— Почему ты всегда берёшь это на себя? — возмутилась Ирина. — Деньги девать некуда?
— А куда? У меня есть крыша над головой и еда, большего мне не нужно.
— Ага, как же… — тихо пробормотал Павел. Они с Женей знали, куда их друг тратит почти всё заработанное, оставляя себе лишь малость на счета и проживание.
— Не обсуждается, — отмахнулся Тарас. — На вас остальное, включая транспорт.
— Без проблем, — кивнула Копейкина.
— Мы с Пашей поедем на своей, — испуганно прошептала Киса. — Тарас, хочешь с нами?
— Трусы, — припечатала Женя.
— Мы просто хотим жить, а с тобой это ставится под угрозу, — покачал головой Павел. — Найдётся мало смельчаков, готовых сесть в твою машину.
— Трусы, говорю же.
Слабостью Копейкиной была скорость. За рулём она превращалась в настоящего маньяка, поэтому почти никто из её друзей и знакомых не решался ездить с ней и проклинал человека, выдавшего ей права, и Леонида, подарившего племяннице машину. К мотоциклу Жени и вовсе боялись даже близко подходить. Два колеса под задницей делали из нормальной на вид молодой женщины чудовище с отсутствующим инстинктом самосохранения. И только один человек был способен управлять этой сумасшедшей так же, как она управляла своим мотоциклом, — страстно, без оглядки, — но с ним не мог и не пытался сравниться никто. Без шансов. Она поражала всех, становясь вдруг покорной рядом с ним. Уже в следующее мгновение она вновь взрывалась, но там, глубоко внутри, были тишь да гладь.
***
Женя была на пике раздражения, когда добралась до квартиры дяди: духота, пробки, жажда, голод — Москва. Она бросила связку ключей на тумбочку, скинула кеды и прошлёпала босыми ногами на кухню, откуда доносились голоса, звон посуды и умопомрачительные запахи.
— Привет, воробушек, — Леонид стоял возле плиты.
— Виделись. Диня, привет, — Копейкина подошла к черноволосому мужчине, сидящему за столом и изучающему какие-то документы.
— Привет, красавица, — он лишь на мгновение поднял светлые глаза и улыбнулся.
— Весь в работе, как всегда? — спросила она у дяди.
— Ага, — Костенко выключил газ и развернулся. — Хайруллин, заканчивай. Давай поедим.
— Минуту, — мужчина лишь повёл плечом.
— Диня! — Женя потрепала его по коротким вьющимся волосам. — Приём! Я жрать хочу, завязывай!
— Это невозможно, — стряхнув с себя чужую руку, он собрал бумаги в стопку и убрал в портфель, стоящий на полу возле стула. — Ради кого стараюсь?
— Динияр! — Леонид предупреждающе сдвинул брови. Есть то, что его племяннице знать пока не время. — Воробушек, мой руки и за стол.
— Есть, босс! — Копейкина рванула в ванную и быстро вернулась обратно, плюхнувшись рядом с любовником дяди.
Костенко поставил перед ними тарелки с картошкой и душистым мясом.
— Ух, — Женя, схватив вилку, жадно набросилась на еду.
— Никаких манер, — поморщился Динияр. — Красавица, не подавись.
— Не дождёшься.
— Воробушек, я ждал тебя вчера, чтобы кое-что сообщить, — Лёня сел напротив, вяло ковыряясь в своей тарелке. — Твоя квартира готова. Можешь переезжать в любое время.
— Лёнь, — девушка улыбнулась, — я тебя люблю. Правда.
— Знаю.
— Но я не уверена, что могу оставить Тараса одного.
— Ему двадцать семь лет! Перестань носиться с ним как курица с яйцом! Мы много раз говорили об этом. Дай парню отдохнуть от тебя.
— Ему весело со мной!
— Не сомневаюсь, но, думаю, у него есть личная жизнь.
— Этот ушлёпок Артур…
— Не лезь! Тебе тоже пора жить отдельно. Хватит убегать от этого. Ты не одинока, так что не бойся. Мне никогда не нравилось, что ты мыкаешься по чужим углам, но со мной ты жить не пожелала, так что вот, — Костенко вытащил из кармана светлых брюк ключи и бросил их на стол. — Я помогу перевезти вещи.
— Диня, ты в курсе, что он изверг? — Копейкина притворно всхлипнула.
— Вы друг друга стоите, — засмеялся Хайруллин.
