня, забирая у девушки ношу.
— Нет, но всё равно как-то не по себе. А он точно очнётся?
— А ты не хочешь? Могу вернуться и…
— Нет! — Перовская испугалась.
— Я пошутил.
— Лёнь, не все могут оценить твоё непревзойдённое чувство юмора. Пойдёмте отсюда. Не нужно привлекать внимание соседей. К тому же внизу места себе не находит один очень нервный тип, который рвался с нами, — Динияр вызвал лифт.
— Его только не хватало, — вздохнул Костенко. — Но надо признать, у него хватило ума обратиться к Щербатому, а не лезть на рожон.
— А Анатолий Евгеньевич…
— Нет, — Костенко не дал девушке договорить. — Можешь не беспокоиться. Никто ничего не узнает.
— Спасибо.
— Поблагодари молодчика внизу. Не нас.
***
— Я изменил жене, — единственное, что услышал Тарас, открыв дверь на настойчивый звонок, после чего в его объятья рухнул пьяный в стельку Павел. Дальнейшее бормотание и мычание едва ли можно было назвать связной речью. Опальский был в шоке. Он рассчитывал провести вечер после трудового дня в тишине и покое перед телевизором с пиццей собственного приготовления и баночкой вреднющей колы, но никак не в компании пьяного лучшего друга, кающегося в измене. Измена. Ничего нелепее Тарас ещё не слышал. Крюков изменил жене? Бред же! Скорее коровы начнут летать и гадить золотыми слитками.
— Паш, объясни толком! — Опальский пытался растормошить Павла, дотащив его до зала и сгрузив на диван. — Что случилось? Где Ира?
— Дома. Пла-а-ачет, — Крюков жалобно всхлипнул. — А я сво-о-олочь!
— Всё. Я звоню Ирке, — Тарас оставил попытки вытрясти что-нибудь адекватное из друга.
Он не успел найти нужный номер в мобильнике, как в дверь снова затрезвонили. Не менее настойчиво. Надеясь, что это Ирина догадалась, где искать муженька, и приехала за ним, Опальский распахнул дверь с широкой улыбкой на лице, которая тут же померкла, стоило ему увидеть, кто стоит на пороге.
— Здравствуйте, — вдавил он из себя.
— Привет. Спирохета у тебя? — Лёня всегда находил красное словцо для Павла. Сейчас он был не просто зол, он пребывал в ярости, и ещё удивительнее была его относительная мягкость в обращениях.
— Только что пришёл… приполз.
— Отлично. Предсказуем, как сюжет любовного бабского романчика, — фыркнув, Костенко вошёл в квартиру, плечом задев Тараса.
— Здравствуйте. Извините, — Динияр обратил на себя внимание.
— Здравствуйте, — Опальский зачарованно смотрел в синие глаза. Ему ещё не доводилось видеть такого яркого синего цвета. — Тарас, — он протянул руку.
— Динияр, — Хайруллин ответил на рукопожатие и вошёл вслед за отступившим в коридор хозяином квартиры.
— Кажется, они там надолго, — поморщившись от криков и мата, доносящихся из зала, пробормотал Тарас. — Может, кофе?
— С удовольствием.
— Тогда пойдёмте на кухню. Не разувайтесь, у меня не прибрано, — он зашаркал тапками по коридору.
Динияр кивнул, но всё же снял ботинки, потому что порядок и чистоту в квартире было видно невооружённым глазом. Только злой как чёрт Леонид не был способен оценить чужой труд и оставил на линолеуме песочные крупинки, слетевшие с подошв.
— Не нужно было, — Опальский покачал головой, взглянув на ноги гостя. — Я принесу тапочки, — он испарился из кухни, оставив Хайруллина в одиночестве, чем тот воспользовался, как дарованной минуткой, чтобы осмотреться. Чисто, уютно, по-домашнему тепло и вкусно пахнет. Большего он не мог бы сказать, да и не требовалось.
— Вот. — Перед ним на пол шлёпнулись серые тапки.
— Спасибо.
