– А тогда чего сидели?
– Так, гулять ходили – на Ямницкий к одному пацану зашли… Потом сели посидеть, покурить… Тут – двадцать девятый, и в нем эти… Мы их наглядно знали – недавно махались возле ДК…
* * *
Юра и Сергей вышли на крыльцо опорного, вынули сигареты: Юра – «Космос», Сергей – «Астру». Юра зажигалкой прикурил обоим.
– Ну, что думаешь? – спросил Сергей.
– Пацаны тут ни при чем.
– Я знаю.
– А чего тогда ты их?
– Пусть знают свое место. Они еще щенки, ты понял? И нечего передо мной выпендриваться… У меня у самого братан такой же. Восемнадцать стукнуло, хабзу кончает. Осенью у армию пойдет, а после армии – я говорю ему – в военное пусть поступает. У Вильнюсе есть специальное училище – на надзирателей, короче… Это ж, ты прикинь – вообще нормально. Зарплата ничего, и зэки все тебе, там, сделают за водку или сигареты… Ладно, поехали опять на место. Пока светло… Посмотрим, что там рядом…
Парни подошли к красному мотоциклу «Урал» без коляски, стоящему рядом с ментовским «козлом». Юра выбросил сигарету, взял шлем, завел мотоцикл. Сергей сел сзади.
* * *
Сергей и Юра ехали по лесополосе. Слева жители окрестных домов устроили свалку: там валялась картофельная кожура, бело-красно-синие пакеты из-под молока, зеленая обшарпанная рама трехколесного велосипеда, деревянный игрушечный грузовик без колес с цифрами «69» на кузове. Справа тянулся забор ремзавода, сверху из цемента торчали осколки стекла. Где-то гавкнула собака. По рельсам катился пассажирский поезд. Мелькали зеленые вагоны с белыми табличками «Ленинград – Одесса».
Юра остановил мотоцикл у калитки крайнего дома. Он и Сергей слезли с мотоцикла, Юра приоткрыл калитку.
– Есть кто-нибудь?
Дом был покрашен в красно-коричневый цвет. У крыльца валялся топор. Возле собачьей будки стоял чугунок с объедками. Гремя металлической цепью, из будки выскочил пес, загавкал. Цепь была короткой, до калитки не доставала. Пес, пытаясь дотянуться до Сергея с Юрой, встал на задние лапы, продолжал злобно рычать и гавкать.
– Ладно, пошли отсюда, – сказал Сергей. – Пусть их всех участковый опросит.
* * *
Ржавые металлические гаражи почти примыкали к стене завода. Юра и Сергей прошли в щель между двумя. За гаражами валялся старый матрац с вылезшими пружинами, на нем сидели три пацана лет по семнадцать – восемнадцать, пили «Жигулевское» из бутылок с желтыми этикетками. У соседнего гаража болтался на куске проволоки, привязанной к двум деревьям, повешенный кот.
Пацаны, продолжая пить пиво, молча глядели на следователей.
– Ваша работа? – Сергей кивнул на кота.
– А какое пизде дело? – сказал один, рыжий, веснушчатый, со шрамом на лбу. Остальные захохотали.
Сергей резко схватил его за руку. Бутылка упала на землю, пиво разлилось по сухой траве, вспенилось. Заломив пацану руку, Сергей швырнул его на землю, коленом надавил на спину.
Другой пацан разбил бутылку о гараж, прыгнул на Юру с «розочкой». Юра уклонился, поймал его за запястье. Пацан разжал пальцы. «Розочка» упала в траву. Юра сбил парня с ног. Третий пацан молча смотрел, продолжая потягивать пиво. Сергей несколько раз ударил «своего» пацана кулаками, поднял глаза на третьего:
– Ты тоже хочешь?
– Не, спасибо…
* * *
Пацан, которого отдубасил Сергей, сидел на корточках, прижавшись к забору.
– Думаешь, я не найду, как до тебя доколупаться? – спросил Сергей. – Думаешь, я не найду?
Пацан пожал плечами.
– В каком, ты сказал, училе, в тридцать восьмом? «Мастаков» бил? Смотри на меня и отвечай. «Мастаков» бил? Нет?
Пацан молчал.
– Еще раз спрашиваю: бил?
– Ну, может, один раз…
– А ты понимаешь, что это значит? Я сейчас могу пойти к нему, он заяву пишет, и все – ты садишься. На год или два. Секешь?
Пацан растянул разбитые губы в улыбке.