Женя понимала, что её дядя был прав. Ей двадцать семь лет, а она продолжает жить по съёмным квартирам и по друзьям — так не должно быть. И нельзя сказать, что она стеснена в средствах. Вовсе нет. Копейкина могла позволить себе многое, но половину стоимости квартиры всё равно оплатил Леонид, считая это своим долгом. Девушка знала, что у него достаточно денег, но никогда особенно не задумывалась об их источнике. Они просто были. И она даже не представляла, насколько завидной невестой является сама. Лёня не спешил раскрывать племяннице состояние своих банковских счетов. Зачем? Всему своё время.
— Это лучше и для твоих отношений, — Костенко откинулся на спинку стула. — Пора прекратить жаться по углам. Не малолетки уже.
— М, но это так заводит! — Женя облизала губы.
— Озабоченная, — хмыкнул Динияр. На самом деле он любил эту девушку. Её нельзя было не любить. Она врывалась в чужие жизни ярким фейерверком и переворачивала их с ног на голову, сметая всё на своём пути. Эта яркость объединяла их с Леонидом. У них вообще было много общего — одна кровь всё-таки.
— Я сегодня останусь здесь, — Копейкина довольно быстро опустошила тарелку и теперь завистливо косилась на чужие.
— Конечно, — вздохнув, Лёня подвинул ей свою.
— А вот я, пожалуй, поеду домой, а то Сабинка волнуется, — Хайруллин устало потёр ладонью шею.
— Позвони ей, — пожал плечами Костенко.
— Нет, не сегодня.
— Как знаешь.
— Будь у меня в офисе завтра в три.
— Хорошо.
========== Глава 4 ==========
— Мих, давай рыхлее! Подъезжаем уже! — Олег поторопил замешкавшегося в дверях купе друга.
— Я говорил, что надо было на тачке ехать, — проворчал Громов, закидывая на плечо рюкзак. — Славка мог нас забрать. Нет, блин, твоему братцу поезд подавай! Чем бы дитя…
— Шевелись, а то мы это дитятко потеряем.
— Да куда он денется?
— Я лучше подстрахуюсь, так что не тормози.
— Иду я, иду. Куда ты так спешишь?
— Потом не протолкнёшься, — Смирнов двинулся к тамбуру, пока ещё не переполненному спешащими поскорее покинуть поезд пассажирами. Увидев младшего брата, нашёптывающего что-то на ухо молоденькой проводнице, парень нахмурился: он всё ещё считал Егора ребёнком.
— Больше никогда не сяду в эту груду железа. Сдохнуть можно от жары, — сопел сзади Миша. — Уверен, что в аду прохладнее.
— Сдохнешь и узнаешь.
— Хочешь сказать, что ворота в Эдем для меня закрыты?
— Тебя к ним даже близко не подпустят. Горя! — Олег позвал брата, глядя поверх макушки дородной тётки, загораживающей проход. — Не вздумай смыться!
Ответом ему послужил оттопыренный средний палец.
Возмущение застряло в глотке, так как под напором человеческой массы Громов буквально вжался в Смирнова сзади, тем самым толкая его на необъятную тётку, не желающую сдавать завоёванные позиции. «Задние» просто вынесли «передних» на перрон, стоило только проводнице открыть путь на свободу.
— Москва, я люблю тебя! — Миша рухнул на колени.
— Идиот, — вздохнул Олег, оглядываясь по сторонам в поисках брата. — Где эта падла?
— Да вон он, — махнул рукой его друг, поднимаясь с раскалённого асфальта.
Егор действительно был совсем рядом. Рядом с проводницей.
Смирнов покачал головой и уже хотел окликнуть брата, но его взгляд застыл на тоненькой фигурке, проталкивающейся через толпу пассажиров и встречающих. Он сделал шаг навстречу и замер. Мир резко сузился до одного человека, а все звуки — до стука собственного сердца. Она увидела Олега и пошла ещё быстрее, не замечая сопротивления людской массы, пока, наконец, не остановилась в метре от него, переводя дыхание и жадно рассматривая родное лицо. Полшага навстречу друг другу.
— Почему не дождалась дома?
— Не выдержала, — тонкие губы растянулись в улыбке, обнажая выпирающие клыки.