— Вы друг Леонида? — осторожно спросил Тарас, доставая из шкафчика маленькие чашки с гжельской росписью.
— Да, — Динияр улыбнулся уголками губ. Его позабавила заинтересованность, отчётливо слышавшаяся в голосе собеседника. Вот уж у кого слепое сердце… Ему даже стало немного жаль этого парня. Увы, лицом и телом он для Лёнечки не вышел. А ведь мог бы разок получить желаемое…
— Вы не знаете, что всё-таки произошло? — Опальский возился у плиты, не оборачиваясь.
— В мелких чертах. Кажется, супруга вашего нетрезвого гостя беспочвенно обвинила его в измене и, от природы обладая невероятным даром убеждения, внушила ему эту мысль, а когда осознала содеянное, его и след простыл. Она попросила о помощи Костенко, и мы, собственно, нашли его у вас по почти остывшим следам.
— Скорее по запаху, — Тараса заметно передёрнуло.
— Не любите алкоголь?
— Ненавижу. — Ответ был настолько резким, что Хайруллину не захотелось продолжать данную тему.
— Вы, кажется, дружны с этим семейством?
— Да.
— Беспокоитесь?
— Уверен, что всё разрешится, раз за дело взялся Леонид.
— Без сомнения.
— Вот, — Опальский поставил перед гостем чашку и сел напротив. — Угощайтесь, — он придвинул ему и тарелку со свежеиспечённой пиццей.
— Сами готовили?
— Да.
— В таком случае мне вдвойне неловко за вторжение. Думаю, вы хотели бы провести вечер иначе.
— Ничего страшного. — И по ответу Динияр с удивлением понял, что гостеприимный хозяин действительно не злится. Он просто принял ситуацию и подстроился под неё. Странный…
— Благодарю.
— Угу, — Тарас уткнулся в свою чашку. Он не поднимал глаз, чувствуя, что его внимательно изучают. Он не любил, когда на него пристально смотрят. Складывалось ощущение, что он какой-то подопытный.
— Вкусно, — констатировал Хайруллин, попробовав пиццу. Именно констатировал, а не похвалил.
Только тогда Опальский оторвал взгляд от чашки и тут же пожалел об этом, потому что синие глаза буквально впились в него, не позволяя отвернуться. Казалось, что гость читает его как открытую книгу, поспешно перелистывая скучные страницы и жадно вчитываясь в самое интересное.
— Перестаньте… Пожалуйста, — Тарас устыдился собственного голоса, показавшегося сейчас таким жалобным.
— Простите, — Динияр моргнул, забирая вместе со взмахом чёрных ресниц и наваждение. Ему не нужно было объяснять, о чём попросил сидящий напротив молодой человек, — его взгляд выдерживали немногие.
— Вы…
— Простите, — Хайруллин улыбнулся, но скорее ехидно, чем виновато. — Дурная привычка.
Он устал, поэтому не сумел проконтролировать самого себя, включив то, что Лёня называл «рентгеном». Сначала они встретились с другом Костенко Толиком, которого Динияр лично знал плохо, но был наслышан о нём, как о прекраснейшем человеке и об одном из самых лучших любовников в коллекции Лёнечки, потом состоялась встреча с нервным Костей и запуганной собственным мужем Настей, встречу с её мужем вообще трудно было назвать иначе, чем мордобоем, ибо он не внял голосу разума и кинулся на Костенко, от которого тут же получил вполне по заслугам и автоматически выпал из так и не начавшейся беседы, а апогеем сумасшедшего дня стал звонок зарёванной Кисы, истерично визжащей в трубку, что с её Павлушей случилось что-то страшное, потому что его телефон выключен вот уже два часа, и Лёня просто обязан, как хренов Бэтмен, лететь ему на выручку. Вместо варварски прерванного секса Хайруллин получил в знак утешения кусок домашней пиццы и чашку кофе. Вкусно, приятно, но ни черта не равноценно потере. До приезда сюда он вообще не понимал, зачем Костенко потащил его с собой, хотя точно знал, где искать заблудшего муженька своей ненаглядной Кисы. Теперь понял. Из-за Тараса. Крюков в таком состоянии за живую душу не считался, а наедине с его другом Лёне было бы неуютно, поэтому он предоставил Динияру роль верного Робина. В мутных зелёных глазах, щурящихся из-под густых рыжих бровей, можно было прочесть всё, что хотелось и не хотелось. Нет, они не были открыты для всех, но для Хайруллина преград в этом вопросе не существовало, как и для Леонида.