– А на понт меня брать не надо. Я знаю эту бодягу. Побои он не снимал, так что ни хера не докажешь. И мастаков бьют все, никто никаких тебе заяв писать не будет. Им жизнь дорога…
Пацан опять улыбнулся. Сергей ударил его кулаком в живот. Пацан сполз по забору еще ниже, сел на кучу засохшего говна.
Рядом Юра разговаривал с остальными.
– …Я не говорю, что это вы. Я вообще вас про другое спрашиваю. Вдруг вы слышали, что кто-то хвастался на районе – мы, типа, бабу… Вечером, шла одна с Ямницкого…
– Нет, не говорил никто такого… Я не слышал.
– Ну что? – Сергей повернулся к Юре.
– Ничего.
– Ладно, пошли отсюда. Бесполезно с ними говорить…
Сергей и Юра вышли из-за гаражей. Вокруг «Урала» сгрудились пацаны по восемь – десять лет. Один пытался открутить зеркало. Увидев Сергея и Юру, пацаны разбежались.
* * *
«Урал» ехал по неасфальтированной улице в частном секторе. Впереди из калитки вышла старуха с растрепанными седыми патлами, в грязном фланелевом халате, выплеснула помои из таза на середину улицы.
– Старая манда, – прокомментировал Сергей.
– Какой номер дома, не помнишь? – спросил Юра.
– Девятнадцатый.
Юра остановил мотоцикл. У соседнего дома на лавке сидел дед в кепке, армейских галифе и сапогах, с беломориной в зубах.
Юра и Сергей сняли шлемы. Дед покосился на длинноватые волосы Юры, пробурчал под нос:
– Сход усех папоу, етить твою господа бога мать…
Юра и Сергей зашли в калитку.
* * *
– Ой ты господи божа мой, ой голубка ты моя! – причитала мать убитой девушки, сидя на диване.
На столе стояла бутылка мутной самогонки, тарелка с нарезанным водянистым соленым огурцом и еще одна с кусками сала.
– Выпьете? – спросил отец. Он был в голубой облезлой майке с пятнами, из разреза торчали седые волосы.
Юра и Сергей, сидящие на стульях у двери, покачали головами.
– Расскажите, что вы знали про Свету, – сказал Сергей. – Про подруг, про парней – если с кем-то ходила…
– Вы знаете что? Я на лентоткацкой работаю. У меня работа такая тяжелая, что я даже в туалет отойти не могу, вы знаете что? Ой ты господи божа, ой ты голубка моя… – Она опять стала плакать.
Сергей повернулся к отцу.
– А вы знали ее подруг? С кем дружила, с кем училась вместе – в школе там, в одном классе?
Отец тупо глянул на Сергея стеклянными глазами, взял рюмку, налил самогонки.
– Ну, за упокой твою душу…
Он поднял рюмку, она выскользнула из пальцев, упала на стол. Водка разлилась по клеенке, прорезанной в нескольких местах.
– Блядь… – Отец снова потянулся к бутылке.
– С Танькой она дружила, – сказала мать. – С двадцать второго дома, через дорогу… С первого класса в одном классе…
– А на Ямницком был кто-то у нее? – спросил Сергей. – Она ж с Ямницкого шла…
– На Ямницком – Ленка Карпович… Но они не особо дружили, только класса с девятого или с десятого… Ой ты голубка моя, ой ласточка моя, ой ты божа, забрал у меня дочечку мою родную…
Мать продолжала плакать. Отец выпил рюмку, взял с тарелки кусок огурца, начал жевать. Рассол стекал по подбородку.
* * *
Таня из двадцать второго дома – веснушчатая, с длинной русой косой – была одета в синие спортивные штаны с белой полосой и красный свитер. Большую часть комнаты занимала печь, под побелкой видны были трещины и заплатки.
– …Мы уже сейчас особо не дружили. У нее ну вроде интересы свои, у меня – свои… Я в институт готовлюсь, хочу в наш пед, на филфак, а она… Ну, в общем, после восьмого она не училась особо. До восьмого была хорошистка, а потом – одни тройки, редко – четверка…
– А что тогда ей было интересно, если не учеба? – спросил Сергей. – Пацаны?
Таня пожала плечами.