Их отношения с самого начала были похожи на американские горки с мёртвыми петлями. Спокойствие для слабаков. Рано или поздно наступает момент, когда что-то должно измениться или вовсе закончиться. Возможно, они оба не были готовы к переменам в себе…
Не страшно, когда твоя женщина кричит, бьёт посуду и уходит, громко хлопнув дверью, — это истерика. Страшно, когда она уходит молча, с грустью взглянув на тебя напоследок, — это конец.
Как они дошли до этого? Слишком упрямые, чтобы уступить, слишком гордые, чтобы сделать первый шаг. Они вместе поставили точку, посчитав свою историю дописанной до логического завершения.
Они всячески избегали встреч, хотя в их ситуации это было практически невозможно. Они справились. Справились с тем, чтобы не видеть, но не с тем, чтобы не чувствовать. Где-то глубоко внутри всё ещё краснели угли, из которых в любой момент можно было разжечь пламя.
Олег учился во МГАФКе, вокруг него крутилось много красивых девушек, и он отрывался по полной, не отказывая себе ни в чём. Хотелось только заполнить образовавшуюся пустоту и не вспоминать. Воспоминания — это больно.
Женя ушла с головой в работу, а потом довела себя до края и едва не сорвалась с него.
Каждый спасается от одиночества по-своему.
— И кто у нас тут такой красивый? — нагло оттолкнув брата, Егор стиснул Копейкину в объятиях. — Ради тебя я только что отказался от приятного общения.
— Чёрт возьми, чем тебя кормят? — девушка приподнялась на носочки и чмокнула его в щёку. — Растёшь не по дням, а по часам.
— Хочу соответствовать твоим идеалам, любовь моя.
— Отвали уже, — Олег еле отцепил младшенького от Жени.
— Привет, — Михаил, неуверенно покосившись на друга, всё же осмелился обнять девушку.
— Привет, Гром. Как ты?
— Отлично. Но поболтаем мы как-нибудь в другой раз, потому что Славка меня, наверное, заждался.
— Не знала бы вас так хорошо, решила бы, что вы любовники.
— Представляешь, сколько женских сердец будет разбито? Разве мы можем допустить такую трагедию?
— Тебя подвезти?
— Спасибо, конечно, Жень, но не нужно. Славка меня подхватит.
— Он тебя и так подхватил, как трипак, — пробормотал Олег.
— Ага. Всем пока, — Громов ни капли не обиделся. Он помахал рукой и рванул к выходу с перрона.
— Чумной, — засмеялась Копейкина.
— Мы идём или стоим? — Егор почему-то хмурился. — Где твоя машина?
— Рядом. Пошли.
Для Смирнова-младшего Женя была святой. Он боготворил её. Когда-то давно — кажется, в прошлой жизни — она протянула маленькому напуганному мальчику руку, за которую тот крепко вцепился, чтобы стать тем, кем он стал. Даже если бы она вдруг решила уничтожить весь мир, он остался бы с ней и помог сделать это.
— Как дела у Лёнечки? — Олег, устроившись на переднем сиденье рядом с девушкой, старался не обращать внимания на руку брата, обхватившую Копейкину поперёк живота. Тому явно было плевать на неудобства: устроив подбородок на водительском кресле, он извернулся так, чтобы иметь возможность прикоснуться к Жене. Длинные ноги девать по сути было некуда, но он готов был терпеть, лишь бы касаться её.
— Как всегда. Весь в делах, с Диней шушукается о чём-то. Подозрительные они оба.
— А что Тараска?
— Притворяется счастливым. Кстати, я съезжаю от него. Квартира готова. Наша квартира, — Копейкина осторожно покосилась на Олега. Они и раньше говорили на эту тему, и она боялась, что он откажется из гордости.
— Наконец-то! Только пообещай, что у Лёнечки не будет дубликата ключей от нашего дома, ладно?
Копейкина облегчённо вздохнула, но тут же почувствовала, как сильно сжала её рука Егора. Она посмотрела в зеркало и поймала на себе взгляд тёмно-зелёных глаз, полный тоски и боли. Горик… Глупенький…
***
— Тётя Таня, ну чего вы? — Егор обнимал всхлипывающую женщину. — Виделись же недавно.
— Я всё ещё не верю, что ты вернулся. Совсем взрослый стал, — Татьяна, подняв голову, с восхищением смотрела на парня.
— Красавец! Весь в отца, — Роман широко улыбался, стоя рядом с ними.
— Скромность наше всё, да, Ром? — хохотнула развалившаяся на диване в гостиной Женя.
Пока семья радовалась воссоединению, Олег, матерясь под нос, таскал из машины вещи брата в его старую комнату.