— Всё в порядке? — Опальский с беспокойством смотрел на своего гостя, выпавшего из реальности.
— Да. Всё хорошо.
— Воды?
— Нет. Мне достаточно кофе.
Тарас кивнул и опять уткнулся в чашку. Динияр снова пожалел его и неожиданно даже для себя произнёс:
— Будьте увереннее в себе. Просто вы выбрали не того человека.
— Вы о чём? — Опальский резко вскинулся.
— Мы оба знаем, о чём и о ком.
— Вы…
— Я?
— …ошибаетесь.
— Если я и ошибаюсь, то крайне редко и явно не сейчас. Подумайте над моими словами. Это добрый совет хорошему человеку.
— Хорошему?
— Я говорил, что редко ошибаюсь.
Тарас хотел сказать что-то, но влетевший на кухню Костенко не дал произнести ему ни слова.
— Я точно убью сегодня кого-нибудь, — Лёня сжимал кулаки. У него чуть ли не пар из ушей валил.
— Не стоит, — Хайруллин откинулся на спинку стула. — Не подкидывай мне лишнюю работёнку.
— Паша в порядке? — подал голос Опальский. И, судя по выражению лица Леонида, ему стоило прикинуться ветошью.
— А что с твоим Павлушей случится? Его я, к сожалению, прибить не могу. А страсть как хочется. До зубного скрежета. Заменишь товарища на поле боя, а?
— Лёнь, не кипятись, — Динияр явственно ощущал ауру всепожирающей ненависти, исходящую от его любовника.
— Я устал. Забираем эту ошибку природы, сдаём на руки Кисе и едем домой. Тарас, извини, — Костенко с трудом держал себя в руках, но понимал, что не имеет права сорваться на ни в чём не повинном человеке.
Опальский завис, уловив слово «домой». Друзья, да? Он бросил косой взгляд на ухмыляющегося мужчину, сидящего напротив, от которого не скрылось его разочарование.
— Всё хорошо. Я понимаю. Хотите кофе?
— Спасибо, нет, — Лёня покачал головой и вздохнул. Хороший парень этот Тарас. Понятно, почему Женька так оберегает его, но ведь нужно принимать во внимание, что он давно не мальчик. Каждый сам выбирает свой путь. — Обязательно приходи как-нибудь в Egeni.
— Спасибо за приглашение.
— Приходи, тебе понравится.
— Не сомневаюсь.
— Мы пойдём.
— Я ещё не доел, — Хайруллин удивил и хозяина квартиры, и своего любовника, даже рот приоткрывшего от изумления. — Лёнь, езжай. Ирина наверняка с ума сходит.
— Ты серьёзно? — Костенко перевёл взгляд с Динияра на Опальского и обратно, как бы спрашивая о чём-то. Тарас этих переглядок не заметил, слишком поглощённый собственным шоком.
— Не знаю, — брюнет сделал глоток кофе. — Тарас, вы не против, если я задержусь ещё на полчасика?
— Нет, — на автомате ответил Опальский, таращась куда-то в пустоту.
— Ладно, сами разберётесь, — Лёня тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и вышел из кухни. Судя по грохоту, с Павлом он не церемонился, волоча на выход, а с удовольствием прикладывал костями и головой об стены, якобы совершенно случайно. Хлопок двери погрузил кухню в тишину, нарушаемую лишь тиканьем настенных часов и гудением холодильника.
— Ещё кофе? — предложил Тарас, пытаясь как-то справиться с неуютным волнением.
— Да, если можно.