– Ты понимаешь, что случилось? – Сергей взял Таню за руку, глянул ей в глаза. – Ты понимаешь, что ее убили? Изнасиловали и убили. И если ты сейчас нам сможешь что-то рассказать – с кем она встречалась, с какими пацанами, с кем ходила, с кем спала… Ты ж не малая, в десятом классе, все должна понимать… Мы тут не в игрушки играем. Если б не это, если б не убийство, нас все это бы не волновало, поняла? Нам до жопы, с кем кто ходит, кто кого… Ты, в общем, поняла. И тебе не десять лет, не надо притворяться, что не понимаешь…
По Таниной веснушчатой щеке стекла слеза. Она вытерла ее рукавом.
– Ну, я сказала, мы не были уже такие близкие подруги… Можно сказать, вообще не подруги, я ж говорю… Так, соседи, иногда ходили вместе в школу и из школы…
– Но она хоть что-нибудь тебе рассказывала? – спросил Юра. – Сколько вам идти до школы? Минут двадцать?
– Да, пятнадцать – двадцать…
– И вы что, всегда молчали? Или говорили только про учебу? Ты ж сказала, что учеба ей была до лампочки…
– Про учебу в основном… Ну, про одежду – что себе купили или сшили… Ну, рассказывала что-то иногда…
– Отвечай конкретно на вопрос, – перебил Сергей. – С кем она ходила, с какими пацанами?
– Точно она не говорила. Знаю, с Ямницкого был пацан. И с Рабочего – один или два. Но они старше, чем мы, года на три-четыре… Я не помню точно, как зовут…
– А наглядно знаешь?
– Может, одного… Я ее с ним видела… Давно еще, зимой.
– Ты попробуй вспомнить лучше, ладно? Может, надо нам с тобой поездить по району, чтобы ты его нам показала…
* * *
– Ну, дурила мандаватая… – Сергей покачал головой, надул губы. – Ничога не знаю, ничога не знаю…
– Не расстраивайся. Завтра, может, в школе что-нибудь узнаем…
– Завтра будет завтрашнее. А сегодня надо еще к судмедэксперту успеть…
Юра ударил ногой по педали стартера. Сергей сел сзади. Мотоцикл отъехал. Из-за заборов на него глазели пацаны, расхристанные тетки в халатах, дед в телогрейке и шапке-ушанке.
* * *
В кабинете судмедэксперта – без окон, два на два метра – уместились только стол, стул и застекленный шкаф. На столе валялись бумажки, стояли подставки с пробирками. Юра с Сергеем втиснулись между столом и шкафом. На полках тоже были бумажки, пробирки, книги с закладками и сувенир – крейсер «Аврора» на деревянной подставке.
Судмедэксперт – маленький, в съехавших на нос, забрызганных чем-то белым очках, с зачесанными на лысину волосами – монотонно читал по бумажке:
– …Смерть наступила в результате удушения, предположительно – при помощи косынки. На теле обнаружены следы побоев… – Он остановился, взял из пачки «Гродно» сигарету, хлопнул ладонью по бумагам, нащупывая зажигалку. – Курить будете?
– У нас свои, – ответил Юра.
Судмедэксперт кивнул, взял зажигалку, прикурил. Его пальцы слегка дрожали.
– …Гематомы в области головы и лица, – продолжал он читать. – Во влагалище обнаружена сперма…
* * *
В окне кухни светились окна соседних девятиэтажек. Юра и его отец – среднего роста, лысоватый, в синем спортивном костюме – сидели за столом. Мать – невысокая, с короткой стрижкой, в темно-красном атласном халате – стояла у плиты, накладывая на тарелки котлеты.
– …Грустно как-то все это, – сказал Юра. – И убого. Люди живут, как пятьдесят лет назад…
– Ничего удивительного. – Отец рисовал вилкой линии на столе. – Ситуация сложилась такая, что в одной стране – множество разных укладов жизни. Кто-то живет в девятнадцатом веке, кто-то – в пятидесятых годах, кто-то – в семидесятых…
– А в восьмидесятых живет только Запад. – Юра хмыкнул. – И нам до них еще долго…
– Да, увы… Как говорили в пятидесятые годы «Догоним и перегоним Америку», так и сейчас…
Мать поставила тарелки на стол.
– Хватит философствовать. Налетайте!
* * *
Мать налила заварку в три чашки, взяла с плиты белый чайник с красным цветком на боку, добавила в чашки кипятку.