— Где мои сестрёнки? — Егор поцеловал Татьяну в макушку и отстранился.
— Эм… — женщина замялась. — Кира спит, а Леся…
— Я понял, — парень усмехнулся. — Что ж, я сам поднимусь к ней, — он вихрем взлетел по лестнице на второй этаж и, пройдя по коридору до комнаты Алеси, остановился. Интересно, она сразу врежет ему или сначала выслушает? Сглотнув, он постучал по дверному косяку. Тишина. Расценив молчание как приглашение войти, парень распахнул дверь и тут же закрыл её за своей спиной.
— Ну привет, сестрёнка, — он ухмыльнулся, глядя на вытянувшееся от удивления лицо Антоновой. — Совсем не скучала?
Девушка медленно встала с кровати, на которой до этого лежала, бесцельно пялясь в потолок. Её глаза пытались найти в стоящем перед ней высоком красивом парне того маленького мальчика, которого она помнила и которого ненавидела.
— Даже не поздороваешься?
— Как ты посмел, — она шептала, не отрывая от него взгляда, — явиться сюда? Кто дал тебе право врываться в нашу жизнь? Кто ты такой?
— Твой брат, как бы ты ни пыталась забыть этот факт, — отчеканил Егор и подошёл вплотную к Алесе. — А ты похорошела, сестрёнка. И как мне справляться с твоими ухажёрами?
— Ты мне никто. Запомни это. Я никогда не прощу тебя.
— Мне до лампочки твоё прощение, если честно, — Смирнов обошёл девушку и нагло плюхнулся на её кровать. — Я пытался быть милым. Видит Бог, я пытался. Не хочешь по-хорошему? Как пожелаешь, но семью в это дерьмо не вмешивай, поняла? Они ни в чём не виноваты. Не послушаешься, пожалеешь, — его глаза зло сверкнули. — Я не шучу, сестрёнка. Будь послушной девочкой.
Антонова застыла, не веря, что перед ней тот, кто когда-то нуждался в её защите. Сейчас она видела перед собой человека, способного на страшные вещи. Его глаза не врали.
— Угрожаешь? — справившись со страхом, спросила девушка.
— Предупреждаю. Готовься к тому, что многое в твоей жизни изменится. А теперь иди и поздоровайся с Олегом. И не вздумай закатить истерику.
— Выйди из моей комнаты.
— С удовольствием. Поверь, мне самому не хочется здесь задерживаться. К тому же я безумно хочу увидеть Кирюшку, — Егор встал и подошёл к двери, но Алеся остановила его, схватив за руку. — Что? — он обернулся.
— Ты изменился.
— Жизнь заставила, — бросив это, парень вышел.
Антонова сжала кулаки. Как он стал таким? Нового Егора она возненавидела больше того, кто предал её, потому что этот новый Егор был сильнее неё. Злость, раздражение, ненависть и боль — чувства смешались в адский коктейль.
Натянув на лицо улыбку, Алеся спустилась вниз и едва сдержалась, чтобы не взвыть, увидев в гостиной Копейкину. Только её не хватало…
— Привет, — Олег подошёл к девушке и потрепал по волосам. — Всё хорошо?
— Конечно, — она обняла его. — Наконец-то приехал. Я думала, что ты застрянешь в своём Питере.
— Я всегда возвращаюсь, ты же знаешь.
— Да…
***
Слава заливисто смеялся, глядя на своего подвыпившего друга, вытянувшегося на коленях трёх девушек.
— Присоединяйся к нашему бутербродику, — в который раз позвал его Миша. — Девочки, вы же хотите, чтобы Славик к нам присоединился?
Пьяные девицы глупо кивали головами, продолжая щупать Громова. Бессонов же сидел в одиночестве на противоположном кожаном диванчике, опершись локтями на разделяющий их стол. Они не виделись месяц. Есть дружба, которой не помеха разница в возрасте, социальном положении и прочем. Это просто дружба. Славе было уже тридцать, а Мишке только двадцать один. У Славы была сеть магазинов элитного алкоголя, деньги и два высших образования, а у Мишки ещё не законченное высшее на заочке иняза, съёмки в паре клипов и подработки на переводах. Их называли удачливыми сукиными сыновьями, на что оба не обижались. Возможно, так оно и есть.
— Мне снова придётся тащить твою тушку домой? — спросил Бессонов.
— А разве мы торопимся? Мне здесь нравится. А вам, девочки?