— Можно, — поспешно пробормотал Опальский, вскакивая со своего места и едва ли не бросаясь к плите. Занять себя хоть чем-то, лишь бы не ловить пристальные изучающие взгляды. Он понял всё. Он понял то, что даже Женька не поняла. Интересно, расскажет ли он Леониду?
— Вы нервничаете?
— С чего вы взяли?
— Значит, вы просто хотите меня убить.
— Что за глупости?!
— Вряд ли моё сердце выдержит такую дозу кофеина…
— Ох! — Тарас покраснел бы, если бы мог, глядя на турку, до краёв засыпанную кофе. К счастью, он не краснел. Никогда. Разве что от мороза или сильной жары. — Я задумался.
— Я так и понял. Простите мою наглость. Я действительно хочу просто передохнуть. У вас спокойно.
— Да. Я понимаю, — ответил Опальский, хотя ничего уже не понимал. Совсем. Полчаса. Они ведь быстро пройдут?
— Вам помочь?
— Нет! Вы гость. Я сам.
— Вы подумали об известной поговорке, ведь так?
— Нет, — соврал Тарас, хотя у него в голове крутились давно известные слова о гостях и татарах.
— В моём случае она звучит ещё более оскорбительно. Я татарин.
— И правда. Простите…
— И всё же подумали.
— Нет!
========== Глава 13 ==========
— Ой, девушка, простите! Мы, кажется, адресом ошиблись…
— Очень смешно, Толь. Настолько свежая шутка, что на неё даже мухи уже брезгуют садиться, — Павел поджал губы, пропуская в квартиру Финогенова с Сизовым.
— Сдаёшь, старичок, — Дмитрий пихнул любовника локтем в бок. — Молодёжь твой юмор больше не понимает.
— Дим, это было бы смешно, если бы не…
— Если бы не было так грустно, — перебил Крюкова Щербатый. — Из-за твоих лохм мужики в сортире дёргаются и на брюки льют.
— Нервы лечить надо!
— Как?
— Сексом! Регулярным!
— Заткнись, болезный, — Финогенов скривился. — Боюсь представить… Извращение!
— Толь, тебе определённо чего-то не хватает, — Павел поправил сползший с одного плеча чёрный шёлковый халат.
— Ага, — Щербатый усмехнулся и нарочито медленно проскользил взглядом по застывшему от подобной наглости зятю. — Может, и не хватает…
— Придурок, — фыркнул Крюков, потуже затянув пояс халата.
— Ты доведёшь ребёнка когда-нибудь, — Сизова происходящее забавляло. — Не дёргайся, солнышко, — он погладил Павла по голове, взъерошив стянутые в пучок волосы.
— Дим, блин! — Крюков выдернул из растрепавшегося пучка длинные деревянные шпильки и тряхнул шевелюрой, позволяя волосам рассыпаться по плечам. — Ирка так старалась, а ты…
— А я урод?
— Да!
— Моральный, надеюсь?
— Вообще!
— Хам.
— Что происходит? — Ирина выглянула в коридор. — Зачем припёрлись?
— И я рад тебя видеть, сестрёнка, — Толик широко улыбнулся.
— Когда я просила тебя помочь, ты меня послал!
— Извини, что не счёл особо важным твой очередной сдвиг на почве ревности. В первый раз, что ли…
— Козёл, — Киса поджала губы. Как же неприятно, когда тыкают носом в собственную глупость. Она не истеричка. Совсем нет. Ни капли. Ей до сих пор становилось плохо, когда она вспоминала, как набросилась на мужа с беспочвенными обвинениями. Почва была, как ей тогда казалось. Одна знакомая позвонила и сказала, что видела Павла, проезжая мимо их компании, выходящим из здания с какой-то короткостриженой рыжей стервой. Они смеялись и шли чуть ли не в обнимку. Крюков, с порога услышав обвинения, расхохотался и сказал, что был с Настей. Ира взбесилась. Гнусная ложь! Перовская никогда бы не рассталась со своей шикарной шевелюрой. Ревность видит и слышит лишь то, что хочет.