– Нет, я не говорю, что руки опускаются, ничего подобного… – Юра взял чашку, сделал глоток. – Один ведь только день. Но если объективно посмотреть, большая вероятность, что раскрыть не сможем… И будет еще один «висяк»…
– Да, обидно было бы… – Отец глянул на Юру. – Первое серьезное дело – и сразу, как ты говоришь, «висяк»…
– А что напарник твой, вернее, командир? – Мать села к столу, сделала глоток из своей чашки, положила в блюдце вишневого варенья из банки. – Или как там у вас называется?
– Скажешь тоже – командир… Это ж не армия. Сергеич поставил его старшим по этому делу, я у него в подчинении… Понятно почему – я еще таких дел не расследовал… – Юра отпил чаю, взял ложку, зачерпнул варенья. Красная капля упала на белый пластик стола.
– Ну что ты делаешь? – спросила мать. – Поставила же блюдца… Нет, надо обязательно… Как ребенок, ей-богу…
– …Я с ним не работал, но говорят, что следователь он хороший. Помните, я рассказывал про дело Остаповича? Так это он его размотал… Ладно, все, спасибо…
Юра отодвинул табуретку, встал из-за стола, вышел из кухни, открыл дверь в свою комнату. Над диваном и письменным столом висели коллажи из газетных и журнальных фотографий: Федерико Феллини, «Машина времени», футболисты в майках с буквами «СССР», плакаты групп «Deep Purple» и «Led Zeppelin» из иностранных журналов. На стене напротив висели полки с пластинками и бобинами в коробках. Каждая бобина была аккуратно подписана фломастером: Pink Floyd (1977) «Animals», Deep Purple (1970) «Deep Purple In Rock». На тумбочке стояли магнитофон «Олимп-003» и «вертушка» «Арктур-006».
Юра подошел к полке, взял коробку с катушкой Pink Floyd (1979) «The Wall», вынул бобину, заправил ленту, включил. Еле слышно вступили клавиши, потом резко – ударные, зазвучала основная тема «In the Flesh».
Юра подошел к окну. Светились окна однотипных девятиэтажек. По далекому проспекту двигались машины с зажженными фарами. Юра взял с полки книгу в красной обложке с позолоченным листиком в правом нижнем углу – Мигель Анхель Астуриас.
1 апреля, вторник
К серому трехэтажному зданию школы с нескольких сторон шли ученики – от перехода, от соседних домов, из-за угла. Юра подъехал на «Урале», остановился у ворот. Несколько пацанов и девчонок повернули головы, показали на него пальцами, что-то сказали друг другу. Слов не было слышно в общем галдеже. Юра пошел к входу в школу. Впереди него шли две старшеклассницы в красных куртках.
– …Еле проснулась, – говорила одна. – Переход этот на летнее время…
– Да, просто издевательство какое-то… Сразу после каникул – и на час раньше вставать. На каникулах я раньше десяти никогда не просыпалась, а тут…
Девочки и Юра прошли в дверь. На полу красными плитками был выложен год постройки школы: 1961.
На первом этаже было не протолкнуться. У самой двери два пацана лет по десять – двенадцать переобувались в тапки. Один говорил:
– А русского сегодня не будет. Наталья заболела…
– Точно?
– Точно, триппером… Ха-ха, первое апреля!
Пацан ударил другого пакетом с ботинками, тот отмахнулся руками.
Юра продрался через толпу к двери на лестницу. На него поглядывали, перешептывались. Сзади кто-то разговаривал:
– …Ужас, просто ужас, вы не представляете… Я всю ночь не могла уснуть, когда узнала… Светка Смирнова…
Юра обернулся, прислушался. Сзади два пацана схватили друг друга за синие пиджаки.
– Э, ты что? – крикнул один. – Я тебя счас укопаю…
Дверь на лестницу была закрыта. За ней стояла дежурная учительница с красной повязкой на рукаве: старая, маленького роста, седые волосы заколоты в клубок. Она приоткрыла дверь, просунула голову, крикнула:
– Ну-ка приготовились! Сейчас будем запускать по одному!
В школу зашел Сергей, помахал Юре рукой. Юра кивнул.
* * *
За столом в учительской напротив Сергея и Юры сидела Анна Леонидовна, математичка, классная руководительница десятого «Б».
– …У меня просто нет слов. Такая новость… Кто бы мог подумать… – Она начала копаться в черной сумке с потрескавшимися ручками, нашла платок, высморкалась, вытерла платком глаза. – До девятого класса Света была хорошая ученица… Способности, честно скажу вам, не очень… Но она старалась – и ее тянули… А что случилось в девятом – ну, я просто не знаю. Съехала на одни трояки, интереса к учебе не было никакого…